Казус Либерии: как бывшие рабы построили республику

Либерийцы. Фото: Staton Winter, un.org

Темная сторона демократии: проблемы Соединенных Штатов

Либерия – небольшое государство в Западной Африке. На востоке оно граничит с Кот-д’Ивуаром, на западе – со Сьерра-Леоне. Современное население – чуть больше 5 млн человек. Провозглашена республикой только в 1847 году. Либерия – молодая страна с уникальной историей. В мире найдется, пожалуй, лишь два примера подобной самоотверженности – Израиль и соседняя Сьерра-Леоне.

Сьерра-Леоне – британский проект по «спасению» свободных темнокожих от голодной смерти. Во время американской Войны за независимость британцы предложили рабам свободу, если те согласятся воевать на их стороне. После войны многие из этих рабов, уже свободные, оказались в Лондоне, где не могли устроиться на работу и бедствовали. В конце XVIII века у берегов Британии потерпело крушение работорговое судно. Темнокожие, которых оно перевозило, по английским законам уже не могли быть признаны рабами и пополнили ряды нищих африканцев на улицах британских городов. К темнокожим беднякам относились снисходительно, не желая иметь с ними дел. Премьер-министр Уильям Питт Младший говорил: «…необходимо, чтобы их [бедняков] куда-то отправили и больше не позволяли наводнять улицы Лондона». Английские филантропы сформировали «Комитет освобождения несчастных чернокожих» и вывезли африканцев на родину их предков, купив там землю. Общими силами освобожденные рабы основали поселение Фритаун («город свободных»). Кейс Либерии во многом опирался на британский опыт основания Сьерра-Леоне.

История Либерии начинается на другом континенте, в другом полушарии. Во второй половине XVIII века в США, где процветало рабство, появились свободные темнокожие. Свободу получили, например, рабы, сражавшиеся в рядах революционной армии в годы войны за независимость (1775–1783). Некоторые крупные рабовладельцы присоединились к англичанам и были объявлены изменниками с последующей конфискацией имущества – и их рабы оказывались на свободе. Наконец, некоторые хозяева сами отпускали рабов из религиозных побуждений – или те становились свободными после их смерти.

Однако обретенная свобода в большинстве случаев оказывалась чисто формальной. Темнокожим не разрешали поступать на государственную службу, не давали занимать выборные посты, становиться судьями, присяжными, констеблями. Для темнокожих существовало лишь около десятка школ (в других они не могли учиться) – и ни одного колледжа или университета. Кроме того, бывшим рабам не разрешали выступать в суде против белых. Единственное, что им дозволялось, – платить налоги (сомнительная роскошь).

Несмотря на почти полное отсутствие каких-либо прав, бывшие рабы представляли угрозу для государства. Они не хотели мириться со своим положением и бунтовали. К тому же их пример вдохновлял оставшихся рабов тоже требовать свободы. Проблему можно было бы решить путем «ссылки» свободных темнокожих – либо в специальные зоны сегрегации внутри страны, либо вообще куда-нибудь за границу. Естественно, правящие круги закономерно считали, что чем дальше от Америки – тем лучше: «с глаз долой, из сердца вон».

Даже самые либеральные и прогрессивные круги того времени ратовали за освобождение рабов из личных или государственных интересов, а не из снисхождения или милосердия. Вопрос о высылке освобожденных темнокожих был вопросом национальной безопасности – не морали. Идея переселения чернокожих в Африку, уже высказываемая прежде в разных кругах от религиозных до политических, в конце концов заинтересовала государственного деятеля Томаса Джефферсона, будущего президента, конгрессмена от Виргинии.

Томас Джефферсон, the-sun.com

За Джефферсоном закрепился имидж активного борца с рабством. В мае 1778 года Законодательное собрание Виргинии по предложению Джефферсона приняло закон, запрещающий работорговлю. Но история подзабыла, как он на самом деле относился к темнокожим. В «Заметках о Виргинии» он писал: «…мы никогда не считали их [индейцев и чернокожих] субъектами естественной истории. Осмелюсь поэтому выдвинуть предположение, что чернокожие, были ли они особой расой по происхождению или стали таковой со временем и под воздействием обстоятельств, – ниже белых и по физическим, и по духовным дарованиям». Джефферсон также писал: «Могут спросить, а почему бы не оставить <…> чернокожих? Глубоко укоренившиеся предрассудки среди белых; бесчисленные воспоминания о нанесенных обидах среди чернокожих; новые столкновения; коренные различия от природы и многие другие обстоятельства разделят нас и вызовут столкновения, которые кончатся лишь с уничтожением одной из рас…» 21 декабря 1816 года в Вашингтоне учредили Американское колонизационное общество (АКО). В уставе АКО основную задачу общества сформулировали так: «Осуществить план переселения (с их собственного согласия) свободных цветных, проживающих в нашей стране, в Африку или любое другое место, которое конгресс сочтет подходящим». Опираясь на поддержку видных политических деятелей̆, АКО охватило влиянием всю страну: были, например, открыты 228 отделений на местах. Правда, с пунктом «с их собственного согласия» возникла некоторая проблема. Внезапно обнаружилось, что свободные темнокожие вовсе не спешат паковать чемоданы и ехать в Африку. Выяснилось даже, что они выступают активно против подобного переселения. Темнокожий Дэвид Уокер, борец за уничтожение рабства, в 1829 году опубликовал «Обращение», где написал по поводу планов АКО так: «Перед нами убедительное доказательство плана, разработанного бандой рабовладельцев с целью отделить свободных цветных от рабов, чтобы легче удерживать наших несчастных братьев в невежестве и бедности, чтобы они по-прежнему обрабатывали их земли, трудились на их рудниках, обогащая христиан своей кровью и стенаниями…»

Дэвид Уокер. britannica.com

Уокер справедливо заметил, что США – такая же страна темнокожих, как и белых. Общественный деятель Х. Х. Гарнет аналогичным образом выразил мнение чернокожего населения США: «Америка – мой дом, моя родина, и у меня нет иных». В результате темнокожих, согласившихся покинуть Соединенные Штаты и начать жить заново на другом континенте, оказалось мало. О них и пойдет речь. Назад, в Африку: возвращение домой 6 февраля 1820 года транспортное судно военно-морского флота «Элизабет» с 88 пассажирами и 3 агентами АКО на борту, в сопровождении военного корабля «Сайне» покинуло Нью-Йорк. Груз «Элизабет» включал телегу, тачки, плуг, пилы, металлические части мельницы, рыболовную сеть, оружие, четырехвесельную шлюпку. В пути пассажиров проинструктировали, как разделят земли на новом месте: «Каждый мужчина, семейный или вступивший в брак в колонии на протяжении одного года после ее создания, получает 25 акров на себя, 24 – на жену и 10 на каждого ребенка вблизи поселения; каждая семья обеспечивается участком в поселении». Накануне высадки, 8 марта 1820 года, переселенцы подписали «Соглашение», заложив в нем основы будущей государственности Либерии. Документ до нас не дошел, но из оставшихся дневников можно понять, что в нем регулировались торговля и законы, устанавливались должности архивариуса и секретаря. И это было очень много для тех, у кого в США не было возможности даже закончить школу. В начале марта 1820 года «Элизабет» бросила якорь во Фритауне, столице Сьерра-Леоне. Именно у Сьерра-Леоне предполагалось купить земли для будущей колонии. Однако британские власти Сьерра-Леоне вовсе не желали видеть рядом американцев, подозревая, что рано или поздно их территориальные притязания расширятся. Кроме того, Британия вовсе не желала делить влияние с США. «Элизабет» была вынуждена уйти дальше на юг. Переселенцы бросили якорь на острове Шербро. Начался сухой и жаркий сезон. Градусник показывал 47 ℃ даже в тени. Воздух, пропитанный испарениями болотистой местности, провоцировал болезни. Те, кому посчастливилось не умереть, вынуждены были уехать обратно во Фритаун и обосновались недалеко от него, в заливе Фура-бей – в месте, где жили первые поселенцы от Поля Каффи. Поселение на острове Шербро, как и то, которое возникло в заливе Фура-бей, не стало Либерией. Но и без этих мест Либерии тоже не было бы. Сьерра-Леоне, 23 декабря 1854 г. Иллюстрация: London News, blackpast.org В декабре 1815 года, еще до начала активной деятельности АКО, первую группу свободных чернокожих из Бостона в Африку вывез богатый борец за права африканцев Поль Каффи на собственном корабле «Травеллер». На его борт поднялись 38 эмигрантов. Вот как описывал это событие сам Поль Каффи: «…со мной отправилось 38 человек, расходы на каждого составили 100 долл., но, будь их больше, цифра снизилась бы до 60 долл. Расходы 30 человек покрыл я, остальные оплатили проезд сами. Кроме этого я снабдил их продовольствием на сумму 159 фунтов 3 шиллинга 3 пенса; все это сделано безвозмездно, я уповаю лишь на будущее». Позднее пути группы Каффи и основных переселенцев пересекутся в Сьерра-Леоне и дадут начало Либерии. После некоторых поисков подходящей для поселения земли агенты АКО остановились на мысе Месурадо, который глубоко вдавался в море и казался удобным для стоянки кораблей. Важнейшее из достоинств, отмечаемое агентами АКО в отчетах: «…если установить лишь одну артиллерийскую батарею на мысе, она будет эффективно господствовать над гаванью и устьем реки». Американцы, конечно, хотели не только переселить темнокожих, но и создать через них в Африке удобный форпост для своих военных. Дело оставалось за малым – следовало заключить соглашение с вождями местных племен, чтобы выкупить землю. Но вождь племени деи согласился уступить территорию, только когда к его виску приставили пистолет; в результате 15 декабря 1821 года договор был заключен.

Карта Либерии 1895 г. и мыс Месурадо на ней. Фото: Internet Archive Book, Images, flickr.com

По соглашению к переселенцам переходила территория длиной 209 и шириной 64 км. Вожди уступили участок в 13 376 кв. км – это примерно пять современных Люксембургов. Американцы прописали в соглашении «огромный размер платы за землю»: шесть ружей, ящик бус, две бочки табака, бочонок пороха, шесть кусков железа, десять железных котелков, дюжину ножей и вилок, дюжину ложек, шесть кусков голубой материи, четыре шляпы, три козы, три пары ботинок, ящик трубок, бочонок гвоздей, двадцать пар очков, три носовых платка, три куска миткаля, три трости, четыре зонтика, ящик мыла, бочонок рома – всего товаров на сумму около 50 долларов. Американцы прекрасно понимали, что обманывают местных. Айрес, агент АКО, верно оценивал достоинства договора: «Мы приобрели часть страны, располагающей землями стоимостью 1 млн долл., лучшую гавань между Гибралтаром и мысом Доброй Надежды… не более чем за 300 долларов». Как бы то ни было, 25 апреля 1822 года состоялась официальная церемония вступления в собственность новыми землями. Переселенцы подняли американский флаг и дали ружейный салют. Но до создания страны было еще очень далеко.

Вид на мыс Месурадо. Середина XIX в. Фото: American Colonization Society, wikimedia.org Решающая битва и исход вопроса Все понимали, что окружающие племена относятся к поселенцам враждебно. Наступал сезон дождей. Жилья не было. Часть поселенцев захотела вернуться в Сьерра-Леоне. Исход внутреннего спора отчасти решил переселенец Элиджа Джонсон. Он произнес слова, которые знает теперь каждый школьник в Либерии: «Два долгих года искал я дом. Я нашел его здесь, и здесь я остаюсь». Его реплика, как считают либерийцы, решила судьбу страны. В августе 1822 года на мыс Месурадо прибыл от АКО новый агент Ашмун на американском военном корабле «Стронг» с 53 переселенцами. Он должен был доставить их в Африку и вернуться обратно, но плачевное положение колонии заставило его пойти наперекор приказу. К приезду Ашмуна в поселении был расчищен лишь небольшой участок земли, возведено около 30 домов туземного типа и склад. Большая часть общественного имущества сгорела. А вожди соседних племен готовили нападение. Оборона казалась невозможной: население не превышало 130 человек, из них носить оружие умели только 35. 31 августа 1822 года Ашмун ввел в поселении осадное положение. Лихорадка скашивала афроамериканцев «пачками»: к 10 сентября на ногах осталось только 2 поселенца. Ашмун начал работать над укреплением обороны. По углам частокола, выстроенного треугольником, он разместил пять артиллерийских орудий. Три легкие пушки установил на телеге, чтобы перебрасывать их в любую часть «крепости». Вокруг частокола расчистили заросли, чтобы лишить противников возможности подойти к поселению незамеченными. И, главное, агент официально уведомил вождей, что «если они осмелятся начать войну против американцев, не попытавшись разрешить разногласия дружественным путем, они дорого заплатят за попытку воевать с белыми». Ашмун говорил от имени Америки – и ее имя все еще защищало безымянный клочок земли, купленный за две бочки табака. Мыс Месурадо, наши дни. Фото: Михаил, rasfokus.ru На рассвете 11 ноября 1822 года воины из племен деи, мамба и ваи перешли в атаку. Решающая схватка известна под названием «битвы на Кроун-Хилле», а день победы поселенцев стал национальным праздником – Днем благодарения. Ашмун описал в дневнике сражение: «Всю ночь поселенцы несли неусыпную охрану. Но по роковой случайности дозор, охранявший подступы к посту, нарушил приказ и с рассветом покинул свои позиции, хотя должен был оставаться там до восхода солнца. Силы туземцев уже пришли в движение и направлялись в обход дозора. Они открыли ружейный огонь и с копьями наперевес бросились в атаку на пост… Врагов погубила жадность. В их руки попало четыре дома, расположенных в этой части поселения. Они безрассудно набросились на добычу… Выстрел из бронзовой полевой мортиры, заряженной ядром и картечью, заставил противника остановиться. Огонь мортиры был убийствен… Каждое ядро в буквальном смысле слова пронизывало огромную массу человеческого мяса. Огонь противника внезапно прекратился. Поднялся дикий рев, который заполнил ужасом окружающие леса. Он постепенно затих вдали, и противник исчез. В 8 часов раздался хорошо известный сигнал, по которому туземцы покидают поле брани и расходятся по домам…» Переселенцы потеряли в сражении 15 человек убитыми. Потери африканцев оцениваются примерно в 200 человек. Ашмун не был милосердным или добрым. Он устанавливал порядки жесткой рукой и не терпел неподчинения. Но все же он был последовательным противником работорговли. Борьба Ашмуна с работорговлей дала основание произнести над его гробом: «…Пройдут года и столетия, и когда африканка присядет отдохнуть со своими детьми под кроной родной пальмы, уже не опасаясь охотников за живым товаром и убийц, она с благодарностью произнесет его имя». В целом, так и случилось. Столица Либерии – Монровия. Фото:UN Photo/Christopher Herwig, unmultimedia.org Либерийцам предстояла долгая борьба – не только с врагами рядом, но и за океаном. Они будут добиваться самостоятельности и требовать независимости еще долго. Однако маленькое поселение из тех, кто решился вернуться на родину предков после многих веков рабства на чужой земле, доказало свою жизнеспособность именно в начале 1823 года. В 1838 году Монровийский проект Либерии вынудил АКО «подчиняться положениям конституции и признанным правам народа». В 1839 году несколько поселений объединились в Содружество Либерии. В 1847 году Либерия провозгласила независимость, тогда же приняв Конституцию. Конституция декларировала создание независимой африканской республики, признавала равенство всех людей и их неотъемлемые права – право на жизнь и свободу, безопасность и счастье, устанавливала принципы верховного суверенитета народа, свободы вероисповедания, собраний, свободы печати. Британия признала Либерию в ноябре 1848 года, Франция – в апреле 1852 года, США – только в октябре 1862 года. Либерия, XIX в.nypl.getarchive.net При посещении Либерии путешественники и политики отмечали перемену, произошедшую с переселенцами. Капитан «Джеймстауна» Белл после посещения Монровии писал: «Для меня, южанина, было крайне необычно наблюдать, как эти освобожденные рабы принимали законы, свободно, если не сказать умело, обсуждая принципы о правах человека на том же континенте, а возможно – на том же самом месте, где их предки были проданы в рабство… Ни в одном районе мира не встречал я такого порядка, благолепия, высокой морали, как в Монровии…» Статья написана на основе книги М. Ю. Френкеля «История Либерии в новое и новейшее время». В ней используются слова «темнокожие» и «чернокожие», исходя из исторической традиции, хотя в современном контексте они больше не считаются уместными.