о творчестве Гленна Миллера

«Мы всё помним. Мы слушаем вашу музыку. Вы добились желаемого. Вы принадлежите не прошлому и будущему, но длящемуся настоящему. Чего нельзя сказать о многих и многих власть предержащих, о тех (в вашем настоящем середины декабря 1944-го все они даже ещё не родились или в лучшем случае только появились на свет), ради чьего будущего вы сражались на своём персональном фронте».

Туман перед вылетом был более всего похож на молоко, на пролитое с небес молоко, — и, как известно, ничего на тех небесах не случается зазря... Ангелы не ошибаются, они лишь могут сделать вид...

Миллер перед вылетом нервничал, был мрачен. Он вообще был мрачен все осенние месяцы уходящего 1944-го. Страшное внутреннее напряжение, бешеный рабочий график, и это при его-то безумном, до маниакальности доведённом перфекционизме и вечном стремлении сделать не просто хорошо и лучше всех — незабываемо, чтоб осталось если уж не в вечности, то по крайней мере на века.

Он был собран, скромен и подтянут. Всегда. Видевшие и знавшие его в военные годы говорили позже, что первое впечатление было у всех одно: этот абсолютно гражданский человек в странных профессорских очках, с интеллигентным, несколько вытянутым лицом, придающим ему общее ощущение некоего академизма, будто бы был рождён в военной форме или, по крайности, предназначен был к её ношению, да так, чтобы всякому казалась она второй его кожей...

Невеликое звание — майор.

Птицы в то утро категорически отказывались летать. В этом молоке, в этой взвеси божественной неопределённости даже они, птицы, предпочитали проводить время на земле в некоторой духовной аскезе — каково оно, выхаживать вдоль и поперёк бренную землю, в то время как создан ты для полёта?!. Между тем полёт откладывать было нельзя (а если всё-таки было можно?): на календаре — 15 декабря, и вопрос с поистине грандиозным, триумфальным рождественским концертом в зале «Олимпия» (Франция освобождена — войскам нужен отдых, кто бы что сказал об этом советским солдатам...) вовсе не терпел отлагательств.

Миллер смотрел на кажущийся почти игрушечным в этом невиданном тумане «Норсман С-64» и мысленно подводил черту. Не жизни, нет! Тяжёлого, невероятно для него тяжёлого 1944-го. Бывали месяцы, когда за 30 календарных дней они давали 35 концертов в войсках и ещё 40 — на радио. Везде живой звук — а как иначе? Миллер знал, что про него и про его ребят говорили солдаты: «Первым делом письмо из дома, потом — что-нибудь эдакое от банды Гленна!»

«Норсман С-64» с одним пилотом и двумя пассажирами на борту (майор Гленн Миллер и полковник Норман Безелл) нырнул в туман над Ла-Маншем. В пункт назначения он так и не прибыл. С того дня прошло без малого 79 лет, и вот что важно сказать вслух: мистер Миллер, вы отчаянно нужны этому больному, в корчах добивающему самого себя миру. Вы отчаянно нужны и своей родине — Соединённым Штатам Америки. Видели бы вы, во что её превратили... Впрочем, мы даже не сможем вам объяснить, «кто и во что» — абсурд объяснить невозможно, как и понять...

Вы отчаянно всем нам нужны...

Почему, почему «Норсман С-64» никак не может перемахнуть этот чёртов Ла-Манш?.. Ведь туман, тот туман, самый что ни на есть обычный, состоящий из взвеси мельчайших частиц воды, давно рассеялся, а вот туман новый, состоящий из взвеси мельчайших частиц ничего не значащих, не имеющих никакого веса слов — о... Этот туман душит «просвещённую» часть мира не хуже рабских ошейников...

Когда-то вы создали величайший джаз-бенд в мире. Вы не были военным, но в вашем оркестре всегда царила воинская дисциплина — никаких опозданий, никаких злоупотреблений, никаких нарушений внешнего вида, никаких пропусков репетиций и концертов. Умереть было можно, но только после представления. И тут нельзя сказать, что гнались вы только за бизнесом. Вы гнались, нет, мчались за своей мечтой, и вашим девизом было простое и рубленое: «Это не вещь, если в ней нет свинга!»

Вы, очевидно, любили свою работу, мистер Миллер.

Вы очень и очень любили свою работу...

Потому что ещё потом вы создали самый грандиозный в мире военный джазовый оркестр и дали свой бой фашизму. Много боёв. И ни одного поражения, мистер Миллер. Иначе стало бы человечество десятилетиями сходить с ума от In the Mood, Chattanooga Choo-Choo, Tuxedo Junction, The American Patrol, Kalamazoo, Little Brown Jug, Pennsylvania 6-5000, String of Pearls, Moonlight Serenade...

Чего нельзя сказать о многих и многих власть предержащих, о тех (в вашем настоящем середины декабря 1944-го все они даже ещё не родились или в лучшем случае только появились на свет), ради чьего будущего вы сражались на своём персональном фронте. Слишком многие из них и по обе стороны Ла-Манша, и там, за океаном, сошли с ума. В безумном желании ввергнуть и без того хрупкий наш мир в ещё один, вероятно уже окончательный, ад.

Если есть хоть какая-то возможность...

Мистер Миллер...

Вы понимаете.

Как человек и музыкант, всю жизнь сражавшийся за настоящее, вы бы не смогли потерпеть, не стерпели бы происходящего.

Поистине странно и страшно, сколь много в западном мире тех, кто с лёгкостью готов променять ваш In the Mood на мёртвые сирены воздушной тревоги мёртвых больших городов...

Если есть хоть какая-то возможность...

Вы же всё понимаете.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.