о возвращении уехавших россиян

«Возвращаются, потому что опытным путём поняли: Россию не стоит воспринимать через оптику отрицания и умаления. Думали, что Россия глухая и греховная периферия, а оказалось, что она — центр. Что она и есть константа, что Родина у человека одна. Что его Родина — одна из величайших мировых цивилизаций, в то время как многие вокруг пели и шипели «Уродина!».

Всё чаще стали появляться новости о том, что уехавшие из страны после начала СВО граждане стали возвращаться. Это повод вовсе не для кидания камней, злорадства и сарказма, а для понимания причин происходящего. Они — наши.

В своё время многие покинули пределы России на волне шоковых и экзальтированных реакций. Кому-то казалось, что весь прежний мир рушится и спасения не будет. Прислушивались к голосам сирен, почитавшихся авторитетными, что Россия падает в тартарары, что экономика её будет разорвана в клочья и вернётся худший вариант реалий девяностых, если вообще не смуты и глобальной гражданской усобицы. Вот и побежали, как им казалось, с «Титаника».

Чего греха таить: многие не знали страны, в которой живут, недооценивали её. Вместо неё довольствовались каким-то навязчивым карикатурным образом. Ещё и нигилизм, настоянный на эсхатологизме, — давняя российская проблема. Поэтому и возникло ощущение, что последние времена настали.

Нигилизм по отношению к собственно современности и создавал образ воронки Бермудского треугольника, в который мы все якобы погружаемся. Наше время воспринималось пустотным, каким-то провалом, ошибкой и промежутком, который необходимо поскорей преодолеть и забыть. Так и создавалась поведенческая модель, когда люди воспринимали себя странниками и пришельцами в России, которой ничего не должны. Сообразно себя и вели.

А тут такое откровение и потрясение — что большая история творится здесь и сейчас, что Россия переживает свои эпические времена. Сложный опыт, чего уж говорить. Особенно когда к нему совершенно не готов, а руководством к действию становятся ложные стереотипы. Будто ходил сомнамбулой, а после — резкое пробуждение и последующие панические реакции.

Первоначальный исход и бегство — это ещё и показатель того, что было что-то не так в системе наших общественных ориентиров, системе ценностей, культурном постсоветском строительстве. Тут можно вспомнить времена, когда, например, патриотизм был ругательным словом и воспринимался мракобесием. Когда подобного рода людей именовали красно-коричневыми. Когда делалась ставка на прагматика и циника, считалось, что всё — только бизнес и ничего личного.

В своё время писатель Валентин Распутин использовал термин «обчуждение». Так и происходила повальная ориентация на чужое и отчуждение от почвы, от тысячелетней отечественной традиции. Общество блуждало в системе навязанных миражей, пребывало в матрице стандартов, в которые никак не вписывалось. Обчуждённые люди и побежали, предались панике.

Вот и люди возвращаются, а значит, произошла важная, в том числе мировоззренческая переоценка. А реальность явила своё несоответствие созданному стереотипному образу. Особенно в рамках противопоставления «здесь» и «там». Где «здесь» — место несовершенства, нелепицы, ошибки и прозябания, юдоль печали и удел лузеров, а «там» — Китеж-град и Беловодье в одном, мечта и ориентир, к которому необходимо стремиться. И если попал, то выиграл джекпот и обрёл бесконечное счастье.

Возвращаются, потому что опытным путём поняли: Россию не стоит воспринимать через оптику отрицания и умаления. Думали, что Россия глухая и греховная периферия, а оказалось, что она — центр. Что она и есть константа, что Родина у человека одна. Что его Родина — одна из величайших мировых цивилизаций, в то время как многие вокруг пели и шипели «Уродина!».

Произошла встреча человека со своей Родиной, её познание, возникло ощущение общности и единства с ней, пусть и через вечный сюжет возвращения блудного сына. Мы не сломались, а, наоборот, стали крепче, сильней, уверенней в себе. А там совсем близко и до есенинского «Я скажу: «Не надо рая, // Дайте родину мою».

Но во всей этой ситуации следует отделить зёрна от плевел. Поддавшихся панической эмоции и идейных, которые принялись спекулировать на теме эмиграции, равнять себя с «философским пароходом».

Только разница колоссальная: представители российской эмиграции в XX веке даже за пределами страны рассуждали о её величии и вели любовный разговор. Могли не принимать идеологию, даже страстно ненавидеть её, но сохраняли любовь к стране. Они знали, что мир нуждается в России, как и они в ней.

Новые идейные беглецы жонглируют проклятиями и пожеланиями бед и несчастий. Обливают помоями страну, её народ и армию. Отменяют Россию. Впрочем, они и здесь жили по принципу «после нас хоть потоп». Вот и призывают его на наши головы.

Они — чужие. Они декларируют полный разрыв, настаивают на том, что их со страной ничего не связывает. Не оправдала надежды, стала отступницей, а ведь надеялись, что четвертуют и расчленят её цивилизационную суть, полностью обрядят в цивилизованные и демократические наряды, после чего она послушно и безропотно будет руководствоваться лишь сакральными правилами западного мира. Ради его славы и процветания.

Люди возвращаются. Мотив возвращения сейчас принципиально важен для страны. Она сама вернулась в Крым, затем — в Донбасс. Вернулась со своим суверенным голосом и на мировую арену. Она ведь тоже долгое время блуждала где-то, прельщённая, но история её вновь приняла. Сейчас нельзя разбрасываться и отвергать, особенно когда Россия занимается собиранием себя, когда обрела опыт возвращения.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.