Лётчик, член Общественной палаты РФ Константин Ярошенко В ПРОГРАММЕ «УМНЫЕ ПАРНИ». 04.12.2023

Основная масса американцев — необразованные. Я беру то, что происходит в тюрьме. Многие люди не умеют ни писать, ни читать, потому что там нет обязательного среднего образования. Хочешь — учись, хочешь — не учись. Там образование очень и очень скудное. Я беру образование наше — российское, советское, более фундаментальное. Многие отдают детей учиться здесь, в наши вузы. Е.ВОЛГИНА: 15 часов 6 минут в столице. Радиостанция «Говорит Москва», 94.8. У микрофона Евгения Волгина. У нас новая отбивка, новая одежда эфира, в программе «Умные парни» в частности, поэтому, пожалуйста, привыкайте. Наш умный парень сегодня Константин Ярошенко — лётчик, правозащитник, член Общественной палаты Российской Федерации. Константин Владимирович, рада вас приветствовать у нас. К.ЯРОШЕНКО: Евгения, день добрый. Спасибо, что вы меня пригласили на вашу радиостанцию. Е.ВОЛГИНА: Мы рады видеть вас в добром здравии, с учётом того, как люди следили за вашими злоключениями. Если вдруг кто не в курсе: Константин Владимирович — тот самый Константин Ярошенко, который долгие годы сидел в американской тюрьме и которого с помощью очень сложных переговоров, насколько я понимаю, всё-таки вызволили из американских застенков. Мы об этом тоже поговорим. Координаты эфира: СМС +7-925-8888-94-8, Telegram для ваших сообщений govoritmsk_bot, смотреть можно в YouTube-канале «Говорит Москва», стрим там начался. Чем вы сейчас занимаетесь, расскажите. К.ЯРОШЕНКО: Вы имеете в виду, где я работаю? Е.ВОЛГИНА: Ну, вообще. Да. К.ЯРОШЕНКО: Я сейчас и член Общественной палаты, а работаю я сейчас в аэропорту Жуковский. Е.ВОЛГИНА: То есть вы авиацию не оставили. К.ЯРОШЕНКО: Нет, конечно. Куда ж я пойду? То, что я знаю, что мне нравится, что я люблю — заниматься авиацией и помогать. Тем более в данной ситуации, в которой находится наша страна в связи с этими санкциями. И, помимо работы в аэропорту Жуковский, также работаю в авиакомпании Red Wings, которая настроена как раз-таки на восстановление российского авиапрома, потому что мы эксплуатируем в основном российскую авиатехнику и настроены на это, чтобы поддержать наш авиапром. Недавно дочерняя авиакомпания Sky Gates получила самолёт прекрасный — Ил-96-400Т, который скоро будет запущен в производство. И самолёт Ил-76. Если вы знаете, также авиакомпания Red Wings в основном эксплуатирует российские воздушные суда: Superjet и Ту-204, Ту-214. Так что я сейчас занимаюсь тем, что мне нравится, и где я могу дать гораздо больше пользы от того, что я умею и моих навыков. Конечно, уже не в качестве пилота. Е.ВОЛГИНА: Не будете летать? К.ЯРОШЕНКО: Нет. Конечно, очень хочется, в особенности на Ил-96, на Ил-76. Но просто уже не тот возраст, и восстановление своих навыков и знаний займёт достаточно долгий срок. Надо быть реалистом и понимать, что хочется, но это будет достаточно долгий срок. Е.ВОЛГИНА: То есть вы инструктор? Или вы сейчас занимаетесь какой-то бумажной, организационной работой? В чём она заключается? К.ЯРОШЕНКО: В аэропорту Жуковский я замгендиректора по взаимодействию с государственными контролирующими органами. Е.ВОЛГИНА: Много работы у вас, судя по названию. К.ЯРОШЕНКО: Да. А в авиакомпании Red Wings я в совете генерального директора. В частности, по грузовым авиаперевозкам. Е.ВОЛГИНА: Но вы же книжку написали. По мотивам того, что вы пережили за эти годы. О чём она? К.ЯРОШЕНКО: Долго я, конечно, к этому шёл — писать книгу, не писать книгу. Е.ВОЛГИНА: Долго после освобождения или долго ещё в те сложные… К.ЯРОШЕНКО: Было много предложений и раньше, когда я находился в Америке, в тюрьме. Многие говорили, кто знает моё дело полностью, кто его читал, изучал более предметно, они понимали, о чём речь, как американские власти в отношении меня нарушили все возможные законы, совершили ряд преступлений в отношении меня. Поэтому думал, писать, не писать. Но, видя, как в западных СМИ в отношении меня, моей семьи и в отношении нашей страны и нашего народа идёт конкретная клевета, вернувшись домой, подумал: нет, надо рассказать всю правду, кто я есть на самом деле, кто я был — Константин Ярошенко. Потому что много про меня всяких вымыслов, а иной раз и откровенной лжи я читаю. И не только в средствах массовой информации, а в разных Telegram-каналах, когда люди общаются, они не понимают вообще, о чём они говорят. Е.ВОЛГИНА: То есть ваша задача была восстановить вашу репутацию? При том, что в Российской Федерации вас, естественно, поддерживали, переживали за вас все эти годы. К.ЯРОШЕНКО: Да, конечно. Чтобы люди понимали, кто я есть на самом деле. Я просто написал свою жизнь. Конечно, я не писатель. Написал как смог. Я более человек технического склада ума, а не литературного. Просто описал свою жизнь, в особенности то, что происходило по факту в Африке, в Либерии, в Мали, в Гвинее, на Украине, когда началась в отношении меня спецоперация американских спецслужб. Поэтому я достаточно подробно — не очень расширенно, но я даю понять читателю, что происходило. Е.ВОЛГИНА: Константин Владимирович, наверняка же вы продолжаете анализировать все эти годы и вообще то, что было. В американских тюрьмах сидят, по данным на 15-й год, официально я видела, свыше 300 граждан Российской Федерации. Сейчас точных подсчётов нет, но периодически приходят новости: каких-то айтишников несчастных задерживают, крипто- каких-то там мошенников, и так далее. У вас есть понимание, почему в тот момент именно вы стали объектом этой спецоперации американских спецслужб, и почему именно вы оказались в такой истории, которая потом раскручивалась больше десяти лет? К.ЯРОШЕНКО: Да, 12 лет я провёл в заключении. Сама спецоперация в отношении меня была для достижения одной цели американскими властями: дискредитация руководства Российской Федерации и России в целом. Поэтому они потратили очень большое количество денег, это проходит и по материалам уголовного дела. Они очень большие взятки давали и гражданам Англии. Сейчас есть некий гражданин Англии, зовут его Эдди Маккей. Он гражданин Великобритании, у которого руки все в крови за его делишки в Африке. Он возглавлял… один из директоров компании Executive Outcomes — это компания наёмников, которую, по-моему, в 2001 году Нельсон Мандела закрыл за то, что они творили в Руанде, в Анголе, в Либерии. Все эти резни, он в этом участвовал. И они ему заплатили в конце концов 450 тыс. долларов за мою подставу. Это всё проходило по материалам уголовного дела. Также есть агент Спирос Антониадос, гражданин США, гражданин Ливана, которому тоже заплатили где-то около 1,5 млн долларов, это тоже проходило по материалам дела. Но они просто просчитались. Не знаю, почему. У них очень много разных спецслужб — ЦРУ, ФБР, CIA — много структур, которые друг друга дублируют. Было бы гораздо проще проверить меня, кто я был и есть на самом деле, понимаете, а не спускать миллиарды долларов. Проверить, кто я на самом деле, чем я занимался, я ж ничего не скрывал. Они это почему-то не удосужились. Они просто, извините за выражение, тупо наехали, думали меня сломать, и я буду их марионеткой, дам нужные лживые показания им в угоду. Но они просто просчитались. Хотя бы посмотрели, какая у меня история, что этому предшествовало. У них это большой просчёт. Ну, просто им деваться было некуда, поэтому потом и похищение, пытки, незаконный вывоз в США и судилище, которое они устроили, скажем так, театрализованное. Это было как шоу, когда прокуратура делала ярко выраженные ложные заявления, открыто лгала. И фальсификация, и фабрикация, — всё это имеет место быть. Е.ВОЛГИНА: А цель-то была конечная какая — через вас дезавуировать вообще и полностью испортить репутацию Российской Федерации, подмочить репутацию, или что? К.ЯРОШЕНКО: В двух словах — дискредитировать высшее руководство Российской Федерации. Я маленькая цепочка в большой цепи, потому что я не знаю всего, что они замышляли. Но можно было понять. С самого момента моего похищения, даже до того, мне стали задавать вопросы откровенные… про Анголу. Да, не секрет, я был в Анголе, достаточно долгое время летал. Про Виктора Бута тоже задавали вопросы. Я говорю, я этого человека не знаю, я с ним никогда не работал. И когда я потом делал анализ ситуации, для чего всё это делается… для того, чтобы какими-то путями дискредитировать наше руководство. Е.ВОЛГИНА: То есть это была какая-то громадная спецоперация. К.ЯРОШЕНКО: Да. Поэтому в ней участвовали и сын президента Либерии — Фомба Серлиф, и сама госпожа Серлиф тоже обо мне нелестно высказывалась, хотя она меня вообще не знает. Также я считаю, что это всё было под покровительством и украинских властей, когда они проводили в отношении меня в Киеве спецоперацию — конечно, там всё было тихо, всё шито-крыто. Е.ВОЛГИНА: Насколько была ощутима помощь именно российской стороны, особенно в первые годы, да и в последующие тоже, вашего заточения? К.ЯРОШЕНКО: С самого начала, с самого моего похищения, как только российское правительство узнало, — с первого дня и до последнего момента, в особенности наш МИД, делал всё возможное и невозможное. Даже не то что как гражданину России, как русскому, а просто они поняли, когда изучили, что происходит, именно с работниками МИДа, генконсульства или посольства уже были простые, нормальные отношения человеческие. Не как, допустим, я гражданин и какой-то там руководитель, а именно близкие отношения. Не только со мной, и с моей семьёй. Поэтому и Рябков, и Лавров, и Анатолий Иванович Антонов, мой посол, и Артём Тимонян (генконсульство), — очень много людей, которые постоянно все эти годы меня поддерживали, помогали. Наш МИД, наше посольство и наше генконсульство. Поддержка была оказана огромнейшая. Е.ВОЛГИНА: А вы с Бутом общались после, хотя бы уже здесь, когда и вас освободили, и его освободили? К.ЯРОШЕНКО: К сожалению, нет. Я с ним встречался, и то мельком, два раза. Е.ВОЛГИНА: Потому что вы и Виктор Бут — два самых знаменитых узника американских тюрем, ну, ещё Мария Бутина — три, — за чьими злоключениями следила вся страна долгие годы. И здесь действительно возникал вопрос… просто это интересно: столько людей, граждан Российской Федерации находятся по всяким обвинениям в американских тюрьмах, и интересно, что реакция российского руководства именно вокруг вас и вокруг Виктора Бута. И это было колоссально сложно. Это же была целая программа: и ноты протеста были, и документы были, и потом всё-таки обмен удалось произвести. Получается, вы два человека из всех самые знаменитые оказались. К.ЯРОШЕНКО: Я не знаю, знаменитые или не знаменитые. Что нас объединяет — что одни и те же агенты спецслужб, которые проводили незаконную спецоперацию и похищение в отношении меня, та же самая команда проводила спецоперацию, начиная с 2008 года, насколько я знаю из материалов уголовных дел своего и Виктора, одни и те же лица. Е.ВОЛГИНА: Серьёзно? К.ЯРОШЕНКО: Да. То же самое руководство. Луис Мильоне — супервайзер службы по борьбе с наркотиками; есть ещё некий персонаж, агент США… вот та же самая команда, что фабриковала и фальсифицировала дело в отношении Виктора, — та же самая команда, начиная с 2009 года, стала фабриковать дело в отношении меня. Как под копирку. Только у него несуществующее оружие, выдуманное, а у меня вымышленные наркотики. С Виктором я виделся всего пару раз, и то быстро. Первый раз, по-моему, когда мы находились в следственном изоляторе в Нью-Йорке, называется MCC Manhattan. Нас привели на встречу с адвокатом, и нас когда охранники вели, я один раз увидел Виктора. «Витя, ты как, нормально?» — «Нормально всё», — «Держись», — «Держись», и разошлись. Это был, по-моему, 11-й год. И потом ещё раз мельком мы тоже встретились, буквально секунда, это был в Питере саммит «Россия — Африка». Е.ВОЛГИНА: А, который в этом году уже был? К.ЯРОШЕНКО: Да. Е.ВОЛГИНА: То есть один раз в тюрьме и один раз сейчас. К.ЯРОШЕНКО: Да, вот так. «Привет», — «Привет», ну и всё. Все сейчас потеряли много времени, понимаете, надо хоть как-то всё это дело восстанавливать, надо работать. Е.ВОЛГИНА: А как вы вообще адаптировались в дальнейшем? Понятно, что 11-й год — одни обстоятельства, потом такой получается пробел больше десяти лет, а потом, получается, жизнь то ли заново надо, чисто психологически, то ли… продолжаем дальше? Это было, ничего не забывается, но вот дальше… как вы это чувствуете? К.ЯРОШЕНКО: Я не знаю. Как вернулся домой, у меня адаптация проходила не скажу что сложно. Да, новая жизнь, новые реалии, новая страна. Конечно, очень много изменений. Новые технологии в особенности очень бросаются в глаза. Когда поначалу даже терялся: все ходят с телефонами, что-то там ковыряются. Поначалу было тяжело привыкнуть, может быть, месяц-два. Понимать, что вот она — свобода. Тем более, когда её не ожидаешь. Я понимаю, когда многие заключённые проводят большой срок, они ожидают, когда они выйдут на свободу. А здесь, когда в отношении меня всё пошло неожиданно, вообще никто не ожидал… раз — и уже через два дня дома. Е.ВОЛГИНА: То есть это не от общественности спецоперацию до последнего скрывали, а вы тоже не знали? К.ЯРОШЕНКО: Никто об этом не знал. Я считаю, что наши спецслужбы очень хорошо переиграли всё-таки американцев, их додавили. Я деталей до сих пор не знаю, кто, что, как и почему. Но я знаю, что додавили, и очень хорошо. Я считаю, что и в отношении меня, и в отношении Виктора сработали отлично. Е.ВОЛГИНА: Я помню, кстати, после вашего освобождения кто-то из Госдепа, чуть ли не сам Блинкен, высказывал неоднократно разочарование и признание профессионализма российских спецслужб, потому что… в общем, логика у Блинкена была такая, что «продешевили». То есть вы были для них очень ценным кадром, а за вас они получили, в общем, человека совершенно другого ранга. К.ЯРОШЕНКО: Я вам даже скажу больше: не только это. Я сейчас не могу вспомнить навскидку фамилию, один то ли сенатор… Е.ВОЛГИНА: Американский? К.ЯРОШЕНКО: Да, американский сенатор, по-моему, высказался в кулуарах, что «Ярошенко сидел, и будет сидеть». Потому что неоднократно наш МИД, наши спецслужбы пытались меня вытащить разными путями, любыми. И не единожды отказывалось. Были и официальные пути, и предложения обмена, но раз Госдеп или какой-то сенатор высказался — всё. Было, это, наверное, года четыре, он такое сделал высказывание. Но, в конце концов, неважно, как он высказался, всё равно наши додавили американцев и произвели обмен. Хотя я тоже думаю, что обмен был неравнозначный. Объясню, почему. Да, я дома, но, допустим, я уже провёл в заключении по вымышленным обвинениям 12 лет. Данный человек, морской пехотинец, он совершил реальное преступление, более того, он провёл в заключении достаточно короткий срок. Было бы как равнозначно? Вот я сидел 12 лет, нужно было не только меня, а ещё других людей вытащить вместе со мной, россиян, чтобы было более-менее равнозначно. Но в любом варианте я не то что рад — я счастлив, что всё-таки нахожусь дома, со своей семьёй, со своим народом. Е.ВОЛГИНА: Слушатели вас спрашивают: как после такой разлуки Ростов-папа? Понравился ли вам новый аэропорт Платов? К.ЯРОШЕНКО: Да, конечно. Ростов я всё время любил и люблю. Это мой город, до сих пор туда тянет очень сильно. Я не был в новом аэропорту, в этом Платове. Я про него читал много статей, когда был в заключении, мне Анатолий Иванович Антонов выписал много газет, я понимал, что происходит в Российской Федерации, я читал российскую газету. Но то, что перенесли аэропорт так далеко, конечно, я не знаю. Раньше он стоял внутри города, так хорошо. Не надо долго ехать, он находился практически в центре города, там ехать буквально десять минут. А сейчас он находится достаточно далеко. Что красивый — да, красавец, я смотрел фотографии. Но то, что так далеко — я не знаю, по каким причинам его вынесли так далеко. А Ростов… я считаю, это мой город, он изменился тоже, скажем так, в лучшую сторону. Я уже не раз говорил, когда туда приехал, нет этих, я их называю, «бешеных маршруток». Это в Москве всё так чётко, а там же раньше были эти «бешеные маршрутки», «Газели» перегонки устраивали. Е.ВОЛГИНА: Я поняла, да. К.ЯРОШЕНКО: Сейчас более-менее всё пришло в норму. Е.ВОЛГИНА: Всё изменилось. К.ЯРОШЕНКО: Да. Одно не понравилось: что очень много стало всяких магазинчиков, ларьков, конечно. Е.ВОЛГИНА: Почему? К.ЯРОШЕНКО: По-моему, это перебор, очень много. Е.ВОЛГИНА: Торговля, потребление, Константин Владимирович, что делать. К.ЯРОШЕНКО: Зато там мне всё нравится после Москвы. Приезжаю в Ростов, как там хорошо: всё дёшево, качественные продукты питания. Наш Центральный рынок, да. Приходишь, покупаешь рыбу, мясо, зелень, — всё, конечно, более качественное и гораздо дешевле. Е.ВОЛГИНА: Возвращаясь к вашей истории: возникала ли у вас мысль о побеге из тюрьмы? К.ЯРОШЕНКО: Постоянно. Е.ВОЛГИНА: Да? А планы были? К.ЯРОШЕНКО: Конечно. Я даже говорил: ребята, будет какая-то прорешина, я даже думать не буду. И другим заключённым говорил: если бы я хоть что-то нарушил, какой-то закон страны, где я находился, я бы просто сидел тихо и молчал. Просто когда тебя судили за то, что ты не сделал, что ты не понимал, — был даже не гнев, просто душа рвалась за эту несправедливость, что со мной сделали американские власти. Не то что в отношении меня. Я мужчина, всё можно вытерпеть: заключение, расстрел, пытки. Обидно за свою семью, вот где больше страдают. За мать, за супругу, за дочку, вот кому больше тяжело. Иной раз это вынести… они боролись до конца, именно наши русские женщины. Я не раз говорил, что именно российские женщины — это, по-моему, отдельная тема для разговора. Как говорится, и в горящую избу войдут, и коня на скаку остановят. Так оно и есть на самом деле. Им больше всего было… знать, что они дома, а мне там тяжело, они даже больше в стрессе находятся, чем я. И я больше переживал не за себя, а за них. Е.ВОЛГИНА: А что вам помогло рассудок сохранить, в смысле не сдаться от отчаяния? К.ЯРОШЕНКО: Связь и поддержка моей семьи, поддержка нашего МИДа, поддержка нашего народа. Писали люди сотнями, тысячами. Е.ВОЛГИНА: Письма писали? К.ЯРОШЕНКО: И письма, и открытки. А рассудок… мне, конечно, тяжело было, я находился на общих основаниях, тюрьма «Форт-Дикс», пять тысяч человек, на общих основаниях с тобой находятся в одной казарме 350 человек. Тяжело, но нужно чем-то заниматься, быть постоянно на позитиве и верить в лучшее. Е.ВОЛГИНА: Константин Ярошенко с нами — лётчик, правозащитник, член Общественной палаты Российской Федерации. Сейчас информационный выпуск, мы продолжим. Ваши вопросы вижу. НОВОСТИ Е.ВОЛГИНА: 15:36 в столице. Радиостанция «Говорит Москва», у микрофона Евгения Волгина. Продолжаем. Наш умный парень — Константин Ярошенко, лётчик, правозащитник, член Общественной палаты Российской Федерации. Несколько, Константин Владимирович, сообщений от наших слушателей. «Что, в общем и целом, простой американский заключённый думает о России? Не было ли у вас проблем, как в американских фильмах, когда приходится отвоёвывать своё место и, соответственно, иногда чувствовали даже какую-то опасность, находясь там?», — много вопросов сразу в одном. К.ЯРОШЕНКО: Скажем так. Первое: что думают американские граждане в отношении России? Что я у них видел — это что они нас уважают, как ни странно. Есть очень большое уважение, и в особенности есть большое уважение к нашему главнокомандующему. Огромное уважение. Я сидел среди заключённых, там есть и очень грамотные люди, с большим образованием, есть и неграмотные люди… уважение очень большое и к нашей стране, к русским, и к нашему президенту. Какое-то давление в тюрьме… да, есть свои особенности, как себя вести. Мне было, конечно, тяжело, но, с другой стороны, не очень. Я объясню, почему. Я всю свою жизнь прожил в мужских коллективах: лётное училище; потом Советская Армия; потом транспортная эскадрилья, на грузовых самолётах летал; потом африканские полёты, там все же в основном в мужских коллективах. Но что больше помогло — скорее всего, это советское воспитание, как нас воспитывали в Советском Союзе. Что мальчик должен быть мужчиной, за себя постоять. С другой стороны, когда я пришёл в тюрьму, показал свои документы… там как положено: когда приходишь, ты должен положить на стол документы, что ты чистый, какие-то действия не проводишь или контакты с властями, с прокуратурой. Я сразу положил свои документы, они посмотрели, прочитали и, конечно, поразились, потому что я ни дня, ни разу не общался ни с какими властями американскими — агентами, прокуратурой, я полностью всё отрицал. Ни одного контакта. С момента, когда меня похитили, они попытались со мной общаться, я говорю: "Я с вами не буду общаться, вопрос закрыт». Более того, я ни дня не работал в американской тюрьме, это мой был принцип. Хотя все обязаны работать. Е.ВОЛГИНА: А как вам удавалось? К.ЯРОШЕНКО: А я официально заявил, что я не буду работать на ваше преступное государство. Да, конечно, кидали в карцер, имело место быть. Но раз, два, три попытались, я стоял на своём, поэтому после нескольких раз они ко мне больше и не приставали, чтобы я шёл работать. Е.ВОЛГИНА: Вы для них были крепким орешком, я так понимаю? К.ЯРОШЕНКО: Ну, у меня свои позиции. Для меня американцы и есть, и остаются врагом номер один. Страна, которая хочет… Америка хочет посеять в нашем народе смуту, тем более сейчас. Я всё время вспоминаю, как раньше проходило лётное училище, потом Советская Армия, политрук, политинформация, говорили, что в реальности. А когда я попал в Америку, я понял, что Америка — это очень лживая и пропагандистская страна, которая промывает своим гражданам мозги. Е.ВОЛГИНА: Но как тогда, Константин Владимирович, Америке удаётся поддерживать миф о самом справедливом месте на земле, таком «граде на холме», на фоне того, что происходит на самом деле, что произошло с вами, о чём вы сейчас говорите? За счёт чего, как вы думаете, жив этот миф? Как Америке удаётся поддерживать миф об Америке как «сияющем граде на холме»? К.ЯРОШЕНКО: Пропаганда только лишь, и пропаганда не соответствует действительности. Когда начался COVID-19, все мы были закрыты, и сидим постоянно закрытыми с заключёнными, и я стал проводить с ними политинформацию. Е.ВОЛГИНА: С заключёнными? К.ЯРОШЕНКО: Да. Е.ВОЛГИНА: Завербовали кого-нибудь? К.ЯРОШЕНКО: Однозначно да. Е.ВОЛГИНА: Скольких? К.ЯРОШЕНКО: Всё же познаётся в дискуссии. Когда начинали общаться: «Мы самая хорошая страна, самая лучшая». Говорю: «Ребята, скажите мне, пожалуйста, где ваша американская мечта, в чём она выражена? 5-я авеню, буквально 500 метров? А другие как живут ваши граждане? В Огайо, Миссисипи, Алабаме? Посмотрите, как живут люди. В этих ваших фанерных домиках. Чем у вас страна лучше? Вы платите огромные налоги, огромнейшие. Вы, почитайте, рабы. Вы не знаете, что творится в мире». Они говорят: «Мы смотрим телевизор». Я говорю: «Хорошо, вы смотрите только одну сторону медали. А где вы ещё поищете другую информацию? У вас всё запрещено». Поэтому я говорю: «Хорошо, давайте подискутируем. По любому вопросу. Украина? Давайте про Украину». Тем более что основная масса американцев — необразованные. Очень много. Я именно беру то, что происходит в тюрьме. Очень многие люди не умеют ни писать, ни читать, потому что там нет обязательного среднего образования. Хочешь — учись, хочешь — не учись. Тем более, там образование очень и очень скудное. Я беру образование наше — российское, советское, более фундаментальное. Я им даже рассказывал их историю, хотя я не историк. Много было таких моментов. Опять-таки, американское общество разрозненно очень сильно по расовому признаку, по национальному признаку. Но с каждой группой я проводил беседы. К примеру, четыре года назад они стали сносить памятники генералу Ли. Е.ВОЛГИНА: Когда этот BLM возник? К.ЯРОШЕНКО: Да, да. Я говорю: «Ребята, а что вы делаете?» Я объясняю им, кто такой генерал Ли для Америки, говорю: «Ребят, вы знаете, кто построил эти форты, вы знаете, кто выиграл мексиканскую войну?» — «Кто?» Берите первоисточник, изучайте, потому что власти США проводят пропаганду, чтобы народ был как быдло, думали лишь о потреблении и каких-то животных инстинктах. Е.ВОЛГИНА: Но скольких же вы перевербовали, по вашим подсчётам? К.ЯРОШЕНКО: Я думаю, человек 30-40 точно. Е.ВОЛГИНА: Интересно. К.ЯРОШЕНКО: И многие уже даже хотят сюда приехать на постоянное местожительство. Человека четыре-пять… Е.ВОЛГИНА: Да вы что?! Это не серийные убийцы, надеюсь? К.ЯРОШЕНКО: Да нет, нет. Это русскоговорящие. Не мигранты, которые раньше, а ребята молодые. Их родители эмигрировали в США, но поняли, что это полицейская страна, тебя могут посадить только лишь по каким-то анонимным заявлениям. Поэтому многие, чтобы сохранить свои семьи, своих детей… потому что там и детей, и умственно больных сажают в тюрьму, и на огромные сроки. Человека минимум три хотят переехать жить в Российскую Федерацию. Е.ВОЛГИНА: Но люди, которые… особенно этот водораздел стал ярко заметен, когда началась специальная военная операция; есть люди, которые продолжают искренне восхищаться тем, как всё организовано на Западе, что там правильно, что только оттуда надо черпать все идеи. Эти люди — заложники своих иллюзий, или всё-таки действительно есть что-то хорошее, а у нас, наоборот, про Америку говорят, что там ужас и кошмар, или что это такое, как вы думаете? К.ЯРОШЕНКО: Я считаю, что это только лишь иллюзии. Люди не видели, допустим, Российскую Федерацию. А кто здесь был, несколько было у меня знакомых хороших, которые сейчас ещё находятся там, это и белые, это и один пуэрториканец, хороший парнишка, который говорит: «Ребят, а что вы говорите?» — когда он приехал в Москву, конечно, у него всё перевернулось. Люди просто питают иллюзии. О чём говорить. Демократия — там она не существует, это раз, по факту. Все СМИ проходят очень большой ценз. Более того, система образования никудышная, а медицинское обслуживание очень дорогое. К примеру, многие ездили лечиться к нам, в Российскую Федерацию, потому что у нас лучше врачи. Может быть, технически наши клиники как-то и отстают, хотя смотря какая клиника. Но в теории наши врачи знают больше и лучше, и не только врачи. То же самое лётный состав. Там сидели тоже профессиональные пилоты, я с ними общался на профессиональную тему. Они все зелёные, до того далеко. Я начинаю общаться, более высокопрофессиональные задаю вопросы, они не знают. Е.ВОЛГИНА: Это люди, с которыми вы в тюрьме встречались? К.ЯРОШЕНКО: Да, да. И так по каждой теме. Многие отдают детей учиться здесь, в наши вузы. Е.ВОЛГИНА: Даже так?! К.ЯРОШЕНКО: Было так, да. Е.ВОЛГИНА: Это русские, которые эмигрировали в Штаты, и по каким-то причинам оказались в застенках, или это американцы, которые решили отправить своих детей? К.ЯРОШЕНКО: И американцы. У меня была адвокат, она сына отправила учиться к нам в институт, потому что, она говорит, наше образование на порядок лучше, чем в США. Теоретическое образование. Е.ВОЛГИНА: Теоретическое образование. К.ЯРОШЕНКО: Некоторые там технологические вузы, может быть, лучше у них оборудование — проводить уроки. Но теоретически мы их превосходим. Е.ВОЛГИНА: Вам делали предложения политикой заняться в России? К.ЯРОШЕНКО: Я ещё пока… Е.ВОЛГИНА: То есть не было. Потому что с Бутом очень всё стремительно произошло: в партию приняли, ещё что-то. Не знаю, может быть, кто на что… К.ЯРОШЕНКО: Во-первых, сейчас уже сколько прошло, полтора года? Е.ВОЛГИНА: Полтора года, да. К.ЯРОШЕНКО: Конечно, такие были не предложения, но рассмотреть вопрос этот. Но нужно отдавать себе отчёт, что ты сможешь сделать, что ты не сможешь сделать. Это серьёзный вопрос — политикой заниматься. Тут нужно всё очень хорошо продумать и осмыслить. Но пока прошёл очень маленький срок, я считаю — полтора года. Е.ВОЛГИНА: Вам пока нужно понять вообще, что здесь происходит. К.ЯРОШЕНКО: Да, нужно понять, что происходит в Российской Федерации, что происходит в нашей политике. Поэтому, я думаю, возможно, этот вопрос рассмотрю. Если буду понимать, что я буду полезен нашей стране, нашему народу, то, я думаю, такие варианты я рассмотрю тоже. Е.ВОЛГИНА: Интересно. А в Общественной палате чем вы занимаетесь, что в вашу компетенцию входит? К.ЯРОШЕНКО: Сейчас очень много направлений, это и поддержка наших соотечественников за рубежом. Потому что тяжело, когда к тебе обращаются семьи, матери, у которых дети находятся за рубежом в заключении; кто-то осуждён незаконно, кто-то осуждён за какие-то реальные правонарушения. Но в любом варианте я понимаю матерей, я понимаю семьи, как это тяжело. Делаю всё возможное, чтобы поддержать, и не только какими-то официальными вещами (направление запросов), но и психологически поддержать — посидеть, поговорить. Работы общественной достаточно много надо проводить. Я состою в комиссии по экспертизе особо значимых законопроектов, занимает иной раз достаточно много времени. Е.ВОЛГИНА: А по поводу авиации, тем более что вы как раз этим продолжаете заниматься здесь: как профессионал, как вы восприняли санкции против Российской Федерации именно по авиационной составляющей? Первоначально здесь, конечно, был шок, и думали, что вот в 90-е годы решили отказаться от своей авиации гражданской и грузовой, потому что «деньги есть — всё купим», а потом оказывается, что даже если и покупали, это можно легко забрать. Российская гражданская и грузовая авиация — как тот Феникс, который, в общем, должен из пепла восстать. К.ЯРОШЕНКО: Я считаю, что эти санкции пошли только на пользу нам. Е.ВОЛГИНА: Санкции пошли на пользу?! К.ЯРОШЕНКО: Я считаю, что да. Потому что сейчас мы понимаем, когда в 90-е годы некоторые высокопоставленные лица, я забыл, кто, по-моему, Гайдар, кто-то ещё делал такие высказывания: «Я договорился с американцами, они нам будут поставлять Boeing». И потом весь наш авиапром пустили под нож, и мы стали летать на чём? На импортной авиатехнике. Е.ВОЛГИНА: На Airbus, на Boeing. К.ЯРОШЕНКО: То есть мы стали поддерживать западные структуры полностью. Они стали развиваться, а наши все КБ, наши авиационные предприятия канули в Лету. Очень много предприятий накрылось, миллионы людей остались без работы. Это очень серьёзный вопрос, и только сейчас мы стали всё восстанавливать, сейчас мы будем уже производить свои самолёты. Я не знаю, по каким причинам это всё не стали делать раньше. К примеру, не стали производить Ту-204, Ту-214. Хороший самолёт. Е.ВОЛГИНА: До сих пор дискуссии идут: надо — не надо; а будет слишком много похожих; а вот давайте Superjet МС-21; а давайте ещё что-нибудь; а давайте не будем. То есть до сих пор какая-то дискуссия на эту тему ведётся. К.ЯРОШЕНКО: Да, постоянно. Здесь тоже, я считаю, это всё последствия 90-х годов, когда вся эта шайка Ельцина пустила страну в смуту и её продала. Это всё ещё наша страна испытывает то время и то, что он натворил с нашим авиапромом полностью. Потому что я сам начинал с министерства авиационной промышленности, работал на Ростовском вертолётном заводе, у нас была транспортная эскадрилья. Благо дело, завод сохранился, благодаря Борису Николаевичу Слюсарю, был такой генеральный директор, который смог завод сохранить. А многие предприятия… как в Саратове завода нет, который выпускал Як-42; у нас был авиаремонтный завод 412-й, его тоже уже нет, всё кануло в Лету. А почему? Потому что авиаремонтным предприятиям надо что-то ремонтировать, а они были заточены только под ремонт нашей авиатехники. Е.ВОЛГИНА: А если сейчас, по сути, получается, что нужно это с нуля делать, вы же, тем более, в дело погружены серьёзно… эти планы амбициозные — столько-то самолётов до 35-го года — реализуемы? К.ЯРОШЕНКО: Я думаю, да. Как минимум, возобновить производство Ту-214, Ту-204, МС-21 — да. Сейчас просто нужно наладить поставщиков. Но, видите, мы сейчас оказались в такой ситуации, когда началась и специальная военная операция, сейчас многие предприятия работают на оборонзаказ, это номером один. Поэтому ресурсы отвлекать… я имею в виду именно в гражданской авиации — пассажирская и грузовая. Потому что сейчас многие авиаремонтные предприятия работают именно на оборонзаказ. Е.ВОЛГИНА: Оборонзаказ — само собой, понятно. Эта-то часть российская осталась и, как сейчас выясняется, очень даже хорошо. Что касается именно гражданской авиации, сейчас же много говорили: и риск авиационного каннибализма, и много очень этих Boeing, на которых невозможно летать, потому что просто их арестуют за границей, и какие-то такие надо сложные схемы придумать. Потому что если в 90-е годы была задача тех же крупных международных корпораций сделать так, чтобы здесь развалилось, и мы бы зависели от них, а потом мы впали в зависимость от них, и они сказали: «А теперь вы летать вообще не будете, передвигайтесь на медведях, на оленях, на лисах, как угодно, как хотите. Пешком, в конце концов, с палочкой». Выясняется, если когда-то это тоже с нуля создавалось, значит, и сейчас можно это создать с нуля. Просто тогда санкций не было. К.ЯРОШЕНКО: Всё можно создать. Даже если брать импортную авиационную технику, всё то же самое, сейчас производится импортозамещение. Некоторые агрегаты и блоки, которые были импортными, сейчас наши предприятия тоже стали производить под импортную технику. Это всё в процессе. Но очень маленький сейчас период, ещё рано говорить, потому что только всякие эти цепочки отлаживаются. Е.ВОЛГИНА: Там же композит, электроника, всё что угодно. К.ЯРОШЕНКО: Более того, тоже последствия 90-х: очень мало сейчас осталось профессионалов. Раньше были ПТУ, выпускали прекрасных рабочих — токари, слесари, фрезеровщики. Сейчас же очень мало найдёшь хороших профессионалов, многие учебные заведения в связи с тем, что мы всё покупали за рубежом и не производили… поэтому очень большой вопрос стоит именно в кадрах. Е.ВОЛГИНА: А как профессию опять популяризировать? Ведь очевидно совершенно, вы же в авиацию тоже шли как — наверное, с детства хотелось стать. А кто-то посмотрит, послушает сейчас эфир и скажет: это же действительно, и в Африке были, и ещё где-то, оказывается, профессия сопряжена с риском. Отправишься на грузовом самолёте в Африку, а там, оказывается, против тебя целая спецоперация. Ну его, лучше ветеринаром буду, что-нибудь такое. К.ЯРОШЕНКО: Скажем так, это должен решать каждый подросток, когда оканчивает школу, что такое быть пилотом, штурманом, бортмехаником, бортинженером, наземным техником, авиадиспетчером — во всей этой авиационной среде. Это, скажем так, скорее всего, родители должны показать, что такое каждая профессия есть. Я не знаю, как сейчас система образования в школах. При Советском Союзе приходили и рассказывали про профессии. Ещё в 9-м классе у нас был один день в неделю, мы проходили какую-то практику. Я там учился на радиоэлектромонтажника, кто-то другие профессии изучал. Раньше это было. А вот сейчас, скорее всего, этого нет. Е.ВОЛГИНА: Может быть, как раз вам этим заняться, Константин Владимирович, с учётом того, что вы и Крым, и рым, и огонь, и воду, и всё на свете прошли? Популяризация профессии, позиционирование профессии лётчика и вообще специальностей, связанных с авиацией? Потому что люди-то стране нужны. К.ЯРОШЕНКО: Насколько я знаю, сейчас нет особого недостатка в кадрах именно в лётном составе, а вот в техническом составе на авиаремонтных предприятиях, я знаю, есть уже некоторые проблемы. Е.ВОЛГИНА: Просто рук не хватает? К.ЯРОШЕНКО: Да, именно профессиональных ребят, которые бы пошли техниками на заводы. Е.ВОЛГИНА: А то, представляете, пошли бы вы на какой-нибудь открытый урок в школе, а там вам задают молодые будущие специалисты вопрос: чем оправдана верхняя схема расположения двигателей в самолёте Ан? Представляете, как это было бы? К.ЯРОШЕНКО: Было бы хорошо по этому поводу подискутировать. Хотя, опять-таки, по поводу того, кто как идёт в пилоты: у меня очень хороший есть друг, сейчас он летает командиром на Superjet. Был маленький мальчишка, когда он поступил в педагогический институт, 2000 год, я прилетал в Ростов, он мне говорит: «Дядя Костя, я пошёл в педагогический институт». Я говорю: «Какой институт? Нет, ты не будешь учиться в педагогическом институте, ты пойдёшь в лётчики». Е.ВОЛГИНА: И стал лётчиком? К.ЯРОШЕНКО: И стал лётчиком. Окончил отлично лётное училище, академию гражданской авиации с отличием, и сейчас летает командиром. Конечно, педагог — тоже прекрасно, тоже уважаемая профессия. Просто, скажем так, нужно ребят подтолкнуть, показать, чем каждая профессия хороша. Любая профессия уважаема, просто нужно ребёнку рассказать и показать. Если ему это понравится, если он будет гореть… в любой профессии. Кто-то хочет стать доктором, пожарником, шофёром. Но если это ребёнку, подростку нравится, он должен гореть. Как я, допустим, когда я поступил в училище, окончил — я этим горел. Е.ВОЛГИНА: Два вопроса, буквально 30 секунд у нас осталось. Какая ваша самая любимая машина? Не автомобиль, а авиационная. К.ЯРОШЕНКО: Ан-32. Е.ВОЛГИНА: А хотели бы вы, чтобы по вашей истории, с учётом того, что вы книгу уже написали, сняли фильм или сериал? К.ЯРОШЕНКО: Сейчас уже в процессе снятия и документальный фильм, и уже идёт проработка сценария к полному метру. Е.ВОЛГИНА: Даже так, то есть уже всё есть. К.ЯРОШЕНКО: Да, уже есть. Е.ВОЛГИНА: Константин Ярошенко был с нами — лётчик, правозащитник, член Общественной палаты Российской Федерации. Константин Владимирович, спасибо, будем ждать вас снова.