Дипломатические отношения Крыма с Египтом и Ираном в конце XV—XVI веков
Из истории крымских татар, династии Гераев и потомков Джучидов...
Одним из крупнейших государств, наследников Золотой Орды, было Крымское ханство — часть большого этнокультурного пространства на обширном участке Евразии. Ханы из крымской династии Гераев являлись потомками Джучидов, поэтому их представители правили в Казанском и Астраханском ханствах. Институт истории им. Марджани выпустил новое издание пятитомника "История крымских татар". Третий том посвящен одному из ключевых исторических этапов развития этого народа — периоду Крымского ханства (XV—XVIII вв.). Полных и завершенных исследований по крымским татарам до сих пор не было, новая книга татарстанских авторов заполняет некоторые пробелы в истории этого тюркского народа.
Дипломатические отношения Крыма с Египтом в конце XV—XVI вв.
И.В. Зайцев
Связи Крымского ханства с Египтом, безусловно, имели своим истоком тесные отношения Египта с Золотой Ордой. В августе 1394 г. в Дамаске египетский султан аз-Захир Баркук принимал послов хана Тохтамыша, османского султана Баязида и Бурхан ад-Дина Ахмада, правителя Сиваса. Рассказ об этом сохранился у Тагрибирди: "Туда прибыли к султану послы Тохтамыш-хана, правителя земли Кыпчак (Кыфджак), предлагая союз против Тимурленка, предложение которых султан принял. За ними прибыли послы османского султана Йылдырыма Баязида, правителя Малой Азии, сообщая, что он послал 200 000 дирхемов в помощь аз-Захиру и что он будет ждать ответа султана, чтобы поступить соответственно...". Возможно, что в августе 1394 г. в Дамаске, где представители четырех стран обсуждали перспективы войны с Тимуром, состоялись первые официальные контакты представителей Тохтамыша и Баязида.
Поражение Тохтамыша в 1395 г. и катастрофа 28 июля 1402 г. (битва при Анкаре) на какое-то время приостановили развитие отношений Османской империи и Золотой Орды. Государства испытывали тяжелейшие внутренние потрясения, временно снявшие актуальность контактов друг с другом. К сожалению, мы не имеем сведений о развитии османо-ордынских дипломатических отношений в самом начале XV в. Контакты же золотоордынских ханов с Египтом продолжались. Так, по сообщению Эль-Айни, 21 апреля 1429 г. послы Улуг-Мухаммада прибыли в Египет, имея при себе подарок и два письма (на арабском языке и монгольском уйгурским алфавитом).
Возможно, в составе именно этого посольства к султану ал-Малику ал-Ашрафу Барсбаю находился И. Шильтбергер, который упоминает посольство Улуг-Мухаммада к мамлюкскому султану по случаю свадьбы дочери последнего. К сожалению, результаты и действительные цели этих посольств неизвестны. Скудость источников не позволяет ответить на этот вопрос с определенностью. С основанием Казанского ханства круг внешнеполитических интересов Улуг-Мухаммада несколько изменился, ни Египет, ни Османская империя не играли главные роли в его внешней политике. Это место занимало сначала Великое княжество Литовское, а затем и Московское княжество.
Между тем Египет играл некоторую роль в обосновании османской экспансии на северных берегах Черного моря. Весьма важной вехой в изучении Турции и, в частности ее интересов в Северном Причерноморье, на Северном Кавказе и в южнорусских степях, стал труд Дмитрия Константиновича Кантемира (1673—1723), сына молдавского господаря, избравшего после Прутского похода Петра I местожительством Россию. Его "История Оттоманской империи" была написана в 1714—1716 гг. и около 1721 г. по просьбе Петра переведена на русский, но перевод остался в рукописи и служил источником информации для русских политических и научных трудов.
Дм. Кантемир одной из основных причин османской активности в Крыму и на Кавказе, в частности османского похода 1484 г. в Черкесию, уничтожившего почти все центры пополнения рядов египетских мамлюков, считал османо-египетское противостояние. Турки в условиях вражды с мамлюками всеми средствами пытались подорвать экономический и военный потенциал Египта. Отсюда стремление контролировать черноморские рынки (центры продажи живого товара) и прилегающие районы Северного Кавказа (источник поступления мамлюков). Рассмотрение османской активности в Северном Причерноморье в связи с турецко-египетским противостоянием (начавшимся примерно с 60-х гг. XV в.) чрезвычайно плодотворно и практически игнорировалось исследователями.
Если история дипломатических связей Золотой Орды с мамлюками в общих чертах известна, то о контактах Крымского ханства с Каиром до недавнего времени не упоминалось. В специальной работе о внешнеполитических связях Крыма с европейскими и азиатскими дворами XV—XVIII вв. Египет не фигурировал. В отсутствие крымских и египетских источников по теме основным материалом для реконструкции крымско-египетских отношений остаются посольские книги по связям Московского государства с Крымским ханством.
В конце апреля 1491 г. в Москву прибыл некий молла Багаутдин с грамотой Менгли Герая, в которой хан писал Ивану III: "Мисюрьской салтан ко мне, к брату к твоему, прислал с своим человеком: яз у отца у твоего Ази-Гирея царя лице есми его видел и хлеб есми его ел; Бог нас так на Мисюри салтаном учинил. Отец твой царь прежним салтаном с добрым с своим человеком добрые поминки присылывал; и мы, что у нас добрых коней и доброво товару и добрых сабель с золотом посылывали есмя беспрестанно. И ты бы ко мне прислал своего доброго человека борзо, безпереводно. Какова поминка мы хотим от него, и он к нам хочет послати. Что, брат мой, нынечя ко мне прислал поминки, и яз те поминки послал к салтан Баязыту с Ямгурчеем с царевичем. И нынечя мисюрьскому салтану меня брата своего в сороме не учинишь, сего Багавадын, богомолца моего, к мисюрьскому салтану которые пригожие поминки от соболя, от рыбьих зубов пришлешь, ино братство свое свыше учинишь; пошлого своего молну богомолца Багавадына, того же хочю послати к мисюрьскому салтану. Тебе брату моему в той стороне, что ти будет надобно, прикажешь; Бог донесет, ты брат мой, как накажешь, по твоему приказу может добыти; тот человек мисюрьского салтана человек, пришед в Кафе стоит".
Из этого письма в Москву становится ясным, что активные дипломатические и торговые контакты между Крымским ханством и мамлюкским Египтом установились еще при Хаджи Герае. Султаном, который возобновил с Менгли Гераем прерванные дипломатические связи, был ал-Ашраф Сейф ад-Дин Каит-бай. Вполне вероятно, что политические контакты двух государей были упрочены единством происхождения: мать Хаджи Герая была родом из Черкесии, а Каит-бай также был по происхождению черкесом, купленным султаном Барсбаем уже в Каире. Вполне вероятно, что слова Каит-бая о личной встрече с Хаджи Гераем можно воспринимать не иносказательно, а буквально. Восхождение к вершинам власти у обоих почти совпало по времени (Хаджи Герай был, видимо, немного старше). Путь будущего султана из Черкесии в Египет лежал, определенно, через Крым.
Осуществлялись дипломатические и торговые связи двух государств через Кафу. Торговля была важной составляющей отношений двух государств. Кое-что можно сказать о характере товарооборота: из Египта в Крым вывозились кони и оружие. Крымские купцы-"ордобазарцы", как писал в Москву Менгли Герай, "и в Аземы, и в Мисюрь, и в Шам, и в Рим (т. е. в Иран-Аджем, Египет, Сирию (Дамаск) и в Рум — Европейскую Турцию. — И. 3.) ходят". Египетские посланцы и купцы прибывали в османскую Кафу, а значит, крымско-египетские связи были хорошо известны османам. Некоторые крымцы покупали в Египте товары по заказу из Москвы: так некий Чабак купил для московского великого князя Василия аргамака за 100 золотых. Менгли Герай предлагал Ивану в обмен на поминки для египетского султана (соболя и рыбий зуб, т. е. моржовый клык) заказать что-либо в Египте молле Багаутдину. В мае 1491 г. Менгли Герай просит отпустить Багаутдина из Москвы в Египет побыстрее, ибо "товарищи его борзо едут".
В октябре 1493 г. в Москву снова прибывают грамоты Менгли Герая, написанные в сентябре на Днепре. В одной из них хан опять упоминает о своих связях с Египтом: "Молная малово брату тезику одному человеку ярлык давши, к тебе к брату своему послал есми с Мынюрем да с Оюсом, что было живота, то твои казначеи взяли, а денги его не дошли, так есми слышел, как тому убогому куны его ему давши, Мынуря да Оюса не оставишь, велми мне брату твоему за честь на сердце учинишь. К тебе есми к брату своему о кречетех молвил был есми поминка послал, мисюрсково деля салтана, а посол его пришод стоит, которому послу итти не оставя пошлешь, братство ведает". Неясно, говорит ли хан в этом письме все о том же Багаутдине или о его брате "тезике" Мехмете.
Следствием посольства Багаутдина была ответная египетская миссия в Крым. Менгли Герай 5 октября 1495 г. писал в Москву следующее: "А ныне от мисюрского салтана человек приехал, кречатов да рыбья зубья просить". Для их покупки хан послал в Москву деньги через своего человека Касыма. В другой грамоте (от 8 октября) хан сообщал: "Мисюрской салтан писан и шит узорчат шатер прислал".
Вероятно, вследствие крымско-египетского дипломатического обмена в библиотеке крымских ханов оказались каирские рукописи сер. XV в. (Бахчисарайское собрание в РНБ).
Эти посольства совершались на фоне серьезного османо-египетского конфликта. В 1481 г. в Египте приняли султана Джема — брата Баязида и претендента на османский престол. В 1486 г. началась первая османо-мамлюкская война: египтяне нанесли османам сокрушительное поражение. Вторично мамлюки разгромили османов в 1487 г. Несмотря на то, что формально при посредничестве Туниса в 1491 г. был заключен крайне непрочный мир, в отношениях османов и мамлюков царила напряженность.
При последнем мамлюкском султане ал-Ашрафе Кансухе ал-Гури (1501—1517 гг.) контакты продолжались. В 1508 г. брат Менгли Герая Ямгурчи (которого после совершенного хаджа стали называть Хаджи) просил у Василия III рысью шубу специально для отправки в Египет. Пожалуй, последнее упоминание Египта в крымско-московской переписке приходится на август 1515 г., когда Мухаммед Герай сообщал: "А после того пришли к нам послы от Салим-шага салтана, и от мисюрьского салтана, и мы им на поминки кречетов не добудем". В запросе о кречатах хан писал: "от арапов, и от азямов, и от мисюри, и от Царягорода отовселе нам от государей добрые люди на государство здоровати идут". Египетский поход Селима Явуза (1517 г.) положил конец связям двух государств.
Взаимоотношения Крымского ханства с Ираном (Ак-Коюнлу и Сефевиды)
И.В. Зайцев
Крымско-иранские контакты имеют глубокие корни, уходящие в золотоордынскую эпоху или даже предшествующий период. Они, безусловно, не ограничивались политическими связями, а имели и весомую торговую составляющую.
"Для отношений Крымского ханства к Ирану не характерно острое противостояние; напротив, современные европейские источники рассматривали его как возможного члена антиосманской коалиции. Идея антиосманской коалиции во главе с Ираном, которая поначалу являлась любимой концепцией дипломатии находящегося под угрозой османского завоевания Венгерского королевства, затем была принята Габсбургами как план большой восточной лиги, однако инициативы создания коалиции исходили из Венеции, а больше всего от папского двора. Большой план заключался в том, чтобы окружить и остановить Османскую империю, для чего Венеция, венгерский и польский короли, а также крымский хан и персидский шах должны были заключить союз против общего врага — османов" [Иванич].
Насколько реальна была такая коалиция? Идеи привлечения крымских татар и персов к антиосманскому союзу расценивались европейской дипломатией до 1475 г. как вполне осуществимые. Но и позже мы видим, что крымские ханы, уже будучи связаны с османами отношениями покровительства (которые часто называют протекторатом), не прекращают дипломатический обмен с Ираном. Уже Менгли Герай имел политические и торговые отношения с предшественниками Сефевидов — государством Ак-Коюнлу: имеются сведения о крымском посольстве (не позднее 1490 г.) в Тебриз к султану Якубу б. Узун-Хасану (1478—1490) и ответной миссии. Этот обмен осуществлялся морем через османскую Кафу, куда послы и купцы из Ак-Коюнлу прибывали скорее всего из Трапезунда.
В апреле 1491 г. в Москву пришли грамоты крымского хана, которые привез его слуга Ходжа Мехмед. Менгли Герай в одной из этих грамот сообщал Ивану III: "К Тевризскому князю Якупу сего Хозя Маахметя (т. е. упомянутого "слугу" Ходжа Мехмеда. — И. 3.) посылал есми, и Ягуп князь, Усейном зовут, посла своего со многими поминки послал был. И того Ягупа князя посол приехал был в Кафу и к нам было ехати ему, ино в ту пору недруг пришел и к нам было ему нельзе ехати". Посол Якуба до Менгли Герая не доехал и вынужден был вернуться (причиной, скорее всего, была смерть в Тебризе самого Якуба). Тебриз и в целом Восточный Азербайджан еще в XIV в. были яблоком раздора между Золотой Ордой и ильханами, и связи его с Крымом могли уходить еще в это время. Можно также предположить, что контактам между ханством и державой Ак-Коюнлу способствовало родство правителей крымского княжества Феодоро с Трапезундским домом Комнинов. Впрочем, текстов для подтверждения этого предположения мы не имеем.
М. Иванич разделила крымско-иранские отношения в XVI—XVII вв. на три основных периода. На первом этапе до 1578 г. (начало османо-сефевидской войны) и Крымское ханство, и держава Сефевидов рассматриваются в Европе как потенциальные союзники христианской лиги в борьбе с Османами. На втором этапе наблюдаются неоднократные попытки с персидской стороны ослабить зависимость Крыма от Османов и привлечь Гераев на свою сторону, в том числе с помощью возможных династических браков. Эти попытки не дали результатов. Начиная с 1628 г. двусторонние отношения могут характеризоваться как враждебные.
Таким образом, контакты с Ираном в Крыму всегда зависели от отношений двух государств с Османской империей и часто были окрашены в антиосманские тона, поэтому иранские симпатии особенно хорошо заметны у тех ханов, которые старались вести независимую политику и отделяли себя от османского влияния как в политическом, так и в культурном смысле. Так, сын Менгли Герая Мухаммед Герай, по отзывам его окружения, явно испытывал наклонности к общению с шиитами.
Зоной соприкосновения интересов двух государств был Кавказ. Крымские ханы были кровно связаны с Западным Кавказом: именно оттуда происходили ханские аталыки, мать основателя ханства Хаджи Герая была из черкесов-кемергойцев (подразделения адамий). Иран подчинил своему влиянию Восточный Кавказ, захватив в 1538 г. Ширван, который с тех пор стал ареной противостояния Османов и Сефевидов.
К началу в 1578 г. османо-сефевидской войны внешнеполитический горизонт Крымского ханства значительно сузился, но его военное значение для Османской империи возросло:
"Османское командование нуждалось в крымскотатарских вспомогательных отрядах, которые выполняли задачи логистики и сохраняли завоевания османской армии в то время, когда она отходила на зимний отдых. Охраняющие передовую линию врага крымские татары часто попадали в зависимое положение, в результате чего в первые же годы войны два высокопоставленных руководителя крымского войска попали в плен. Из братьев хана сначала в руки персов попал Адиль Гирай, занимающий пост калги, а затем его младший брат Гази Гирай" [Иванич].
Вскоре персидская сторона с помощью возможных династических союзов с Гераями постаралась ослабить зависимость ханства от Османской империи. Шах готов был отпустить Адиля в обмен на заключение с Крымом союза, скрепленного брачными узами (калгу планировалось сделать тестем шаха), однако вследствие интриг он был казнен (Адиль Герая обвинили в том, что он завел любовную интригу с сестрой шаха и приобрел слишком большое влияние на его жену Бегум Хайр ун-Ниса).
Судьба Гази Герая сложилась более счастливо. Пленника сначала подарили наследнику престола Хамзе-мирзе. Последний, стараясь привязать султана к себе и привлечь его на службу, осыпал его милостями, однако, заметив его твердость и неуступчивость, заточил Гази Герая в крепость Кахкаха (Аламут). Однако обстановка резко поменялась после 1584 г., когда Османы сместили Мехмед Герая с престола. В этих условиях в Иране сочли возможным использовать Гази Герая как претендента в борьбе за крымский престол: его готовили в Иране к династическому браку и даже хотели назначить его правителем Ширвана. Этот план также не удался (среди стихов крымского султана сохранилось персидское рубаи, в котором он отвергает предложение шаха), и Гази Герай, воспользовавшись большей свободой передвижения, бежал из плена. В 1588 г. он занял крымский престол, воспользовавшись покровительством влиятельного Османа-паши Оздемироглу, который был сердаром во время персидского похода.
На рубеже XVI—XVII вв. папская дипломатия вновь рассчитывает создать новый антиосманский союз, в котором желает видеть и крымского хана, и персидского шаха, и русского царя. В случае войны против Османов крымского хана планировалось держать вдали от театра военных действий. Достичь этого хотели с помощью материального вознаграждения. Реакция на эти планы в Крыму нам не известна.
Наконец, в 1620-х годах в крымской политике снова проявляется ориентация на Сефевидский Иран как противовес усиливавшейся зависимости от Стамбула. Представители династии братья Мехмед Герай и Шахин Герай принимали участие в анатолийском восстании против Османов в начале XVII в., но были прощены в 1610 г. и заняли в ханстве высокие посты. Проиграв борьбу за власть, Шахин вскоре бежит к Аббасу I и сражается на его стороне против Османов и своих же собратьев, которые принимали участие в османо-сефевидской войне. В 1623 г. Мехмед Герай стал ханом и назначил брата на пост калги. Шахин Герай вел открытую антиосманскую политику и даже на время захватил Кафу, а в 1625 г. отказался от участия в османском походе на Иран. Впрочем, этот эпизод так и остался эпизодом, и вскоре крымские татары вновь продолжают использоваться империей в войнах против Ирана в Закавказье. Так, например, в 1638 г. султан Мурад послал из Кафы в Эрзурум к Кенан-паше пятьсот крымских татар для участия в походе на Ереван. Едва ли сотня из них в результате спаслась.
Крымско-иранские контакты в XVIII в. изучены плохо. Однако очевидно, что и в это время Иран занимал определенное место в политическом кругозоре крымских ханов. Вряд ли случайно Персия как возможное место возведения на престол Шахин Герая в обмен на уступку Крыма появляется в планах российского правительства накануне падения Крымского ханства. Неясно, насколько серьезно относился к этой идее сам хан.