За что Николай I сослал поэта Михаила Лермонтова на Кавказ
В эпоху Николая I с ее деспотизмом и репрессиями голосом русского народа и "потерянного" поколения стал Михаил Лермонтов. Он был услышан как поэт не сразу, а только после громкого протеста, выраженного в стихотворении 1837 года "Смерть поэта".
Литературный критик Виссарион Белинский называл Лермонтова "преемником" Пушкина. И молодой поэт, многое взявший от главного русского классика, не мог не откликнуться на смерть своего кумира. По слухам, его даже видели рядом с квартирой умирающего Пушкина, – но, скорее всего, это лишь фантазии современников.
Первая редакция (без последних 16 строк) стихотворения была написана, когда Пушкин еще не умер, но его смертельное ранение уже обсуждал весь Петербург. До Лермонтова доносились лишь слухи, которые касались в основном вопросов, кто прав и кто виноват в дуэли. Некоторые оправдывали Дантеса, другие же - обвиняли жену Пушкина Наталью Гончарову в непозволительных связях с французом.
Друг Лермонтова Святослав Раевский писал, что первоначальный текст элегии был собранием мыслей не только самого автора, но и "весьма многих" его друзей. Молодой поэт собрал их во время горячего обсуждения этой темы в своей гостиной. Сам же Раевский тогда жил в доме Лермонтова и оказал значительное влияние на распространение стихотворения, из-за чего тоже оказался под следствием по "Делу о непозволительных стихах…". В итоге Лермонтова сослали на Кавказ, но через год уже "простили".
После тиражирования стихотворения голос Лермонтова начал стремительно раздаваться во многих элитных гостиных. Его текст переписывался и заучивался, и даже дошел до "пушкинской плеяды" - Владимира Одоевского, Петра Вяземского и учителя поэта Василия Жуковского. "Вот стихи какого-то Лермонтова, гусарского офицера", - написал тогда князь Вяземский.
Через несколько дней после написания стихотворения у Лермонтова возник спор со своим родственником и по совместительству сотрудником тогдашнего МИД Николаем Столыпиным. Последний принял сторону противника Пушкина, добавив, что иностранцы не подлежат законам Российской Империи. Это не понравилось Лермонтову. По одной из версий, эта беседа и стала причиной того, что он дополнил стихотворение строками с критикой власти:
"А вы, надменные потомкиИзвестной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона, Пред вами суд и правда — все молчи!.. Но есть и божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждет; Он не доступен звону злата, И мысли и дела он знает наперед. Тогда напрасно вы прибегнете к злословью: Оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь!"
По другой версии, на дополнение стихотворения Лермонтов решился после разговора с врачом Николаем Арендтом, который лечил и его, и Пушкина. Именно медик, возможно, и рассказал детали состояния умирающего поэта. Однако наиболее вероятно то, что Лермонтов счел несправедливым наказание, назначенное Дантесу. В России еще со времен Петра I существовал строгий закон за участие в дуэлях, - осудить могли вплоть до смертной казни. Французу же изначально назначили высшую меру наказания, но впоследствии его просто выслали из страны.
В эпиграфе к стихотворению Лермонтов призывает императора "быть справедливым и наказать убийцу". Он взят из трагедии французского драматурга "Венцеслав" Жана Ротру. Известно, что поэт включил его в канву стихотворения не сразу. Возможно, таким образом Лермонтов попытался смягчить негодование Николая I, когда прошел первый слух о его скором аресте за ранние версии стихотворения. Поэт подчеркивал, что хочет только наказания для убийцы и у него нет намерений "нападать" на императора. Однако даже подобное высказывание воспринималось императорской цензурой как непозволительная дерзость - нельзя диктовать волю царю.
"Вступление к этому сочинению дерзко, а конец - бесстыдное вольнодумство, более чем преступное", – написал глава жандармов Александр Бенкендорф в докладной записке Николаю I.
В ответном письме Николай I сказал, что уже успел прочитать произведение Лермонтова и даже назвал его "приятным стихом". По одной из версий, стихотворение императору читал Василий Жуковский, но без заключительных 16 строк. По другой - Николаю I пришла анонимная записка с текстом Лермонтова под заголовком "Воззвание к революции". В итоге император распорядился проверить писателя:
"Я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермонтова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону".
Вскоре Лермонтова и Раевского арестовали. В квартире поэта провели обыск, а также заперли его на верхнем этаже Главного штаба. Затем его перевели под домашний арест в квартиру бабушки Елизаветы Арсеньевой. Лермонтов, до этого публиковавшийся разве что в "Библиотеке для чтения" (и то не по своей воле), в объяснительной записке написал:
"Сам я их [стихов] никому больше не давал, но отрекаться от них, хотя постиг свою необдуманность, я не мог: правда всегда была моей святыней и теперь, принося на суд свою повинную голову, я с твердостью прибегаю к ней, как единственной защитнице благородного человека перед лицом царя и лицом божиим".
Приказом от 25 февраля 1837 года Лермонтова сослали на Кавказ прапорщиком в Нижегородский драгунский полк. Раевского же выслали в Олонецкую губернию (территория современной Карелии). На Кавказе Лермонтов встретился со другими людьми интеллектуальной элиты того времени - и с Виссарионом Белинским, и с декабристами Александром Одоевским, Михаилом Нарышкиным. Отголоски кавказской жизни отразились в творчестве поэта. Примерно через год Лермонтова "простили", чему он, кстати, не очень обрадовался.
"Если ты поедешь на Кавказ, то это, я уверен, принесет тебе много пользы физически и нравственно: ты вернешься поэтом, а не экономо-политическим мечтателем, что для души и для тела здоровее. Не знаю, как у вас, а здесь мне после Кавказа все холодно, когда другим жарко, а уж здоровее того, как я теперь, кажется, быть невозможно", - написал Лермонтов в письме к Раевскому в 1838 году.