Роковое письмо Пушкину: кто на самом деле был его автором
4 ноября 1836 года Александр Пушкин и его друзья получили пасквиль, ставший судьбоносным для великого поэта. Безымянное подмётное письмо намекало на недвусмысленные отношения жены Пушкина и правящего императора, а также содержало «диплом», в котором Пушкин «награждался» званием рогоносца всех времён и народов. Кто был автором смертоносного послания – загадка, над разгадкой которой исследователи бьются уже два века. А где-то в Париже хранятся подлинные документы с именем того, кто на самом деле нанёс роковой удар Пушкину.
Наталья Николаевна, жена поэта, только рассмеялась, взглянув на послание. Но Пушкин был задет и вызвал на дуэль Дантеса, поскольку именно его подозревал в авторстве этих писем. Дантес, который позже стал носить имя Егор Геккерен, будучи усыновлённым нидерландским послом, действительно приставал к жене поэта. Пушкина бесили его «казарменные шутки» и оскорбительные выражения в адрес как его супруги, так и его самого. К тому же «приёмный отец» будущего дуэлянта, которого подозревали в нетрадиционной привязанности к пасынку, не раз «бормотал» жене Пушкина о том, как сильно любит её его сын.
«Подобно старой развратнице Вы сторожили мою жену на всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорождённого или так называемого сына, когда он, больной сифилисом, находился дома»,
– пишет Пушкин резкое письмо барону Геккерену-старшему, объясняя, почему отказывает в приёме и ему, и его «сыну».
Однако Дантес объявляет о намерении жениться на сестре Наталии Николаевны, и Пушкин меняет гнев на милость и даже берёт свои слова обратно. Дуэль вроде как отменяется, но ненадолго. Уже в январе Геккерен-старший сочиняет ядовитое письмо к поэту, в котором упрекает того в трусости. Происходит дуэль, и поэт погибает.
Меньше всего в светских кругах того времени могли себе представить, что жизнь величайшего поэта будет зависеть от какого-то дурацкого послания. Сам Дантес напрочь отрицал свою причастность к пасквилю. Князь Трубецкой по этому поводу писал, что многие молодые шалопаи того времени баловались подобными «рассылками» по светским гостиным. И даже его племянники считали такие послания шуточной шалостью и без зазрения совести, списывая откуда-то текст подобного «диплома», не тратя времени на то, чтобы придумывать его самолично, распространяли их.
Такие «дипломы» после нашлись в сейфе у секунданта Дантеса – виконта д'Аршиака, их полно было и у других молодых повес. Но первые подозрения пали на князей Ивана Гагарина и Петра Долгорукова, которые дружили с Дантесом, жили вдвоём и увлекались подобного рода «шутками». Их подозревали все. На похоронах Пушкина стоило князю Гагарину подойти к гробу поэта, как сотни взглядов впились в него: даст ли выражение его лица хоть какой-то намёк на то, что он явился причиной гибели поэта? Но нет, лицо его выражало самую искреннюю грусть.
Бумагу, на которой был писан пасквиль, вскоре признали тою же, которой пользовался Гагарин, но на ней не было ни герба, ни инициалов, найти её можно было в любой гостиной. Подозрения усилились после того, как Гагарин уехал в Париж и стал иезуитским монахом: значит, замаливает грехи. Эти же обвинения появились в брошюре г-на Аммосова от 1863 года «Последние дни и кончина Пушкина». Ссылаясь на слова секунданта Пушкина – Константина Данзаса по прозвищу Медведь, он также писал, что Пушкин считал автором пасквиля – по сходству почерка – Геккерена-старшего, о чём даже сообщал в полицию графу Бенкендорфу. Но это оказалось не так. Что касается князя Гагарина, то он якобы уже за границей признался, что пасквиль был составлен его другом князем Петром Долгоруковым.
Свет снова всколыхнулся волной возмущения, заговорили об истинных убийцах Пушкина, которых следует призвать к ответу.
Граф Соллогуб, заметка которого о «дипломе», сгубившем Пушкина, вышла в «Историческом вестнике», недвусмысленно давал понять, что знает имя настоящего убийцы, но не будет его называть, так как правосудие должна вершить воля божья, а не «недостоверная догадка». «Документы, поясняющие смерть Пушкина, целы и находятся в Париже», – утверждал автор, намекая на двух друзей-князей.
Установить истину по просьбе писателя Ивана Аксакова, сомневавшегося в причастности Гагарина, взялся другой русский писатель – Николай Лесков, собиравшийся в то время в Париж. Лесков пообещал встретиться с князем, ставшим иезуитом, и выяснить правду.
Отец Гагарин – уже старик – произвёл на Лескова самое приятное впечатление. Заводить речь о цели встречи не было надобности, Гагарин сам дважды начинал разговор о Пушкине, приходя при этом в сильное душевное волнение. Так, когда рассуждали о русских великосветских характерах, которым присущи зложелательство, злорадство и легкомыслие, вспомнили и Пушкина, не раз обличавшего эти пороки. При имени поэта старик залился слезами и стал уверять, что его оклеветали.
«В этой адской роковой истории мне приписана Бог знает какая роль! Я старик, лгать мне незачем: я не делал этой выходки и не знаю, кто это устроил!»
Ещё долго Гагарин не мог прийти в себя, но, успокоившись, вдруг рассказал Лескову о том, что недавно в Париж из Москвы князь Экмюльский привёз кнуты из пыточного набора самого настоящего палача. Их достать невозможно, а уж чтобы тайно вывезти, нужна не иначе как помощь провидения.
«Есть тут кнут и на того, кто заслужил удара… Настоящего виновного можно найти тут, в Париже!»
– при этих словах старик многозначительно поднял палец вверх, намекая, что знает об истинном убийце поэта.
Больше Лесков с ним не встречался, но сделал выводы, что смерть Пушкина князя мучает ужасно, но он считает себя оклеветанным, хотя аргументы его не очень сильны, и что в Париже точно есть подтверждения вины того, кто писал роковое письмо поэту.
Общественность пришла к заключению, что предъявить князьям кроме их безнравственного поведения нечего, а князь Вяземский резюмировал, что «неприглядность личности ещё не повод обвинять их в составлении пасквилей».
30 лет назад была проведена тщательная графологическая экспертиза отправленного Пушкину письма. Она показала, что писал его не француз, но человек из высшего общества, к тому же ни Долгорукий, ни Гагарин к нему руку не приложили. Так рассыпалась версия об авторстве, считавшаяся официальной до 1974 года.
Доподлинно известно одно: документы, доказывающие чьё-то авторство рокового письма, до сих пор хранятся в Париже. Где? У кого?
