Войти в почту

Как стал возможен Освенцим

Годовщина освобождения Освенцима – и привязанный к ней день памяти жертв Холокоста – часто поминается в сетях в связи с тем, что на памятные мероприятия были приглашены представители всех стран, кроме той, которая, собственно, и погасила печи Освенцима.

Как стал возможен Освенцим
© Деловая газета "Взгляд"

Это немного напоминает апокрифическую историю про то, как Н. К. Крупской (уже годы спустя после смерти Ленина) сказали, что если она будет вести себя неправильно, партия найдет В. И. Ленину другую вдову. Возможно, в связи с «неправильным» поведением России, узникам лагеря найдут других освободителей.

Но текущие события не должны заслонять от нас, собственно, историю Холокоста – целенаправленного истребления евреев и цыган германскими нацистами и их пособниками в Восточной Европе. Есть известный лозунг «никогда больше!» – чтобы последовать ему, мы должны задуматься нам тем, как такое вообще стало возможным.

Ортодоксией нашего времени продолжает оставаться вера в прогресс – ход истории состоит в том, что дикость и варварство неизбежно отступают под натиском просвещения, человечество уходит от мрачного прошлого к светлому будущему.

Но немцы не были диким, отсталым племенем – они были одним из самых высокоразвитых народов на Земле. Они создали блестящую культуру, которая обогатила все человечество. Поэтому национал-социализм и Холокост остаются такой мучительной загадкой – как до этого дошло?

Явная несправедливость Версальского мира, который недальновидные победители в Первой мировой войне навязали Германии, может быть только частичным ответом на вопрос. Чтобы избавиться от кабального договора, совершенно необязательно было устраивать геноцид – причем в значительной мере геноцид собственных граждан.

Многие обращают внимание на оккультно-неоязыческую составляющую нацизма – и она в нем, конечно, была. Она особенно заметна, потому что подражатели нацистов в поисках больной романтики подхватывают именно ее. Однако значение оккультизма не стоит преувеличивать.

Нацизм видел себя прежде всего в качестве просвещенной научной идеологии. Как говорил министр образования и культуры Баварии во времена Третьего рейха Ханс Шемм, «национал-социализм – это прикладная биология».

Расовая теория не была припадком внезапного помешательства, а уважаемым научным направлением, которое вызревало многие десятилетия. Из известных биологов второй половины XIX века практически единственным, кто считал темнокожих жителей Папуа-Новой Гвинеи за людей, был наш соотечественник Николай Миклухо-Маклай, что создавало ему репутацию большого чудака и оригинала.

Считалось, что человек постепенно выделяется из мира животных, и разные человеческие расы представляют собой разные стадии этого пути. «Тевтонская раса», то есть англичане, немцы, скандинавы и часть французов – вершина эволюции, ирландцы и итальянцы – ниже, славяне – еще ниже, а темнокожие люди и вовсе считались за полуобезьян. Такой взгляд был преобладающим в западном мире задолго до нацистов – нацисты только довели его до логического завершения.

Идеи евгеники – то есть искусственного улучшения человеческой породы, были настолько популярными, что в одних только США были принудительно стерилизованы около 60 тысяч человек, наследственность которых была сочтена «плохой». Писались научные статьи про то, какой вред происходит от того, что девушки с «хорошей наследственностью» получают образование – вместо того, чтобы срочно выйти замуж за научно подобранных юношей и нарожать расово ценных детей.

Идеи социал-дарвинизма высказывались еще современниками Дарвина (хотя, отметим, сам Дарвин их не поддержал). Считалось, что развитие человеческого рода происходит, как и в животном мире, через беспощадную конкуренцию за ресурсы и вымирание «неприспособленных», а мешать этому процессу, помогая слабым – значит только тормозить развитие человечества.

Нацисты только приняли эти уже сложившиеся научные концепции со всей серьезностью и действовали исходя из них. Уничтожать «низшие расы» значило только помогать природе – им все равно надлежало вымереть так или иначе.

Разумеется, сегодня несостоятельность этих воззрений всеми признана – но тогда-то люди вполне искренне считали все это за непреложное научное знание. Так знание (или то, что люди таковым считали) без нравственных принципов привело к геноциду.

Но в какую дыру провалились сами принципы?

Европейская цивилизация (включая Германию) формировалась под влиянием библейской картины мира, которая говорит об уникальной ценности каждой отдельной человеческой личности. Каждый человек создан Богом лично, по особому проекту, в жизни каждого есть свой таинственный смысл, каждый несет в себе образ Божий, к которому надлежит относиться с уважением. Бог особенно присутствует среди нас в лице тех, кто нуждается в нашей помощи – наше подлинное отношение к Нему проявляется том, как мы относимся к ним. Например, нам следует заботиться о неизлечимо больных, потому что то, что мы делаем для них, мы делаем для Бога.

Национал-социализм был, напротив, коллективистской идеологией. Для него коллектив (в данном случае «арийская раса») представлял несравненно большую ценность, чем отдельная личность. Неизлечимо больные, как люди бесполезные для коллектива, подлежали эвтаназии.

Христианство подчеркивало личную свободу и ответственность человека – у тебя всегда есть выбор и ты несешь за него ответственность перед Богом. Мы предстоим перед Богом не как члены рас или наций – но всегда как отдельные, свободные в своих решения личности.

Для национал-социализма человек – это член расы, сверхорганизма, решения за которого принимает фюрер.

Христианство обещает, что Бог воскресит к жизни вечной и блаженной тех, кто обратится к Нему с покаянием и верой; коллективистские идеологии предлагали суррогат бессмертия – хотя лично ты умрешь, коллектив, нация, раса, с которой ты себя отождествил, будет жить вечно.

Немцы, пережившие нацизм, вспоминают о его влекущем, почти непреодолимом соблазне – растерянный, одинокий, униженный человек сливался с могучей, гордой, победительной «расой», в которой исчезали все тревоги, сомнения и угрызения совести.

Холокост открывает нам нечто неприятное и обескураживающее о состоянии человеческой природы. Желание раствориться в племени – до-разумное, почти биологическое – является таким мощным, что оно легко забивает всё. И культуру, и религию, и воспитание. Поэтому нацизм – в тех или иных его изводах – всегда будет оставаться соблазном. Рухнуть с вершин цивилизации очень легко. Поэтому так важно помнить Освенцим, и какой ценой – и кто – погасил его печи.