Почему русские проиграли Крымскую войну

165 лет назад, 10 сентября 1855 года, англо-французские войска вошли в Севастополь. Эпопея отчаянной обороны города завершилась. Шла к концу и Крымская война – один из немногих конфликтов, проигранных Россией не просто так, а с оглушительным треском. Почему так получилось?

Головокружение от успехов

XIX век для Российской империи начался не так уж и плохо. Тяжелая и опасная Отечественная война в итоге обернулась не болезненным и унизительным поражением от Наполеона, а походом в Европу и становлением в качестве «жандарма Европы». Россия вела довольно успешные войны, громя то Персию, то Турцию, то спасая австрийского императора от революционных поветрий в Венгрии.

Россия была доминирующей сухопутной силой в Европе. Будущее казалось предопределенным – империя будет расширяться и расширяться. Была намечена большая цель – постепенно «разделать» дряхлеющую на глазах Османскую империю и завладеть Константинополем. Освободить оскверненный мусульманской державой Царьград – не только культурное событие величайшего значения, но и ключ к заветным стратегическим проливам, ведущим из Черного в Средиземное море.

Ощущение военного превосходства расслабляло и притупляло чутье. Поэтому, когда Николай I в начале 1850-х в очередной раз подступился к слабеющей Турции, через некоторое время он с изумлением обнаружил, что имеет дело не только с османами, но и с целой коалицией европейских держав. Главными заводилами были Англия и Франция – старые враги нашли в себе силы объединиться перед лицом набравшей опасную силу России. Другие или присоединялись к союзникам, или держали нейтралитет – причем зачастую ничуть не дружественный. Началась большая война.

Печальная реальность

В этой войне Россия оказалась в изоляции – но делать было нечего. Пришлось стиснуть зубы и сражаться. Далеко не везде дела шли плохо – например, удалось отбить англо-французскую атаку на Камчатку. Командующий неприятеля, контр-адмирал Дэвид Прайс, вышел из строя в самом начале сражения весьма экзотическим способом – случайно застрелился из собственного пистолета, а принявший командование штурмом один из капитанов с задачей не справился. Хорошо шли дела и на Кавказе – там сражаться предстояло со слабыми турками, а не с европейцами, и русские успешно брали одно укрепление за другим.

Но основные действия развернулись в Крыму – главные силы союзников направились именно туда. Расчет был прост – выбрать по-настоящему ценный для русских пункт, до которого удобно добраться, используя тотальное превосходство на море, и ударить там. Это будет достаточно болезненным, чтобы принудить Николая I к вынужденному миру. Правда, никто не рассчитывал застрять в Крыму на годы – предполагалось, что экспедиция будет относительно недолгой. Но развернувшиеся под Севастополем события стали болезненной неожиданностью для всех участников.

В некоторой степени шокированные необходимостью воевать с целой коалицией, русские с печалью осознали, что они, кажется, зря почивали на лаврах все это время. За неполные полсотни лет - с блистательных побед Наполеоновской эпохи – военная техника здорово шагнула вперед. Усилилась артиллерия, появилось массовое нарезное вооружение, флоты мира стали обзаводиться паровыми двигателями. Нельзя, конечно, считать, что в российских вооруженных силах все это игнорировалось, и армия с флотом подошли к началу Крымской войны полностью архаичными. Были и пароходофрегаты, и «нарезняк», и прочие новинки. Проблема была в другом – у противника их было больше. Да, не везде сразу, да, не на сто процентов. Но – больше.

Громить неприятельские армии по частям в поле на решающем театре войны при таком техническом превосходстве было практически невозможно. Оставалось только пользоваться силой укреплений – то есть, изо всех сил держать обстреливаемый и штурмуемый Севастополь. Развернувшаяся позиционная война шла на новом техническом уровне и напоминала генеральную репетицию Первой мировой. Винтовочные пули и артиллерийские бомбы с гранатами создавали непрерывный звуковой фон – он стал настолько привычным, что, когда на какое-то время стрельба прекращалась, людям даже становилось не по себе.

Но больше всего на нервы давил не «передок», а лазареты и перевязочные пункты. Пожалуй, именно к середине XIX века военно-полевая медицина поставляла наиболее пугающие картины. Индустриальная война беспрерывным потоком поставляла огромное количество раненых. Доктора были умелы достаточно, чтобы пациенты не помирали сразу. Поэтому они заполняли собой все койки. Но при этом недостаточно, чтобы они массово выздоравливали.

Первые обезболивающие еще только начали входить в моду. Даже когда их хватало, суеверные солдаты (и особенно матросы) отказывались от хлороформа. А многие командиры продолжали относиться к военным врачам подозрительно, считая, что они «не лечат, а калечат», или, наоборот, что «нечего подсаживать армию на лекарства, это ее только размягчает». Глобально ситуацию не спасали даже волонтерские усилия светил хирургии вроде доктора Пирогова.

На той стороне, как правило, были те же проблемы, но ресурсов там было куда больше. Позиционную войну выигрывает тот, у кого больше ресурсов – и поэтому Севастополь в итоге все-таки был захвачен. Полгода спустя обидным и болезненным поражением завершилась и война в целом.

Надо что-то делать

Умелая игра дипломатов позволила минимизировать последствия проигранной войны – несмотря на обидные условия вроде демилитаризации Черного моря, Россия даже сохранила занятый противником Севастополь. Но ожидания и реальность разошлись настолько далеко, что всем стало ясно – в империи накопилось столько проблем, что увернуться от решения на этот раз точно не выйдет.

Понимание этих проблем привело, например, к продаже Аляски – Крымская война и попытка захвата Камчатки наглядно показали, что удерживать заморские владения будет гораздо сложнее, чем кажется – проще продать. Причем американцы в этой самой Аляске особой пользы тогда еще не видели, и для успешной продажи пришлось раздать немало взяток. Какие именно были проблемы? Ну, конечно, то самое техническое отставание, повлекшее за собой реформы армии и флота. Еще опрометчивость решений – будь Николай I осмотрительнее, он бы не влез в войну против всех. В будущем руководство страны стало вести себя куда осторожнее.

Но главным было даже не это. Союзники победили из-за технического превосходства, но не только. Силу русских укреплений они нивелировали отлично поставленной логистикой – у противника имелось достаточно снарядов, чтобы подавить русскую артиллерию, достаточно провизии, чтобы войска были сыты, достаточно свежих резервов, чтобы выслать подкрепление, и так далее. Таков был лик индустриальных войн – храбрость и желание воевать все еще были необходимым условием для победы, но итог сражений решало грамотно поставленное снабжение. А именно с этим в Российской империи и были проблемы.

Аграрная страна отчаянно нуждалась в индустриализации. Нужны были новые заводы, фабрики, железные дороги, чтобы быстро доставлять в любую точку страны подкрепления и боеприпасы, и опередить неприятеля в наращивании сил. Все это мог дать только капитализм, основанный на свободном труде – производство, основанное на сложных процессах и технических устройствах, в массе было нельзя доверить крепостным. Требовалось освободить крестьян, причем массово и с землей – чтобы быстрее нарождался стабилизирующий социальные процессы средний класс, чтобы быстрее шли капиталистические процессы, чтобы капитал был национальный, а не иностранный.

Но освободить с землей – значило наступить на интересы помещиков, очень влиятельной страты в обществе. Сил и политической воли для этого не нашлось, и крестьянский вопрос был разрешен лишь отчасти – львиная доля элементов крепостной зависимости сохранилась на долгие десятилетия. Поздний старт не дал пройти запущенным процессам. К моменту, когда Столыпин просил у провидения десяток-другой «спокойных лет», у России уже не было этого времени – оно было безвозвратно упущено.

И в начале XX века империя вновь наступила на старые грабли – и тем самым определила свою судьбу.