«Нужно было идти до конца» 25 лет назад закончилась первая чеченская война. Почему ее завершение считают предательством?

Ровно 25 лет назад, 31 августа 1996 года, в дагестанском городе Хасавюрт были подписаны соглашения, которые положили конец первой чеченской войне. Генералы Александр Лебедь и Аслан Масхадов договорились прекратить военные действия и вывести федеральные войска, однако главный вопрос — рассмотрение статуса республики — документ откладывал до конца 2001 года.

Эти соглашения многие воевавшие в Чечне солдаты и офицеры считают предательством, ведь в то время еще шел бой за Грозный, который мог закончиться безоговорочной победой России. Однако этого не произошло, и настоящий мир Хасавюртовские соглашения в республику и в страну не принесли.

Спустя 25 лет «Лента.ру» поговорила с участниками тех событий — пресс-секретарем Лебедя, участником антидудаевской чеченской оппозиции, российскими офицерами и солдатами.

«Ельцин терял опору»

Александр Бархатов, пресс-секретарь Александра Лебедя в 1996-1997 годах, свидетель подписания Хасавюртовского мира:

Возражать тем, кто, в отличие от других «экспертов», воевал там, бессмысленно. Я бывал на Афганской войне в 1986-1988 годах, репортерствовал в дни других «необъявленных» войн и национальных конфликтов конца прошлого века в границах бывшего СССР. Да и не только там. Помню предвоенный Грозный, когда к власти пришел Дудаев. Центр города, где убежавшие, проломив стену тюрьмы, зэки кипятили чайник на Вечном огне. Потом та же толпа расправилась с человеком, у которого оказалось в кармане удостоверение КГБ… Помню автобусы с испуганными пацанами-срочниками из внутренних войск, которых с улюлюканьем провожали чеченцы до ингушской столицы и далее, когда Москва дала отбой на прежний план по аресту дудаевцев.

С тех пор исповедую простую истину: за исключением Великой Отечественной выводы о победе или проигрыше корректно делать сразу, на поле боя. Спустя годы оценки из прекрасного будущего не уживаются с памятью о погибших. А тогда, в августе 1996-го, Грозный был армией потерян.

Что касается легендарной фразы Лебедя при подписании памятного соглашения: «Хватит, навоевались», то предыстория ее совсем другая, и в СМИ тогда не тиражировалась. Отчасти и потому, что за прессу в Совете безопасности России отвечал я. Шучу.

Но если хотите свидетельства очевидца, не обремененного ныне подпиской о неразглашении, скажу просто.

Рискну напомнить: позже Лебедю как раз ставилась в вину подготовка некоей военной силы для государственного переворота (в октябре 1996 года глава МВД Анатолий Куликов обвинил Лебедя в подготовке военного переворота для захвата власти, что привело к отставке генерала с поста секретаря Совбеза. Позднее Москворецкий суд признал эти обвинения клеветническими — прим. «Ленты.ру»). Также трактовали статью обвинения впоследствии и следаки Генеральной прокуратуры на моих то ли допросах, то ли «собеседованиях».

По сути, Лебедю выпала доля, взяв на себя все риски, исполнить волю терявшего опору Ельцина, чтобы тот мог записать мир на свой счет. И Александр Иванович шел на это не из любви и преданности первому президенту России. Генерал помимо очередных лавров миротворца получал многообещающий выигрыш по времени. Не только для военных приготовлений. Вы бы видели, какие утечки о здоровье Бориса Николаевича к нам стекались… Лебедь уже и при людях не из самого близкого круга меня подкалывал, хлопая по плечу: «Поди представляешь себя в роли пресс-секретаря в кабинете с кремлевской форточкой?»

Так что потенциал соглашения в Хасавюрте для страны был точно судьбоносным, если в строки не вчитываться.

Что касается самих переговоров, то на встрече с Яндарбиевым в Кремле я не был. А верить телекартинке с паркетных съемок отвык. У меня был показательный эпизод, связанный с Ельциным в телевизоре. Еще при Горбачеве. Председатель Верховного Совета РСФСР тогда запаздывал на подписание Договора с БССР году в 1990-м, кажется. А я для программы «Время» должен был выдать репортаж из Белого дома. Эфир поджимает… Прошу ельцинского помощника показать подготовленный в папочке документ, чтобы оператор снял первую страницу заранее. И тот тихо, по дружбе, шепчет: дескать, Борис Николаевич вполне может внести изменение по ходу. Например, не «Договор об отношениях между…», а просто «Договор между Россией и Белоруссией».

И вот появляется Ельцин. Начало съемки, он обнажает перо и натыкается на заглавие. Медлит, а потом говорит: «Зачем договор "об отношениях"? Лучше и проще звучит — "между"». И со скрипом вычеркивает ненужное… В общем, политик в телевизоре и в кабинете — люди разные.

Мы же в Хасавюрте 30 августа 1996 года ждали Масхадова со товарищи не менее четырех часов. Александр Иванович с кем-то из местных в нарды вдоволь наигрался. По общему мнению, масхадовцы брали нас тогда на измор. Мол, москвичи подустанут в летней дагестанской духоте и будут сговорчивее. Честно говоря, расчет был не глупый.

Попотеть пришлось и после того, как сели за стол. Кстати, представителю ОБСЕ швейцарцу Гульдиманну места за ним не дали. Наблюдатель? Вот и наблюдай.

С чеченской стороны главным был, конечно, Масхадов. Но и соглядатай от Басаева-старшего тоже присутствовал. Мы ведь выставили железным условием отказ встречаться в официальной обстановке с Шамилем Басаевым, уже прослывшим на весь мир террористом. Тут и появился в делегации его брат Ширвани. Приглядывать. Кое-какую запись на диктофон я тихонько вел, чтобы удобнее редактировать варианты текста с точки зрения русской грамоты и однозначности смыслов.

Общая тональность встречи — Лебедь напирал. Как бывало и до этого, на встречах с Масхадовым в Чечне, чаще в Новых Атагах. Генерал продолжал говорить, что, если гвардейцами ВДВ усилят войска, «дохлой кошки тут не останется». Пора, мол, думать, как жить дальше. Масхадов по привычке чуть раскачивал головой, словно это помогало ему сдерживаться. Каждое слово на бумаге отнимало по несколько минут. Мы с экспертами из Совбеза то и дело бегали к принтеру, который стоял в другой комнате.

Особо активничал в области редактуры Ширвани Басаев. Лебедь, надо отдать ему должное, держался все это время, скажем так, бодро, но без перебора в эмоциях. Иногда досадовал, когда речь шла о бестолковых придирках не по смыслу, а к отдельным словам: «Уважаемый, ну давайте в этой части послушаем Бархатова, он все же университет кончал… Вы вот кто по профессии?» Ширвани старательно произнес: «ЗоотЭхник». Так проработали еще часов шесть. За полночь согласовали. И я лажанулся — пропустил в глаголах аж три мягких знака… Может, на радостях от того, что многое и так уже удалось «смягчить» по сравнению с первоначальной позицией масхадовцев.

Говорили все на «вы». Сам Аслан, кстати, упертым не выглядел. У него я ни разу сверкающих глаз не видел и прежде. Но это внешне. Опыт учит, что у горцев при деловых встречах на это покупаться не стоит. Подписали соглашение, да, без трех мягких знаков. Хотя уважаемый дипломат Владимир Лукин тоже был за столом и читал. При этом вроде бы считал себя формально в отпуске. Сказались-таки жара и усталость.

И вот еще про кого нельзя забывать, чей вклад в сопровождение всей нелегкой хасавюртовской эпопеи с нашими предварительными полетами и поездками, включая ночные и без публичной огласки, с приключениями и свистом над головой просто бесценен. Это тогдашний заместитель секретаря Совбеза Сергей Харламов, полковник ГРУ. Четыре боевых ордена, колоссальный афганский и приднестровский боевой опыт. Причем опыт не только владения оружием. По сути, всю расстановку сил в далеко неоднородной мятежной массе чеченцев подсвечивал именно он, рисковый разведчик. Сценарии, кандидатуры. Вот уж кого не упрекнуть в неверности интересам родины!

Готовил он и нашу малоизвестную поездку для первого личного знакомства с Масхадовым, в том числе и много чего решившую встречу накануне Хасавюрта с отцом нынешнего правителя Чечни Ахматом Кадыровым. Спустя несколько лет среди бела дня в центре Москвы Харламов был убит двумя выстрелами в затылок. Не успел даже портфель выронить. Работал профессионал. Кто, что? Ичкерийские афтершоки? Неизвестно.

В ту пору у нас, кремлевским клерков, помимо сотового телефона на боку висел пейджер. Устройство для SMS, если кто не помнит. Конечно, с защищенной линией связи. После подписания соглашения ичкерийский министр информации Удугов — я с ним шапочно был знаком еще со времен Дудаева — одолевал сообщениями. По каждому инциденту, стычке, перестрелкам (после соглашения огонь возобновлялся обеими сторонами, в Чечне происходили похищения людей, и обстановка не была спокойной — прим. «Ленты.ру»). Причем инфа исчерпывающая: день, час, номер части, фамилия командира, потери. Напоминало афганский вариант, когда местные знали весь распорядок дня частей и план передвижений. Стабильность? Надеялись. Даже договорились следить за перемирием совместными патрулями.

Не сравниваю, но США с талибами тоже нечто подписывали. Война не конфорка, когда повернул и погасло.

«Это самое прямое предательство, за которое никто не ответил»

Руслан Мартагов, активный сторонник антидудаевской оппозиции. В августе 1996 года — и. о. министра печати и информации Чеченской Республики:

Как и большинство моих друзей и единомышленников, в момент подписания Хасавюртовских соглашений я пребывал в глубочайшей прострации. Как говорится, большое видно издалека.

Это было самое прямое предательство, за которое никто — подчеркиваю: никто! — не ответил. Значит, так было выгодно. Возможно, наказывать больше и некого. Многие фигуранты уже покинули этот мир. Важно и то, что до сих пор не дана правовая и политическая оценка событий первой чеченской войны. Лично для меня это по-прежнему актуально.

© Виктор Васенин / Коммерсантъ

Борис Березовский в Чечне (справа)

Показательна в этом плане деятельность Бориса Березовского, который приехал вместе с Александром Лебедем на переговоры с боевиками. У Березовского были давние связи с чеченским криминалитетом. Когда-то на телевидении Чечни был показан сюжет с обвинениями Басаева в получении денег от российского правительства и, в частности, от Бориса Абрамовича. Группа старейшин приезжает к нему домой в Дышне-Ведено. Навстречу им выходит отец Басаева.

А схемы были разные. Например, наличкой передавали за похищения журналистов. А сколько и в каких карманах оседало, сегодня можно только гадать.

Во время проведения переговоров я был в Грозном. Однако нас к процессу не допускали ни в каком качестве, поскольку знали нашу позицию. Можно сказать, эти переговоры велись кулуарно и вышли наружу только при подписании соглашений Лебедем и Масхадовым. Весь чеченский народ и его интересы представляла кучка сепаратистов.

Я полностью согласен с теми российскими военными, кто считает, что подписанием Хасавюртовских соглашений федеральным силам не дали одержать победу. Мало кто помнит, что 9 августа 1996 года Ельцин подписал указ о проведении операции в Грозном. Выполняя приказ, генерал [Константин] Пуликовский отвел 48 часов на оставление города. После истечения этого срока живая сила противника подлежала уничтожению. Те из полевых командиров, кто не знал о достигнутых договоренностях, начали выскакивать из Грозного. А Басаев и [Руслан] Гелаев спокойно сидели в подвалах и ждали прибытия Лебедя с Березовским.

Кстати, когда боевики вошли в Грозный, они первым делом обратились к воевавшим против них ополченцам: «Ребята, уходите, город нами куплен». Тогда это посчитали за треп. Когда же наш второй полк патрульно-постовой службы под командованием Ахмеда Келиматова начал движение в Грозный со стороны Толстой-Юрта, прилетели вертолеты и обстреляли походную колонну. Затем наши связались с Ханкалой. Там очень извинялись: думали, мол, что это входят боевики. Что ж, наши перегруппировались и продолжили движение в город. Теперь по ним начала работать артиллерия. Тогда ребята сделали вывод: «Получается, наши противники говорили правду, и город действительно куплен». Тем более, что с южного направления было убрано 12 блокпостов. Боевики попадали в город не ползком через преграды из колючей проволоки, а спокойно въезжали на автобусах.

Можно вспомнить еще историю с вагоном, битком набитым ручными гранатами и гранатометами. С собой это тащить тяжело, но в условиях городских боев — архинеобходимо. Поэтому вагон был пригнан заранее и спокойно стоял на железнодорожной станции. Об этом знали только боевики. Когда же информация просочилась наружу, наши федеральные власти не придумали ничего другого, как заявить: в этом вагоне была наличка, которую везли федералам-военнослужащим. Вы можете представить себе грузовой вагон, набитый деньгами? Все складывается в логическую цепочку.

Проигравшая сторона всегда любит ссылаться на предательство. Но в данном случае факты даже не говорят — кричат именно об этом. И никто не может их отрицать. Когда машина с оружием выезжает из Ханкалы за два-три дня до нападения боевиков на Грозный, разгружается прямо на улице, а затем приходят боевики и перетаскивают ящики дальше, о чем это может говорить?..

В общем, ни малейших положительных сторон у Хасавюртовских соглашений не было. Вторая чеченская — это прямое их продолжение.

Повторюсь, никаких преимуществ «перемирие» нам не дало. Просто помогли этой заразе распространиться, вот и все. Если криминал приходит к власти, это заканчивается полным беспределом. И неважно, в Чечне происходит дело, в другом регионе России или в США. Везде все одинаково.

На выборах 1997 года народ проголосовал за Масхадова только потому, что он выступал за диалог с Москвой (сепаратист набрал 59,3 процента, опередив Басаева, Зелимхана Яндарбиева и других боевиков — прим. «Ленты.ру»). Это подчеркивает, что наша позиция превалировала в обществе. Однако, когда деньги и оружие поступают на противоположную сторону, а нас самих смешивают с грязью, общественное мнение колеблется. К сожалению, нас ассоциировали с беспределом федеральных войск.

Когда я понял, что неизбежен новый вооруженный конфликт в Чечне? В мае 1999 года в газете «Правда» вышла моя статья под заголовком «За полчаса до войны». Я писал о назревающем конфликте по линии Грозный — Махачкала. Состоялась встреча в МВД России, на которой я изложил свои соображения. «В России нет средств для предотвращения этой войны», — ответили мне. А за два дня до вторжения Басаева и Хаттаба в Дагестан в августе 1999-го вновь исчезли блокпосты. Серьезных препятствий на пути этих «товарищей» не оказалось. Так начиналась вторая война.

«Это была тяжелая, поганая война»

Владимир Самохвалов, полковник милиции в отставке, председатель самарского отделения «Союза ветеранов». В 1996 году — командир сводного отряда СОБР МВД:

В Чечне я был с октября 1995 года по конец января 1996-го. Мы занимались разблокированием и освобождением Гудермеса. Тогда мы впервые соприкоснулись с арабскими наемниками. Они действовали исподтишка. Помню, эти бандиты организовали засаду возле комендатуры на том маршруте, где мы не ожидали. Наши ребята встретили их, когда пошли на штурм здания, и понесли потери. Поэтому мы были вынуждены подтянуть бронепоезд, скомандовали находившимся в комендатуре укрыться в подвале и дали залпы. Вот тогда и чеченские боевики, и арабские наемники разбежались.

Первая чеченская — очень запутанная война. Наши войска оказались втянуты в настоящую авантюру. Поначалу наблюдался патриотический боевой порыв. Со временем он перетек в уныние.

Что касается августовских боев 1996 года в Грозном, то войска тогда были сильно измотаны, боевой дух — потерян.

Сегодня у меня двоякое отношение к переговорам, которые 25 лет назад провел с боевиками генерал Лебедь. Во-первых, его деятельность приостановила боевые действия. Это спасло много людей с обеих сторон, особенно с нашей.

Но, во-вторых, вмешавшиеся в конфликт политики, можно сказать, предали российские вооруженные силы, которые шли в наступление и могли закончить дело именно в тот период. Ведь были разработаны планы, мероприятия. Средства у нас были, и, главное, был порыв.

Проиграна ли федералами первая война? Так утверждали политики. Я же выскажу точку зрения боевого полковника. Считаю, так однозначно говорить нельзя. Это была тяжелая, поганая война. Мы выполняли свой долг и делали это достойно. Конечно, были потери. Но были и победы. Местное население видело, что мы пришли туда не как захватчики, а как помощники и освободители.

«Лебедь и Березовский преследуют свои политические цели»

Михаил Голубчиков, в 1996 году — сержант, заместитель командира взвода:

Военные восприняли подписание соглашений крайне негативно. Выходило, будто все смерти наших ребят были напрасны. Все отлично понимали, что Лебедь и Березовский преследуют свои политические цели. Первый из них очень высоко метил, ну а второй — известный прохиндей. Все знают, что Березовский был на прямой линии с Басаевым и другими негодяями. Он получал дивиденды от выкупа российских солдат.

Думаю, если бы войскам тогда дали команду уничтожить бандитов, мы бы их уничтожили. Еще в начале 1996 года. К моменту подписания соглашений боевики находились в крайне невыгодном положении. Фактически — в окружении. Нам не давали их добивать.

Например, взяли мы село, положили немало народа. И вскоре нам говорят уходить оттуда. Для чего же мы тогда его брали?! И так было у многих подразделений. Берут населенный пункт — и отдают. Берут — и отдают. Мы понимали, что правящая верхушка насквозь прогнила и была куплена боевиками. Это был просто бизнес. Плюс в 1996-м еще и президентские выборы наложились… В общем, кому война, а кому мать родна.

Боевики постоянно нарушали Хасавюртовские соглашения. Нам нельзя было стрелять, по нам — пожалуйста. Происходили нападения и на колонны, и на блокпосты.

Уважение к Лебедю после этого снизилось. Я общаюсь с товарищами, принимавшими участие в событиях в Приднестровье. Они относятся к генералу очень позитивно, он для них — герой. Но спросите то же самое у ветеранов первой чеченской кампании. В лучшем случае услышите в ответ нескончаемый мат… Те, кто прошел Чечню, отзываются о Лебеде крайне негативно.

«Блестящие боевые командиры превращались в ручных мопсов»

Андрей Волков, в 1996 году — сержант, командир мотострелкового отделения в 166-й бригаде:

Обидно, что в первую войну федеральные войска представляли как кучку мародеров и пьяниц. Такие случаи имели место, но были исключением, поверьте. Войска должны выполнять поставленную задачу. И все было выполнено. Однако вечные перемирия, моратории ничего кроме раздражения не вызывали. Такого понятия, как «боевые» выплаты, тогда не существовало. По-моему, полагался двойной оклад, командировочные и какие-то годовые выплаты — горные, полевые. Стаж засчитывался как год за три. Причем у частей СКВО, если не ошибаюсь, и командировочных-то не было.

В 1996-м начались проблемы с питанием и одежкой. Не то чтобы голод, но тылы точно подворовывали. Помню смешной случай: к блокпосту вышел конь. Его, понятно, разделали и сварили. Ребята ведь все молодые и здоровые, мяса захотелось. Оказалось, скакун не простой, а дорогой. Принадлежал местным. Поднялся кипеж. Чеченцы дали командиру бабло, чтобы вернули коня. О печальной судьбе животного им, понятное дело, не сообщили. Прикинулись, что не видели, не знаем. Самое смешное, жрать этого коня не стали. Он же скакун — одни мышцы, жесткий.

Когда «чистили» горы и части подходили к селу, никто артиллерией и авиацией тупо не утюжил. Проводили переговоры и выпускали мирных жителей. Наша разведка зачищала упертых бандитов. В Грозном 1995 года была другая обстановка. Туда нагнали разных частей МВД, ВДВ, ВМФ, МСВ. Не было ни взаимодействия, ни карт, ни связи. Вот и долбили друг по дружке. Был случай в 1996-м, когда мы взяли село Гойское в Урус-Мартановском районе, и какая-то часть внутренних войск, не зная этого, открыла огонь по нам. Получила ответку.

В принципе весенняя операция 1996-го в горах была успешной. Командовал тогда Шаманов. Но и он, и Громов, и Шпак, и другие боевые генералы потеряли уважение в глазах простых ветеранов, когда пошли в политику. Лебедь — яркий тому пример.

Как отношусь к Хасавюрту? Знаете, к лету 1996 года было сделано все основное. Равнина была наша. Горы, основные базы — тоже. Так что соглашения эти считаю предательством. Взять и после всех потерь так просто отдать? Потом все равно кровью забирали обратно. Предательством считаю и Буденновск. Не дали бы уйти этой мрази, не было бы ни Норд-Оста, ни Беслана.

«Нужно было идти до конца»

Анатолий Старкявичюс, в 1995 году — матрос морской пехоты Тихоокеанского флота:

После Хасавюрта была большая обида. Еще в 1995-м мы их оттеснили к горам. У нас были офицеры-афганцы, которые имели опыт ведения боевых действий в таких условиях. Можно было разбить все это подчистую. Но наше правительство вмешалось. В общем, что-то пошло не так…

В 1995-м я был в своем взводе снайпером. Видел темнокожих боевиков на стороне противника. Вообще в фильме «Чистилище» все показано достаточно правдоподобно. Я бы сказал, правды там больше 50 процентов. Те, кто пережил эту войну, смотрят фильм со слезами.

Погибло очень много 18-19-летних ребятишек. Мне самому не было и 20-ти, когда вернулся домой из госпиталя, куда попал после ранения. Все удивлялись: такой пацаненок, а уже на войне побывал. Короче говоря, к Хасавюртовским соглашениям я отношусь крайне негативно. Просто дали передышку боевикам. Чтобы они могли перегруппироваться и либо продолжить боевые действия, либо уйти за кордон.

Если уж мы оказались в Чечне, нужно было идти до конца, как в Великую Отечественную. Тогда все было бы по-другому. Мы бы показали свою силу.