Ровно 65 лет назад Борису Пастернаку была присуждена Нобелевская премия
Интересный юбилей пришёлся на эту осень – ровно 65 лет назад, в 1958 году Нобелевская премия по литературе была присуждена роману советского поэта и писателя Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Всё бы ничего, если бы не два обстоятельства – этот роман был запрещён в Советском Союзе, а премию для него пробили… сотрудники Центрального разведывательного управления (ЦРУ) США! Таким образом, речь может идти о самой настоящей специальной операции времён холодной войны…
Об этой роли ЦРУ стало известно около десяти лет назад из публикации в американской газете «Вашингтон Пост» (The Washington Post). Авторы публикации – историки Питер Финн и Петра Куве. А сама статья была основана на книге тех же авторов «Дело Живаго: Кремль, ЦРУ и битва за запрещённую книгу». В качестве подтверждения авторы ссылались на более чем 130 рассекреченных документов американской разведки, отражающих её тайный вклад в издание и распространение «Доктора Живаго» по всему миру…
Книга сомнительных достоинств
Впервые о причастности ЦРУ к первому зарубежному изданию романа «Доктор Живаго» в своё время много говорила советская пропаганда. Однако большинство литературоведов относились к этой информации скептически, полагая, что это была лишь уловка красного агитпропа, желавшего очернить облик великого Бориса Пастернака. После краха советской власти все разговоры о причастности ЦРУ сразу сошли на нет – появились даже «очевидцы», рассказывавшие как они, чуть ли не рискуя жизнью, вывозили роман за границу и с большим трудом якобы уговаривали тамошних издателей опубликовать его.
Однако спустя годы тема возникла вновь. В 2006 году о причастности ЦРУ к премированию романа открыто заявил западный литературовед Иван Толстой в своём исследовании «Отмытый роман. Загадки первого русского издания «Доктора Живаго». Работая в американских архивах, Толстой выяснил, что текст «Живаго» в своё время был доставлен в Нобелевский комитет именно при помощи агентов ЦРУ, которым удалось получить рукопись романа и пробить для него Нобелевскую премию. По мнению Толстого, американская разведка использовала роман Пастернака в качестве идеологического оружия против советского строя. При этом исследователь подчёркивал, что сам Борис Леонидович никакого отношения к операции ЦРУ не имел…
…Надо сказать, что этот роман долгое время являлся своего рода «иконой» для российской либеральной интеллигенции, любящей рассказывать о тех преследованиях, которые ей якобы устраивала коммунистическая власть. Гонения на роман в СССР как раз являлись яркой иллюстрацией всех этих страшилок. Оговорюсь сразу, я не собираюсь оправдывать ту настоящую информационную травлю писателя, действительно устроенную советскими властями. Глупости и цинизма в ней и в самом деле было предостаточно. Тем не менее, лично я глубоко сомневаюсь в приписываемых «Доктору Живаго» достоинствах. И вот почему.
В центре сюжета романа – мятущаяся душа русского интеллигента во время революционных событий начала XX века, которая не хочет примыкать ни к красным, ни к белым. При этом – крайне невыразительный сюжет, смазанные личности героев, которые зачастую сами не знают, чего хотят, плюс ко всему тяжеловатый, вязкий язык… Вообще-то в своё время Альфред Нобель, основоположник Нобелесвкой премии, предполагал выдавать деньги за литературные произведения идеалистического плана. То есть за такую литературу, которая, возможно, хоть и приукрашивает действительность, но зато служит для человечества идеалом. И где, хочется спросить, в романе Пастернака такие герои? Кого из них можно приблизить к идеальной личности?
Наверное, получи Пастернак разрешение издаться в Советском Союзе (ибо в романе нет никаких реальных намёков на какую-либо антисоветчину), его книга наверняка прошла бы абсолютно не замеченной – что для российского читателя, что для зарубежного! Это, кстати, доказало время. Сегодня этот роман практически никто не читает – ни за границей, ни в самой России. Небольшой всплеск интереса к произведению в нашей стране случился во время перестройки, когда разрешили публиковать буквально всё, что раньше запрещали. Однако этот интерес быстро пропал – читателя постигло разочарование.
Поэтому отчасти можно и понять советскую цензуру. Помню, один мой хороший знакомый, большой книголюб, как-то сказал – в этой цензуре сидели не только идиоты или мракобесы. Нередко эти цензоры делали полезное дело, отсекая от читателя откровенную халтуру и чрезмерные умничанья авторов, интересные разве что узкому кругу их поклонников. Тем более, книги тогда печатались в государственных издательствах, на государственные деньги, и любое такое «умничанье» обходилось государству в копеечку – мой знакомый как раз имел в виду пастернаковского «Доктора Живаго»…
Впрочем, в 50‑е годы роман «зарубила» цензура, что для советского либерально-оппозиционного интеллигента автоматически означало «величие» книги. А за границей сразу же нашлись силы, которые пролоббировали роман на престижную Нобелевскую премию…
