Как советские психиатры помогали бойцам на ВОВ
Великая Отечественная война стала важнейшей вехой развития военной психиатрии в СССР. Оказывая помощь бойцам Красной Армии и труженикам тыла, отечественные психиатры приобрели бесценный опыт и узнали немало нового о патологиях человеческой психики и нервной системы.
На первом этапе войны красноармейцев с психическими расстройствами поголовно эвакуировали в тыловые госпитали. В 1942 году на Западном фронте впервые появились полевые подвижные госпитали «для контуженных». Тогда же была введена должность главного психиатра РККА – им стал бывший главный психиатр Дальневосточного и Ленинградского фронтов Николай Тимофеев. Остальные фронты обзавелись внештатными армейскими психиатрами в 1943 году. Но лишь ближе к концу войны удалось организовать полноценную психиатрическую помощь в передовых районах – это позволяло максимально быстро вернуть в строй до 95% заболевших. Чтобы быстро успокоить возбуждённых бойцов в полевых условиях, им, как правило, вводили инъекцию скополамина с морфином (об этом пишет кандидат медицинских наук Анатолий Чудиновских с соавторами).
Психические расстройства проходили в историях болезней как разные формы «контузий». Собственно, категория «контуженных» в армии определялась во время Второй мировой войны только врачами Советского Союза. Историки считают это примером «маскирующей» терминологии: в число контуженных включались не только те, кто получил травму головы или пострадал от взрывной волны, но и психически «надорвавшиеся» солдаты – пережившие эмоциогенный шок, впавшие в реактивное состояние и так далее.
«Маскируя различные по своей природе психические расстройства единым лечебно-организационным понятием «контузия», отечественные военные психиатры проявляли высочайший гуманизм, спасая значительное число лиц с «боевым стрессом» от возможных репрессивных мер», – отмечают авторы учебного пособия «Психиатрия войн и катастроф».
Собственно, на неврозы приходилось 26,6% потерь психоневрологического профиля. Заболевания среди красноармейцев провоцировались не только страхом перед немецкой пулей, но и отношениями с сослуживцами. Согласно наблюдениям психиатра Виктора Осипова, среди случаев психогенной боевой патологии больше половины возникли на почве личных конфликтов. Любопытно, что психогении преобладали на «фронтах активной обороны», а закрытые травмы головы – на наступающих фронтах.
Очень часто в войсках встречался сурдомутизм (глухонемота), который в 80% случаев доходил до полной глухонемоты. Именно в период Великой Отечественной войны для лечения сурдомутизма были опробованы методы «стресс-терапии»: внутривенное введение спирта или хлористого кальция, эфирный наркоз, электросудорожная, инсулинкоматозная терапии и тому подобное.
Психиатры получили возможность изучить специфические болезни военного времени, например, психические расстройства, вызванные интоксикацией при ранениях. Многое было сделано в области исследования травм головы, в частности, описана травматическая эпилепсия.
На раненых солдатах учёные смогли наблюдать явление пластичности мозга. Неврологи начала XX века (Чарльз Шеррингтон, Джон Джексон) считали, что при «выпадении» отдельных участков коры включаются лежащие ниже филогенетические системы. На самом же деле мозг немедленно пытался компенсировать потерю серого вещества, построив из остатков «худшее, но целостное здание». Знаменитый психолог Александр Лурия с 1943 года наблюдал за состоянием лейтенанта Льва Засецкого, тяжело раненого в голову под Вязьмой. Благодаря его помощи Засецкий сумел заново научиться чтению и письму, хотя всю жизнь страдал от головной боли и других последствий травмы.
Немало работы было у психиатров и в тылу. Тревоги и страхи жителей СССР, провоцировавшие психические расстройства, теперь определялись событиями на фронте. По сравнению с мирным временем у больных изменилась патопластика, то есть внешнее содержание бреда.
Но массового всплеска психогенных заболеваний удалось избежать. Например, количество шизофреников в среднем по стране не изменилось. Более того, наблюдались случаи, когда пациенты психбольниц под влиянием патриотического подъёма включались в общую деятельность и восстанавливали работоспособность. Не исключено, правда, что это были просто попытки психиатров оправдать применение принудительного труда больных (например, в подсобных хозяйствах). Стоит отметить, что в военные годы использовались довольно жёсткие и позднее ушедшие из практики методы лечения шизофреиии: переливание иногрупповой крови, введение сульфозина с целью перегрева организма и так далее.
Часто психические болезни были следствием физического истощения. Например, в блокадном Ленинграде психиатры ввели в научный оборот новый термин – «дистрофический» или «астенический» психоз. Проще говоря, ленинградцы сходили с ума от голода. У них наблюдался аментивный синдром – помрачённое состояние сознания, хаотичность движений, бессвязность речи и мышления. Помочь чисто медицинскими мерами было невозможно, а обеспечить больным питание врачи не могли. Поэтому в большинстве случаев такие расстройства заканчивались трагически.
В целом, как отмечал профессор Тихон Юдин в «Очерках истории отечественной психиатрии», во время войны советские исследователи глубже задумались «над проблемой единства психического и соматического у человека, над ролью человеческого сознания».
