Почему удача отвернулась от модистки-аферистки из Франции, осквернившей Архангельский собор Кремля
21 ноября в России вот уже не один век отмечают Михайлов день - любимый праздник, который Церковь называет торжественно: "Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных". Слово "собор" здесь значит "собрание", а "Архистратиг" переводится с греческого как "военачальник", то есть в этот день чествуют всех ангелов и персонально Архангела Михаила, возглавляющего небесное воинство.
Про Михайлов день Иван Шмелев писал: "Михайла-Архангел всегда по снежку приходит", а для нас праздник - хороший повод вспомнить про то, как удача изменила милой авантюристке, а, возможно, и наполеоновской шпионке мадам Мари-Роз Обер-Шальме.
Откуда взялась эта предприимчивая особа, скрывалась ли она от ужасов французской революции или от чего-то еще, уже не узнать. Но в щедрой Москве конца XVII века, да и в самой истории древней столицы Мари-Роз Шальме всплыла уже законной женой Жан-Николя Обера - книгочея и поклонника технических новинок. Вот про Жан-Николя, а теперь уже просто Николая Обера точно известно, что бежал он в Россию от Авиньонской резни, случившейся после Великой французской революции. Бежал, сопровождая графа и полковника Людовика де Жилли, у которого в России стал служить поверенным.
Позже недоброжелатели судачили: мол, появилась в Москве Мари-Роз голодранкой в одной юбчонке, но известно, что к 1804 году мадам уже принадлежала фабрика по производству игральных карт, да не где-нибудь, а в самом ходком месте - на Кузнецком Мосту. Понятно, что заезжую торговку невзлюбили - особенно жены да маменьки картежников, просаживающих за игральным столом целые состояния, но Мари-Роз была достаточно цинична, чтобы не обращать внимания на суровые приговоры московских кумушек.
Трудно судить, то ли производство игральных карт такой прибыльный бизнес, то ли разносторонние таланты Мари-Роз Обер-Шальме нашли своих поклонников, но дела у французской беженки стремительно шли в гору. И вскоре мадам смогла выкупить у покровителя своего мужа графа Людовика де Жилли его особняк в Глинищевском переулке. Выкупила и открыла на первом этаже модную лавку. Вот тут уж взвыли папеньки и мужья московских модниц. Цены мадам Мари-Роз Обер-Шальме заламывала такие, что с этих пор ее иначе как Обершельма и не называли. Тем не менее модистка сумела поставить дело так, что следовать ее вкусам почитала своим долгом "вся просвещенная" Москва. Отрезвление от "слепого обезьянничанья" всему французскому придет позже, вместе с пожарами, грабежами, зверством "Великой армии" 1812 года. А пока в Глинищевском переулке стояли длинные вереницы карет из желающих что-то да прикупить у законодательницы вкусов и моды.
Публицисты, духовенство, купечество не раз предупреждали "об опасностях, привносимых иностранными гостями в нравы и уклад русский жизни". В 1805 году купцы направили Александру I письмо, где расписывали вред, наносимый экономике засильем иноземцев. В письме был явный намек и на знаковую фигуру московской коммерции - Мари-Роз Обер-Шальме. Император в ответ выпустил манифест, существенно урезавший права иностранных торговцев. Стоит ли сомневаться, что в списках тех, кто тут же присягнул на верность Российской империи и принял подданство, появилась фамилия любезной модистки. К феерическим финансовым успехам французской беженки возникали вопросы и у надзорных органов. Специально по душу мадам Обер-Шальме из Санкт-Петербурга приезжал флигель-адъютант императора с проверяющими, те нашли у модистки контрабандного товару более чем на 200 тысяч рублей. Магазин тут же опечатали, но дело каким-то чудесным образом не получило дальнейшего хода. К осени 1812 года удачливая торговка владела более чем полумиллионным состоянием, а ценных бумаг у нее было на 765 тысяч рублей.
Но, конечно, вершиной карьеры гражданки Обер-Шальме стала осень 1812 года. В августе Растопчин высылает из Москвы сорок французских москвичей, среди коих и Николай Обер. Мари-Роз, являясь российской подданной, в Москве остается. 17 сентября ее, одну из первых, в Петровском дворце принимает Наполеон. Да не просто принимает, а с почестями. И удостаивает Мари-Роз часовой конфиденциальной беседой.
О том, что же происходило за закрытыми дверями, мы знаем только со слов самой оборотистой модистки. Та позже делилась, что, ласково подав ей руку, Наполеон первым делом произнес: "Я слышал, вы очень несчастны!" Страдалица, не растерявшись, попросила у императора покровительства - для себя и своих малых сыновей, а также защиты от кредиторов, коим задолжала 270 тысяч. Наполеон в ответ попросил у своей гостьи совета: стоит ли ему отменять в России крепостное право? Мудрая наперсница ответила: "Я думаю, Ваше Величество, что одна треть из русских крестьян, может, оценит это благодеяние, а остальные две трети не поймут, что вы хотите этим сказать". "При этих словах, - рассказывала Мари-Роз, - Бонапарт понюхал табаку, что он делал всегда, встречая какое-нибудь противоречие".
Оставим описание деталей знаменательной встречи на совести предприимчивой рассказчицы, факт в том, что в Москву французская профура вернулась уже в качестве заведующей столом Наполеона. Причем, по словам историка П.И. Бартенева, "она не нашла ничего лучше, как устроить кухню в Архангельском соборе Кремля". Кормила Мари-Роз не только императора: в ее доме в Глинищевском переулке поселился один из генералов, и там Обершельма весь месяц закатывала разгульные пиры. Пиры посреди сожженной и разоренной Москвы, на улицах которой неубранными лежали сотни трупов.
Но почему среди всех храмов Москвы, среди всех соборов Кремля именно Архангельский заслужил столь сиятельное внимание амбициозной прохвостки? Конечно, сыграло свою роль богатство храма, освященного в честь Архангела Михаила - французы поснимали с древних икон все ценные оклады; в порыве алчности они даже влезали на верхние ярусы иконостаса, сдирая все, что блестит; взламывали раки святых, забирая серебро и золото на переплавку. Надеясь найти сокровища в усыпальницах великих князей, мародеры пытались вскрыть и гробницы - правда, не найдя там драгоценностей, ограничились тем, что поснимали с надгробий дорогие златотканые покрывала. Говорят, из этой парчи ловкая модистка умудрилась даже пошить себе платье, приличествующее ее нынешнему высокому положению.
Но во всей этой вакханалии просматривается не только хищнический азарт варваров, нет. Надругательство над древними святынями, похоже, доставляло Обер-Шальме особое удовольствие. Вековыми иконами топили печи, в которых готовились изысканные галльские блюда, на древних образах спали, в пространство между гробницами сваливали мусор, туда же с размаха летели кухонные помои. Начав с того, что презрела все нормы людской морали, теперь мадам Обер-Шальме попирала саму русскую историю и русские святыни - в прямом смысле. Это был вызов. На который ответили не люди. Само Небо.
Архангела Михаила - предводителя небесной рати ангелов почитают во всех религиях мира. Старейшее из семитских имен, в переводе с древнееврейского оно означает "Кто как Бог?", "Кто подобен Богу?". Именно с этим риторическим вопросом и восклицанием один из Господних ангелов возглавил битву против сатаны, возомнившего себя равным Богу и поднявшего против Бога мятеж.
Архангел и его воинство победили силы зла, низвергнув дьявола с Небес на землю, с тех пор главный воитель и получил имя собственное - Михаил. Микаэл упоминается в древних иудейских пророчествах, чтут Микала как ангела Аллаха в исламе. В христианстве храмы в честь архангела стали ставить в начале III века. В России - с века XI. Кроме того, что Архистратига Михаила почитают покровителем воинов, считается, что именно он встречает души усопших и препровождает их к Богу. Поэтому в храмах в честь Архангела Михаила часто устраивали усыпальницы. Архангельский собор Московского Кремля, упоминаемый в летописях с 1333 года, и был таким храмом-усыпальницей московского великокняжеского, а потом и царского дома.
Хоть и говорят, что Божья мельница мелет медленно, но верно, в случае с Обершельмой печальный итог не заставил себя ждать. С месяц мадам хозяйничала в Архангельском соборе, потом - куда деваться? - увязалась с друзьями-генералами за наполеоновым "Великим войском". До Березина не дошла, сгинула где-то на русских просторах. То ли по первому снежку, то ли чуть раньше - тиф.
