«Тут ты как в большом железном городе»: как россиянин пошел работать на ледокол и навсегда изменил свою жизнь

Черно-белые пейзажи, снег в свете прожектора полярной ночью, льды и морская пена — все это запечатлевает арктический фотограф и инженер по радиационной безопасности Матвей Павлюкевичус. Он рассказал «Ленте.ру», как пришел к фотографии, почему пошел работать на ледокол, за что полюбил Арктику и что хочет передать, снимая ее просторы.

«Лента.ру»: Как вы пришли к арктической съемке?

Матвей Павлюкевичус: Я уже давненько фотографирую, с 2013 года все началось, и это было что-то любительское. Я живу в Томске. Природа у нас особенная и интересная, как по мне. Я выезжал за город, снимал речку, озера. Мне очень полюбилась живая и естественная форма природы. Может быть, потому, что это самое первозданное, что есть на свете. Она отражает и какие-то человеческие качества, является первостепенной для зарождения человека. Меня это сильно захватило.

Как это связалось с Арктикой? Я учился в Томском политехническом университете и увидел на кафедре объявление о будущей работе, на которую можно было устроиться после завершения учебы. Предлагалась работа на ледоколе, и меня, если честно, тогда привлекла зарплата: по профессии я инженер по радиационной безопасности, и тогда, по моему личному мнению, с ней было сложно получать хорошие деньги вне закрытых городов, сейчас не знаю, что да как. Других однокурсников ледокол не очень заинтересовал, потому что это вахтовая работа, и по четыре-пять месяцев ты работаешь в море — без цивилизации, связи, привычных благ, семьи, родителей, друзей. Я же, посоветовавшись со своей теперь уже женой, решился на этот шаг и до сих пор о нем не жалею.

Тогда мы вышли из Мурманска, прошли Баренцево и ушли дальше, в сторону Карского моря. Там я впервые встретил ледовую кромку — сразу почувствовалась разница в погодных условиях, в воздухе стояла тяжелая снежная метель. И первая фотография, которую я сделал, наверное, на автомате, — это как раз снимок той снежной бури. Была практически нулевая видимость, одно большое белое пятно. Я до сих пор считаю его своим лучшим, потому что он настолько чистый и искренний — как для меня, так и для Арктики, которую я вижу.

С этого момента я начал снимать на каком-то эмоциональном, подсознательном уровне, а вернувшись домой, записался в школу фотографии. Там мне посчастливилось встретить человека, который живет фотографией, настоящего профессионала своего дела и будущего хорошего друга Ярослава Алексеевича Бушова, который до сих пор мне помогает с пониманием фотографии. Я прошел несколько курсов и с 2019 года понял, что к фотографии можно относиться более серьезно и обдуманно, поменял добротный iPhone 4S на Fujifilm XT-3. После участвовал в разных фотоконкурсах, выставках, мне понравилось представлять зрителю какую-то частичку Арктики, ее свободы. В целом я живу Арктикой уже почти шесть лет.

Пейзажи Арктики за пять лет не стали казаться однообразными, не приелись?

Это все зависит от взгляда, от ситуации, от настроения, от опыта и так далее.

Считаю, что если ты сам разный, то и объект съемки, при одинаковых условиях, тоже не будет однообразным. Замечательно, что из-за пустоты Арктики это еще получается все прочувствовать. Заметил, что когда я в городе, то цивилизация меня сама заполняет эмоцией, так сказать, с принуждением. Шум машин, люди, реклама, соцсети и звонки — всего этого не избежать, оно повсюду, и во мне тоже. А попав в Арктику, я ощутил такой вакуум, что сам немного испугался, потому что город, как оказалось, очень сильно вытеснил собственные мысли из моей головы. Только постепенно, со временем, я стал прислушиваться к себе. Интересное чувство — наверное, сродни легкому пробуждению.

Как вы проводите время в Арктике? Есть маршрут или получается съездить куда-то помимо работы на ледоколе?

Я уже сейчас по времени знаю, что примерно мы будем делать, когда я вернусь из отпуска. Для нашего судна, атомного ледокола «50 лет Победы», спектр задач уже обозначен, но бывает, что какие-то дополнительно нам предоставляет наше предприятие. Например, зимняя навигация — с ноября по май, условно, работаем в Обской губе, это возле Карского моря. Там обширно развивается нефтегазовая сфера, различные суда, танкера, газовозы, которые транспортируют сжиженный природный газ, а наше судно обеспечивает им проводку по каналу Обской губы. Трафик за последнее время очень вырос, поэтому работы для ледокола хватает.

Я не могу это регулировать или управлять этим, плыву по течению, но бывает, что обстановку скрашивает то, что наш ледокол в данный момент — единственное судно, которое ходит летом в туристические круизы к Северному полюсу. По пути мы проходим архипелаг Земля Франца-Иосифа, очень красочное место, почти 200 островов, которые навсегда останутся в моем сердце. Еще запомнился рейс от Мурманска до мыса Дежнева, крайней восточной материковой точки России. Это весьма запоминающееся своей длительностью и суровостью путешествие. Тогда, в раннюю зимнюю навигацию, была очень тяжелая ледовая обстановка, но нам она была по плечу.

В свободное от вахты время я посещал Териберку, чтобы закрыть гештальт от фильма «Левиафан», бродил по Мурманску и снимал городские пейзажи, судоремонтный завод.

Какое у вас было первое впечатление от ледокола?

Первое, что я понял, — это то, что я не готов к качке. Не буду уходить в подробности, но было тяжеловато. А как вошли во льды, качка ушла и физически стало гораздо легче. Ледокол технически очень сложное устройство, и тебе надо знать, как работают различные механизмы и системы, что он из себя представляет, ответственность в своем деле тебя подталкивает знать все от А до Я, чтобы делать работу качественно. Поэтому первое время ты стажируешься, нужно изучать много документов, инструкций — соответственно, думать о чем-то другом некогда, так или иначе все равно скучаешь по дому.

Ты привык, что у тебя девушка рядом или что ты можешь сходить куда-то с друзьями, или в магазин, или в кино. В Арктике ничего этого нет. Но помогает спутниковый интернет — можно созвониться с домом, услышать голоса близких. Сейчас это уже куда проще воспринимать, а раньше временами было нелегко.

Ваши фотографии — это не просто пейзажи, у вас есть какие-то детали, геометрия. Как вы выбираете, на чем сделать акцент и как выбрать ракурс?

Мне кажется, Арктика упрощает фотографу жизнь. Любой фотограф всегда обращает взгляд на какие-то интересные детали, чтобы рассмотреть более подробно необходимый ему сюжет.

В последние два рейса мне была близка космическая тематика, которую я связал с Арктикой. Мы ходили в полярную ночь. Мало что видно, но схожие сюжеты быстро замечаешь. Допустим, это судовой фонарь, который, казалось бы, просто светит, но ты рассматриваешь не просто фонарь, а видишь снег, который он освещает, и это уже похоже на хаотичный поток космических частиц. След от ботинка ты тоже не можешь не заметить — пурга, все заметает снегом, и ты этот отпечаток обязательно увидишь, словно космонавт ступил на неизведанную планету. Или какие-то суда, проходящие рядом: ты видишь его, включаешь фантазию, и это уже не морское, а космическое судно с мощными прожекторами, помогающими освещать путь.

Мне последнее время очень нравятся описанные мной ранее фотосюжеты.

А почему так много черно-белых снимков?

Все зависит от того, что я хочу показать и что мне интересно. Тем более и сама Арктика не располагает какой-то широкой цветовой гаммой. В полярную ночь, по сути, все делится на видимое и не видимое глазу. То, что я вижу — белое, а что нет — черное. Фотография и автора в какой-то степени отражает, и его личное настроение. Наверное, я просто сам такой, как черно-белая фотография.

У меня есть и цветные снимки. К примеру, на одном из кадров медведь поймал тюленя, схватил и стал оттаскивать, рисуя на льду кровавую дугу. Черно-белой она бы не сработала. Зритель бы попросту не понял, что след имеет кровавый оттенок, а на нем как раз и был мой акцент.

Что сложнее всего снимать?

Всегда по-разному. Возвращаясь к фотографии с медведем, там была сложность в том, что это случайный сюжет. Ты не можешь знать заранее, попадется он тебе или нет. А чтобы были именно тяжелые съемки — наверное, это снимок под фонарем, где я снимал движение снега. Для такой формы нужна метель, необходимо долго стоять под фонарем и фотографировать, чтобы результат совпал с тем, что задумано. Техническая сложность в том, что камеру заметает снегом, и постоянно нужно очищать объектив. Если повезет, то поможет специальная салфетка, но, как правило, толку от нее мало, и уже через пять минут она вся мокрая.

Также ветер — его присутствие есть, по-моему, в каждой моей фотографии. Хорошо, если слабый, но бывает и сильный, тогда времени еще меньше, иначе пальцы начинают коченеть. Все это мало чем помогает, но и в этом есть интерес — например, чтобы показать суровость и жестокость Арктики. Вот оно, все перед тобой, и даже придумывать ничего не надо. Природа дает тебе ситуацию, в которой может тебе помочь с фотографией или же, наоборот, все поломать.

У вас были ситуации, когда было страшно в таких условиях?

На самом деле у нас профессиональный коллектив, все знают свое дело и делают его хорошо, поэтому страшно не бывает. Но у меня была как-то мимолетная мысль, когда мы шли в полярную ночь, я открыл иллюминатор и подумал: окажись я снаружи в таких условиях, сколько бы смог прожить?

Некоторые коллеги называют ледокол кормильцем — он дает им работу, средства к существованию им и их семьям, и они его очень любят, ценят и уважают.

Как коллеги к фотографии относятся?

Я особо это не афиширую. Но если видят, что я фотографирую, и спрашивают, то рассказываю.

Вы продаете фотографии. Как думаете, почему людям нужен кусочек Арктики?

Я хочу верить, что человеку просто нравится фотография, отзывается в душе. Хотя бывают разные случаи. Один из наблюдателей моего творчества мне сказал, что в моих фотографиях он видит бывшее место жительства, так как раньше жил в Норильске, очень северном городе, а мои фотографии ему напоминают о былых временах, это для него частица памяти. Когда я делал фотографию, то совершенно не думал, что кто-то ее увидит и вспомнит свой дом.

Я сам иногда покупаю у других авторов фотографии, если что-то очень привлекает. Тем более это благодарность и поддержка автору за его труд.

Вы сказали, что человек может увидеть что-то свое. Как вы к этому относитесь?

Это же замечательно! Даже если человек почувствует ненависть к фотографии, то получается, что он все равно что-то почувствовал. Конечно, к арктическим пейзажам ненависть особо не испытаешь, но даже если это отреченность или душевная пустота — это тоже одно из чувств, и зритель это, как правило, тоже ощущает.

В общем и целом лично для меня смысл фотографии в том, чтобы человек что-то ощутил, своеобразное средство передачи эмоций. Зритель может разделить мое чувство, а может испытать что-то свое или же уйти пустым и черствым. Некая игра чувств, рулетка, фото может расцвести или же завянуть в глазах наблюдателя. Я по таким правилам играю, и меня они устраивают более чем. Тем более в первую очередь это надо мне, а не зрителю.