«Тебя посодют, а ты не воруй!» Как работали московские комиссионки и как на них наживались спекулянты

В былые времена они были и в центре столицы, и на окраинах. В них выставлялись пальто, плащи, платья, ковры, радиоприемники, картины, шкафы, буфеты и прочие вещи, честно послужившие одним хозяевам и устало дремавшие в ожидании новых.

Вокруг столичных комиссионок толпился народ — прикидывал, приценивался, ощупывал. За всей этой суетой равнодушно наблюдали продавцы и настоящие короли этого царства вещей с пометкой «б/у» — оценщики. Примерно так выглядела повседневная жизнь этих магазинов в Москве.

Как они появились, во что превратились и насколько востребованы сейчас — в материале «Мосленты».

Разные и разноликие

В 1948 году в СССР работало 552 комиссионных магазина. Через десять лет их стало уже 783, а к 1963 году их число перевалило за тысячу. Последний ренессанс комиссионок состоялся в 1988 году — в стране работало почти три с половиной тысячи таких торжищ.

Больше всего подобных заведений было в Москве. Самые известные располагались на Беговой, Сретенке, улице Горького — ныне Тверской, в районе Земляного Вала, на Ленинградском проспекте.

Все московские магазины, которые брали у населения товары на реализацию, были объединены в «Москомиссионторг» — объединение по приему вещей у населения на комиссионных началах и реализации принятых вещей. В нем числилось до 100 комиссионных магазинов.

Они были разные, разноликие. Одни торговали стариной, антиквариатом, модными вещами, привезенными из-за границы. В тех магазинах было чисто, уютно, и солидных покупателей с толстыми кошельками встречали как дорогих гостей.

© Мослента

В других магазинах и обстановка была победнее, и товары попроще. В скупках — это еще один псевдоним комиссионок — пахло овчиной мерлушковых воротников пальто, резиной и кожей калош и сапог, лежалой шерстью кофт и свитеров. Но народ, живший скудно, от получки до получки, без стеснения, а то с интересом копался в этих залежах, вызывавших жгучую тоску. Надо же было что-то носить и во что-то обуваться…

Это самое старье было привычным, обжитым, и никто его не стеснялся. Уточним, что имеются в виду послевоенные годы и последующие — 50-е и 60-е. Многие граждане были обуты в ботинки, которые кто-то уже носил, одеты в пальто и костюмы с чужого плеча. В домах скрипели шкафы, кричали на разные голоса радиоприемники и телевизоры, переехавшие из других домов. А во дворах стояли латаные-перелатаные автомобили и мотоциклы, требовавшие почти непрерывного «лечения».

Вершитель судеб

Высоцкий пел: «У тети Зины кофточка с драконами да змеями — / То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями. / Трофейная Япония, трофейная Германия: / Пришла страна Лимония — сплошная чемодания».

Поэт вспоминал детство, когда возвращались после Великой Отечественной войны и японской баталии нагруженные трофеями фронтовики. Солдаты много увезти не могли, а вот офицеры загружали машины и вагоны под завязку. У самых предприимчивых скапливалось так много импортных вещей, что они сдавали их в комиссионки.

Магазины заполнились товарами из Германии и других европейских стран: одеждой, обувью, велосипедами, посудой, часами, коврами, радиоприемниками, патефонами... И уже упомянутым антиквариатом, в котором встречались настоящие сокровища.

Вершителем судеб в комиссионке был оценщик — обычно бесстрастный на вид, немногословный человек, хорошо изучивший вкусы богатой публики и конъюнктуру теневого рынка. Он назначал стоимость товара — с учетом комиссионных, которые, извините за тавтологию, забирал комиссионный магазин.

Хозяева вещей порой начинали роптать, требуя поднять цену, но оценщик сурово смотрел на них сквозь очки, давая понять, что все споры напрасны. Впрочем, если вещь его всерьез заинтересовала, он уступал напору. И даже дежурно улыбался…

Если через оговоренное время вещь не находила покупателя, ее стоимость снижалась. Хозяин мог забрать вещь, но деньги за хранение был обязан заплатить.

Кстати, о том, что товар продан или со временем уценен, бывшим владельцам не сообщали. Они сами обо всем узнавали — деньги-то получить хотелось…

Ограбление балерины

У оценщика были постоянные клиенты, пристрастия которых он хорошо знал. Они, получив короткий, как шпионское сообщение, телефонный сигнал: «Павел Петрович или Ирина Ивановна, пришло то, что вы хотели», — неслись со всех ног в комиссионку. Товар нельзя было держать под прилавком больше двух часов. Запыхавшиеся клиенты прибегали, расплачивались, получали вожделенную вещицу и «стимулировали» благодетеля.

У дверей комиссионок постоянно крутились какие-то суетливые личности, которые перешептывались и пристально следили за теми, кто пришел сдавать вещи. Если они сулили выгоду, пытались их перехватить, чтобы хорошо перепродать.

© Мослента

Милиция отлавливала такую публику, но на место деляг, отправившихся в места не столь отдаленные, вставали новые спекулянты. Это был неиссякаемый круговорот, в котором крутилось множество людей.

Правоохранители часто «трясли» и самих работников комиссионок. Их «посадки» после проверок ОБХСС — Отдела по борьбе с хищением социалистической собственности — были обычным делом. Как и небольшие истории их бурной деятельности, которые публиковали газеты под рубрикой «Из зала суда».

В комиссионные нередко стекались ворованные вещи. Об истории с ограблением квартиры знаменитой балерины Екатерины Гельцер в Брюсовском переулке рассказывал в книге «Криминальная Москва» писатель Эдуард Хруцкий: «Дверь открыли подбором ключа, украли только уникальные бриллианты, две дорогие шубы и палантин из чернобурых лис.

Были разосланы ориентировки во все комиссионные и скупки драгоценностей, сориентированы ломбарды. Оперативники ежедневно трясли спекулянтов из Столешникова, с Трубной, Сретенки. И вдруг один из агентов сообщил, что скорняк Буров, живущий в Столешниковом, приобрел похожие по описанию шубы…»

Бурова взяли за жабры, и он во всем признался. И дело пошло: за короткое время оперативники с Петровки, 38 размотали весь преступный клубок и взяли с поличным похитителей.

Дима Семицветов и другие

Со временем комиссионки меняли свой облик. Здесь уже продавали не старье, а только новые, с иголочки вещи — рубашки, плащи, куртки, джинсы. В «комки» приходили внушительного вида люди. Они уходили вместе с продавцами в подсобку и выходили оттуда, нагруженные свертками и коробками.

Качественные товары, как и раньше, продавались из-под прилавка с наценкой, и потому спекуляция в комиссионных магазинах расцвела еще сильнее. Типичный представитель этой системы — герой комедии Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля», вороватый продавец Дима Семицветов в исполнении Андрея Миронова. Фраза «Тебя посодют, а ты не воруй», адресованная его герою тестем, роль которого сыграл Анатолий Папанов, на многие годы стала крылатой.

Но это был собирательный образ, так же как Семен Семенович Горбунков, в которого перевоплотился Юрий Никулин в фильме «Бриллиантовая рука». Но, в отличие от хапуги Семицветова, он был честный советский человек и разыскивал в комиссионном магазине «точно такой же халат, но с перламутровыми пуговицами» — кажется, для жены.

© Мослента

Теперь — о футболе. Точнее, о футболисте. Однажды известный форвард московского «Динамо» и сборной СССР Игорь Численко пришел в комиссионный в центре Москвы и вскоре угодил в… фельетон.

Дело было так. Из зарубежного турне футболист, как его партнеры, привез модные тогда в СССР плащи-болонья. Там они были дешевые, а у нас очень ценились. Несколько штук Численко подарил, остальные сдал в магазин. Все было по закону.

Об этом узнал журналист «Советской России» и сделал Численко одним из антигероев своей публикации, в которой он костерил людей, скупавших у иностранцев барахло и сдававших их с выгодой в комиссионки.

Футболиста репортер упомянул мельком, в несколько строк, но неприятности ему доставил немалые. И Игорь Леонидович, царство ему небесное, выражаясь футбольным языком, угодил в моральный офсайд…

Однако не стоит думать, что хорошую вещь в комиссионном магазине можно было купить только по блату. Некоторым гражданам просто везло, и даже не один раз. На радостях они собирали гостей, чтобы отметить удачную покупку.

Вторая молодость

Сегодня комиссионные магазины переживают вторую молодость. Но они не имеют ничего общего со своими предшественниками. В них выставлены вещи очень приличные и совсем хорошие.

Немолодые москвичи, которые заглядывают в такие магазины, невольно сравнивают их с прежними неопрятными торжищами, в которых пахло овчиной, кожей и лежалой шерстью. И вспоминают, что в дачном сарае, кажется, завалялась вещица, купленная лет эдак сорок назад в комиссионке — то ли на Преображенке, то ли на Пресне…