Приключения забайкальца в пионерском раю

Внезапно – известие. Едем в Артек! Трое воспитанников факультета журналистики Забайкальской Малой Академии Наук избраны представлять Читу на слете юнкоров. Онемение, восторг, бешеные скачки. Дома настроены скептически – какой Артек? Туда лучшие из лучших едут. А ты… Лица вытягиваются, когда я предъявляю ворох предназначенных к срочному заполнению бумаг. Антресоли, чемодан, беготня.

 На самом деле, Артек в те годы являл сбой квинтэссенцию детского счастья в рамках коммунистической теории о светлом будущем. Туда было практически невозможно попасть по блату (ну, если только у вас папы не работали в ЦК КПСС), туда отправляли за какие-то особые достижения и невероятные успехи. Звание артековца надолго приклеивалась к вернувшемуся оттуда, на него еще долго показывали издали пальцем: «Прикинь, он в Артеке был».

 Чита – Москва - Симферополь 

В денежном эквиваленте путевка стоила 500 рублей, не считая дороги. С нас не брали ни копейки. (Жду реплик от любителей поговорить о «проклятом совке»). Средняя зарплата на тот момент составляла в РСФСР 150 рублей.

Словом: короткий инструктаж в обкоме ВЛКСМ, упакованный чемодан, и теплый изнутри «Львов» отчаливает от областного штаба комсомольцев, держа курс на Кадалу.

Кроме тройки читинцев, едут юнкоры из районов Читинской области. Они одеты по-зимнему, провинциально-добротно. Большинство – активисты школьных стенгазет. Единицы публиковались в районках. Мы немного преисполнены профессиональной спеси: наши фамилии уже не раз красовались на страницах областного «Комсомольца Забайкалья». Невероятное популярное, кстати, было издание, и совсем не зашоренное идеологически. Достаточно упомянуть острые дискуссии о возможности плотской любви меж старшеклассниками и старшеклассницами, публикация неформальной биографии Битлз, и репортажи про гопников, отбирающих мелочь за «Удоканом».

Первую ночь проводим в гостинице «Аэрофлот» — наш рейс утром. И вот, наконец, недолгое вибрирование Ту-154 на бетонке переходит в состояние полета. Рейс 110 «Чита – Москва».

В Москве задерживаемся на два дня. Нас селят в шикарную гостиницу «Орленок», числящуюся в ведомстве ЦК ВЛКСМ. Из окон номера на 17-том этаже открывается вид на МГУ.

В гостинице полно возбужденных, смуглых, отчаянно жестикулирующих черноволосых людей. Я воображаю, что это – итальянцы. На самом деле – кавказцы, всех возрастов и калибров. Их действительно очень много.

Пробежка по Москве: Красная площадь – Могила неизвестного солдата – ВДНХ. Хочется в таинственный, упоминаемый с благоговейным придыханием родителями некий ГУМ, но его нет в программе пребывания. Впрочем, вечером, когда наша сопровождающая угомонилась, мы таки рванули в самоволку и добрались на метро до центра. ГУМ был закрыт. Зато мороженого пожрали вволю.

Утром — шведский стол по-советски: яйца, сыр, колбаса, печенье, кофе, и опять — в аэропорт. Там здоровяк Ил-86 – первый советский аэробус, перетаскивает нас за час с небольшим в Симферополь.

 Звидкеля воны приихалы? 

Крым! Наши юнкоры из глубинки уже на трапе самолета выглядят нелепо в зимних шапках и теплых пальто с цигейковыми воротниками. В аэропорту кто-то бросает нам вслед: «Тю, подывись! З видкеля воны приихалы? З полюса, чи шо?».

Действительно, очень тепло. Бушует зелень. Цветут невиданные нами деревья. Люди одеты совсем по-летнему. В центре Симферополя нас селят на артековской базе. Не «Орленок», конечно, но ничего – главное, что тепло, и нам разрешают прогуляться по городу совершенно самостоятельно. И вот тут – первый шок. В магазинах полно колбасы – всех видов и сортов, сыра, пепси-колы и даже – о боги! – жевательной резинки. Все это лежит свободно, и нет никакой давки в очередях. Потому, как и очередей нет. В сознании поселяются разные вопросы, вроде таковых: а почему у нас нет такого? В наших читинских магазинах?

 Над облаками 

Утро запоминается на всю жизнь. Караван автобусов идет выше облаков. В просветах проявляются синие пятна - это море. С удивлением видим на горных перевалах троллейбусы. Нам объясняют, что здесь пролегает самая длинная в Европе троллейбусная линия – по ней можно путешествовать из города в город.

Спуск с очередного перевала. Уши закладывает, как в самолете, за окнами — частокол острых темных кипарисов. И вот – распахнутые ворота, и фундаментальная стела «АРТЕК».

Далее суета на приемке: мытье, медосмотр и сдача личного имущества в камеру хранения. На руках остаются только нижнее белье, мыльно-рыльные и письменные принадлежности, и наличные деньги. Остальным нас обеспечат на месте.

И начали обеспечивать: выдали униформу. Мы несколько обалдеваем, потому, что он пошита из… настоящей джинсовой ткани. Конечно, не такой, из какой шьют «Ливайс», или хотя бы «Ковбой джинс». Но все же это самый настоящий деним. В Чите в таком можно было бы и на дискотеку пойти. Тем более, что кроме небольшого нарукавного знака — пламени костра на желтом ромбе, ничего пионерского на ней нет.

И вот нас рассортировывают, согласно полу и возрасту, по спальным помещениям. Все мы попадаем в «Алмазную» дружину лагеря «Горный». Меня определяют в третий отряд. В большой спальне я пока один. Тут нет ничего примечательно – однотипные деревянные кровати и тумбочки. Но зато одна стена превращена в окно – и оно полностью отодвигается. А за окном ниже розовой пены цветущего миндаля – во всю ширь развернулось море. Слева виден край Аюдага — та часть, что похожа на морду медведя. Наш корпус расположен у самого подножия этой горы. По центру, прямо из моря, высятся скалы Адалары. Но дорога, и смена часовых поясов берет свое – я отрубаюсь.

А просыпаюсь от множества голосов. Приехали те, с кем мне предстоит пребывать тут несколько недель. Помню до сих пор практически всех. Близко схожусь с восторженным романтиком Серегой Лунгу из Сочи, здоровяком Саней Сулимовским из Магадана и ироничным интеллектуалом Димкой Аркатовским из Питера. Позже к нашей компании прибивается тувинец Юрка Монгуш – по сложению взрослый дядька. Несмотря на то, что ему, так же как и нам, 14 лет, как–то в шутку он переборол нашего вожатого.

 Те, кто был с нами 

А вожатые тут как тут – длинный, неуловимо похожий на Пьера Ришара, Володя, и приземистая, круглолицая, матерински заботливая Замира. Вожатые Артека – это элита. Они знают по два – три языка, они прекрасные психологи и педагоги. И тут первое знакомство в внутриартековской демократии: вожатых мы называем на «ты». А начальник лагеря на открытии смены (это была не традиционная линейка, а дружеские посиделки в столовой, во время которых вожатые показали нам концерт) загнул такую речь, что мы покатывались со смеху. Только через много лет я узнал, что он в те годы являлся звездой советской педагогики, Евгений Васильев, душа любой ребячьей компании. Сейчас его именем назван лагерь «Лесной» там же, в Артеке.

В первый артековский вечер некоторые девчонки плакали – скучали по дому. Особенно старалась армянка Ангин Вардапетян. Ее успокаивали все отрядом. Если бы мы знали, как все будем реветь при разъезде.

А дальше началось пребывание – выверенное и выдержанное, на отдельно взятой территории уже построенного коммунизма. И дело даже не в невероятно интересных мероприятиях, проводимых каждый день. Дело в том настрое, когда ни одно из мероприятий не было официально-скучным или формальным. Все подавалось в замечательном формате игры с элементами, как сказали бы сейчас – экшена. И по ночам мы еще долго не могли уснуть, и смотрели, как луч маяка на ближайшем мысу режет густую крымскую ночь. И как ходят сторожевые корабли.

 На здоровье 

Когда я вернулся – все ахали: я не только прибавил в росте, и но в ширине плеч, и в объеме мускулатуры. А все просто – идеально сбалансированное, но при этом невероятно вкусное питание. До этого я бывал в лагере «Спутник» на Никишихе от управления «Читагеологии». Лагерь считался хорошим. И кормили там действительно неплохо. Но по сравнению с Артеком…

На завтрак бывали невиданные раньше в Чите сосиски. Но даже если были и каши, то они совсем не напоминали те склеившиеся комья из заведений общепита. В обед на десерт каждый день были фрукты. Часто – мороженое. В общем, по ночам никто не страдал от голода. Зато утром завтрак пожирался с треском. Прибавьте к такому рациону ежедневные активные зарядки, бассейн, свежий морской воздух, постоянные прогулки пешком на несколько километров, по горной местности. 

Школа будущего

 В Артеке тоже учились – весенние каникулы прошли, а отставать от программы нельзя. Но что это была за школа! Огромная, вся чуть не целиком из стекла, с заманчивыми лабораториями в кабинетах по физике и химии. А на гуманитарных дисциплинах – будь то история или география, на каждом уроке показывали кино. Уроки длились по 25 минут, и домашних заданий не было. Вспоминается учитель истории, с уроков которого не хотелось уходить – так вдохновенно он рассказывал про интриги королевских дворов и эпохальные сражения.

На первом месте, конечно, были дела юнкоровские. Целый десант журналистов – профессионалов прибыл для проведения мастер-классов (правда, тогда этого дурацкого выражения тоже не было). Нас учили писать коротко, емко и образно, на примерах правки наших же статей.

 Без цензуры 

Были поездки по южному берегу Крыма, восхождение на Аю-Даг, копание на развалинах Херсонеса (на том самом месте где снималась знаменитая сцена драки Алисы и Базилио из «Золотого ключика»), прогулка по «Поляне сказок» в Ялте, панорама «Оборона Севастополя». Но все-таки интереснее было на лагерной территории. Первый отряд провел эмоционально напряженное шоу «Суд над фашизмом». Выступали обвинители, адвокаты, свидетели. Разумеется – постановка, но как четко была она срежиссирована! А на день рождения Ленина был… вы не подумайте, что я сошел с ума – был диспут на тему «Возможно ли построение коммунизма?». К нему нас подвели плавно, когда до этого мы защищали свои фантастически проекты. Возник разговор о будущем, о смысле жизни, о коммунизме. И на этом диспуте реально высказывались и те, кто говорил, что на практике такого общества невозможно. Ну, или возможно через много-много лет. И таким «оппозиционерам» ничего не было! В итоге пришли к выводу, что коммунизм начинается с каждого из нас. А потом была дискотека. 

Первый поцелуй 

Калорийное питание, близость моря, цветущая весна и совместное, через стенку, проживание с девочками под одной крышей будило разные, и совсем не пионерские эмоции в наливающихся гормонами телах. Но и тут все было предусмотрено и учтено. Дискотеки начинались массовыми играми, в которых неотъемлемым элементом были… поцелуи. Это были «арам-шим-шим» или «огонь, вода и медные трубы». Варианты запрещенной в лагерях игры в «бутылочку» тут обрели легитимность, и проходили под контролем вожатых. Зато мы выплескивали накопившиеся эмоции и переходили к танцам. И кто бы мог подумать, что на костровой площади, у памятника Ленину звучали «АББА», «Бони М», и даже «Чингисхан» со своим «Москоу, Москоу». А уж какой расколбас творился под «Хафанану» Африка Симона…

 Мы вернулись другими 

Вожатые действительно знали свое дело. Мы фактически все свои дела решали сами – вожатые лишь незаметно для нас определяли пути развития событий. Но так тонко, что мы с каждым днем ощущали себя все свободней и самостоятельней. Все было проникнуто какой-то собой дружбой, невероятной привязанностью друг к друг другу. Это был тот самый отряд, о котором я мечтал, читая «Мальчика со шпагой» Крапивина.

А пребывание в одном месте ребят самых разных национальностей придавало особый шарм. Во-первых, мы заимствовали друг у друга разные слова из языков. Во-вторых, расспрашивали, как такие же пацаны и девчонки живут в заоблачных аулах, старинных прибалтийских городах, башкирской степи, или на берегах Волги. И это был безумно интересно. Я думаю, что ни один человек, который прошел Артек, затем не убил другого человека за то, что он иной национальности. Моим соседом по парте в школе был Аракел Гукасян, мастерский рассказывающий армянские анекдоты. Я ему рассказывал про забайкальскую тайгу.

Потому в день отъезда над Артеком стоял плач. Ревели все – и парни, и девочки. Обнявшись, не могли расцепиться. Сорок дней длилась смена.

Сорок дней (какое сакральное число) наши души пребывали в раю. Мы забыли о том, что за крымскими горами лежит остальное пространство страны, и очень не хотели туда возвращаться. Но надо было дать место другим избранникам судьбы. Надо ли говорить, что две последние ночи мы не спали и не могли разойтись по спальням?

Возвращение было подобно пробуждению. Мы возвращались к местам своего постоянного бытия свободными и самостоятельными. Мы научились иметь собственное мнение и перестали бояться, что за него накажут. Там, куда мы возвращались, этого очень не любили. Жизнь пошла в другом формате. И до сих пор идет в другом…