В 1889 году в Москве было 111 публичных домов, в 1898‑м — 68. К 1904 году их количество увеличилось до 73, и обитало там более тысячи женщин. Как же жили эти девушки?

Будешь гувернанткой: как женщины попадали в публичные дома

Завлекали девушек в дома терпимости обманом: обычно им предлагали места экономок, буфетчиц, горничных или бонн. Владимир Окороков, написавший в конце XIX века несколько трудов о проституции, приводит в пример типичную историю 15-летней сироты из Вологды. Потеряв место, девочка по совету знакомой приехала в Москву, чтобы наняться няней. Придя по объявлению, она поняла, что попала в публичный дом, и впала в отчаяние: все деньги потрачены на дорогу, знакомых в столице нет. Видя ее растерянность, хозяйка заведения принялась за «обработку» — принесла и показала драгоценности и модные платья, обещая:

«Все это появится у тебя, если останешься тут на месяц. А не понравится, так я тебе сама билет в Вологду куплю».

Девушка поверила, и ее оформили няней — официально работать проститутками несовершеннолетним запрещалось, к тому же фейковая должность позволяла содержательнице борделя обойти правило об ограничении числа «работниц». Впрочем, откажись наивная сирота, вряд ли для нее что-то изменилось: удерживать силой в домах терпимости запрещено было только девственниц. Но и этот закон содержатели притонов легко обходили: как правило, у них имелись свои «прикормленные» акушерки, готовые заявить, что женщина уже потеряла невинность. В Москве существовала целая сеть поставщиков девушек в публичные дома: женщин называли няньками, мужчин — маккавеями. Действовали они не только через объявления: торговцы живым товаром дежурили на улицах возле магазинов, куда чаще всего посылали прислугу, и подходили к девушкам с предложением «хорошего места», безошибочно определяя тех, кто нуждался в деньгах. Имелись «специалисты», которые прочесывали фабричные поселки в поисках девочек, оставшихся без родителей: их соблазняли простой работой, подарками, дармовой едой и вином. Существовал и канал доставки девушек из Польши: их похищали силой. В московском доме терпимости за девушку платили от 20 до 300 рублей. Цена зависела от внешних данных, здоровья, ловкости и покладистости: меньше всего платили за тех, кого приходилось заставлять работать побоями. Это не было редкостью: строптивых запирали в комнате, связывали и избивали жгутами из полотенец, превращая тело в один сплошной синяк. Из борделя их практически не выпускали: только в случае самой крайней надобности и в сопровождении доверенного лица. Бывало и так, что девочек из бедных семей в публичные дома продавали родители, получая за это ежемесячные взятки — ведь взрослые родственники имели право забрать несовершеннолетнюю девушку из борделя в любой момент. С такими людьми организаторы домов терпимости дружили: разговаривали уважительно, поили водкой, отдавали изношенную одежду. В итоге матери и отцы уходили довольные, а дочерей уговаривали «работать», пока «хватает красоты и молодости».

Паркетные полы, дорогие наряды: быт самых роскошных публичных домов Москвы

В Москве в начале XX века самые дорогие публичные дома располагались в Соболевском переулке, соединяющем улицу Драчевку со Сретенкой. Залы и спальни в них обставляли дорогой мебелью, девушек одевали в роскошные туалеты. В некоторых заведениях придумывали оригинальные изыски: например, в одном стояла кровать, которая во время секса начинала играть музыку, в другом все стены одной из комнат отделали зеркалами. Цены в шикарных заведениях начинались от одного рубля за час и двух за ночь. Однако соваться туда без гораздо больших сумм не стоило: привечали лишь гостей, которые щедро угощали девушек — алкоголь и еда были еще одним источников дохода владельцев борделей. Сдачу было принято оставлять женщинам на сладости и косметику: эти деньги так и назывались — «помадные». Алкоголизм в домах терпимости был нормой жизни: девушкам вменялось в обязанность спаивать клиентов и как можно больше пить самим. Доходило до того, что бутылка вина стоила дороже, чем сам секс, за которым приходили мужчины. Кормили в дорогих борделях женщин сытно и разнообразно: хозяева понимали, что иначе они просто не выдержат нагрузок — за ночь в посещаемых заведениях одной «работнице» приходилось принимать до 20 мужчин. Для психологической разгрузки девушек вывозили на прогулки. Впрочем, бизнесу это тоже помогало: роскошно одетые девицы в дорогих экипажах были отличной рекламой заведения. Быт домов терпимости был однообразен. Просыпались женщины в 10 утра, принимали ванну, похмелялись, пили чай или кофе. Дальше их одолевала скука: публицист Иван Приклонский, написавший очерк об организации проституции, говорит, что большая часть дня девушек проходила в перебранках, сплетнях, пьянстве и гадании на картах. Читали женщины мало и в основном сентиментальные романы про графа Монте-Кристо и королеву Марго. После обеда начиналась подготовка к вечеру: приезжали парикмахеры, которые делали прически и накладывали белила и румяна. В Европе в зал девушки выходили в белье, однако в России это было не принято, и женщины появлялись в туалетах, роскошь которых соответствовала классу заведения. Редко кто назывался своим реальным именем, обычно женщины предпочитали псевдонимы: Роза, Фани, Клеменса. Рабочий день начинался вечером. Клиенты делились на три категории: одни просто заскакивали «посидеть», другие платили на час, третьи, которых называли ночевщиками, оставались на всю ночь. Иногда мужчины увозили девушек к себе, однако владельцы борделей эту практику не любили: даже если женщину возвращали здоровой и невредимой, за время «простоя» публичный дом нес убытки. Вкусы у клиентов были самые разные. Доктор Михаил Кузнецов рассказывал, например, что один дряхлый старец щедро платил за то, что девушки секли его розгами — брал всегда двоих и оставлял каждой по 25 рублей. Были и мужчины, охочие до зрелищ, и требовавшие, чтобы перед ними устраивали лесбийские игры. Несмотря на высокие цены, накопить деньги и уйти из борделя женщины не могли. Стоило хозяйке почуять, что одна из ее «сотрудниц» собирается стать содержанкой, уйти в другое заведение или просто «завязать», как бордель-маман сразу объявляла, что за девушкой числится огромный долг за питание, белье, платья, ванны, докторов и поездки в экипажах. Такие мифические долги держали женщин лучше самых крепких цепей и надежных замков.

50 копеек за ночь: публичные дома на Дербеневке

На Дербеневке располагались дома терпимости для простой публики: цены там редко превышали 50 копеек серебром за ночь.

Вот как описывает эти бордели Приклонский: «В этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такой степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стены штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними».

На Дербеневку женщины попадали из публичных домов более высокой категории, становясь для них недостаточно красивыми. Были и те, которые оказывались в дешевых борделях сразу: чаще всего такими женщинами оказывались крестьянки, солдатки, бывшие кухарки и прачки, потерявшие место и не сумевшие найти новое. Все дербеневские женщины пили водку: и двенадцатилетние девочки, и древние старухи. Это было единственное средство выдержать огромное число мужчин, которые приходили к ним за ночь. Точно также было принято просить деньги «на помаду», однако не гнушались девушки и воровством: клиента сначала опаивали, потом обчищали его карманы. Иногда для мужчин готовили специальную отраву: хозяйки борделей настаивали на крепком вине нюхательный или сигарный табак. Такая смесь гарантированно «выключала» человека, после чего его освобождали от денег и всех ценных вещей и бросали в каком-нибудь переулке. Случалось, что иногда по ошибке девицы тоже выпивали настой. По словам Окорокова, из трех таких ему известных случаев спасти удалось лишь одну девушку. Писатель Яков Коробов, которому приходилось работать строителем на улице с дешевыми борделями, описывал жизнь женщин: «Каждый день он видел их комнаты со строительных лесов. Начиналось утро с похмелья: девушка собирала вчерашние бутылки и выпивала все капли, которые там остались. Потом приводила себя в порядок, не стесняясь того, что ее видят. Если рабочие не выдерживали и начинали свистеть и кричать, показывала им язык или голый зад Потом она отправлялась на поиски клиентов и возвращалась с ними в комнату. Часто женщина приводила к себе нескольких мужчин: обычно такими групповыми походами грешили юноши, которые скидывались, чтобы оплатить секс. Они же были самыми жестокими: демонстрировали брезгливость, долго спорили, кто будет первым». Удивительно, но проституированных женщин из дешевых публичных домов тоже выводили гулять: по какой-то странной традиции променады совершались по кладбищу.

«Русская болезнь»: лечение сифилиса ртутью

Медицинский осмотр был обязательным для всех «падших» женщин вне зависимости от того, в каком публичном доме они работали. Вот как описывает его революционерка Екатерина Брешко-Брешковская, наблюдавшая за происходящим из окна камеры после ареста: «У здания выстраивались проститутки, явившиеся на медицинское обследование. Среди них попадались и очень элегантные женщины, и не столь нарядные, а замыкали процессию толпы женщин в лохмотьях и даже просто полуголых. В конце очереди стоял городовой с шашкой». До 1910 года, когда в Москве начали использовать препарат с мышьяком, сифилис лечили впрыскиванием растворов с ртутью. По ощущениям такое «лечение» ничем не отличалось от пыток. Палата превращалась в сумасшедший дом: повсюду звучали крики, ругань и истеричный смех, больные катались по полу и кроватям. Чтобы купировать (даже не вылечить!) болезнь на время, требовалось не менее 25 сансов. Впрочем, ни регистрация женщин, оказавшихся в борделях, ни обязательные медицинский контроль и лечение не помогали: до трети девушек, работающих в домах терпимости, страдали венерическими заболеваниями.

Есть ли выход? Как перевоспитывали «падших» женщин

В 1908 году с подачи нового градоначальника Москвы Александра Адрианова проституированных женщин начали перевоспитывать. Желтые билеты меняли на паспорта, если девушка могла доказать, что теперь она ведет честную жизнь: вышла замуж или устроилась на работу. Однако эффективность была невелика: в 1909 году удовлетворили 108 прошений, в то время как исследователи считают, что в проституцию на тот момент был втянуто около 20 тысяч женщин. Еще более скромные результаты демонстрировал приют Святой Марии Магдалины, появившийся в 1866 году, куда принимали несовершеннолетних девушек из борделей. За всю историю существования к «честному труду» вернулись лишь 200 воспитанниц заведения. Впрочем, дело было совсем не в тяге подростков к разврату: девочки сбегали, так как их плохо кормили и заставляли много работать. Изменилось положение проституированных женщин только после революции. Но как — это уже совершенно другая история.