В декабре в России прошла предновогодняя вечеринка Насти Ивлеевой, которую журналисты окрестили «голой» из-за необычного дресс-кода. Мероприятие возмутило консервативную общественность демонстративной роскошью, несоответствием, по их мнению, обстановке в стране и отрицанием «традиционных ценностей». Некоторые увидели в этом параллели с Первой мировой войной, когда на фронте лилась кровь, а в тылу пили шампанское и офицеры-отказники прятались от боев по отелям. О развязных вечеринках начала ХХ века — в материале «Газеты.Ru».

Пир во время чумы

1 августа 1914 года, когда Германия объявила войну России, в обществе начался патриотический подъем. Революционные писатели становились военно-патриотическими публицистами, студенты записывались в юнкерские училища, а женщины дворянских родов занимались заботой о раненых. Когда спустя полгода стало ясно, что война несет огромные потери и лишения, а конца ей не видно, порыв по большей части схлынул. Стали заметны совсем другие настроения и голоса, — существовавшие, впрочем, с первых военных дней.

«Я помню, какое унизительное впечатление произвел на меня разгром германского посольства в Петербурге и каким нелепым показалось мне переименование Санкт-Петербурга в «Петроград», в день объявления войны, в 1914 г. Мы желали видеть творческое объединение всех людей-братьев, без какого бы то ни было отношения к расовым разницам, к цвету кожи, к языкам, к истории, формировавших ту или иную народность. Человечество —41 оркестр», — вспоминал художник-авангардист Юрий Анненков.

Куда более была популярна позиция не настоящего пацифизма, а беспечного игнорирования войны, как призывал Борис Пастернак «закрыть глаза на войну, чтобы избавиться [от нее как] от «дурного сна». Лучшим способом закрыть глаза на войну были роскошные вечеринки, — особенно, если у людей были деньги. С началом войны император Николай II ввел «сухой закон»: полный запрет на производство и продажу алкогольной продукции, но число ресторанов и трактиров только выросло, как и их посещаемость. Алкоголь продавали под видом других напитков, например, водку — в бутылке из-под «Нарзана». Когда в 1915 году в Петроград приехал знаменитый бельгийский поэт Эмиль Верхарн, и столичная богема устроила ему шикарный прием в кабаре «Бродячая собака». Анненков описывает эту сцену так:

«Как на всех подобных вечерах, было очень много выпито (хотя водка была уже запрещена), собравшиеся галдели, подымая стаканы и рюмки в честь иностранного гостя, и наконец пошли с ним целоваться. Если нам, русским, это казалось привычным, Верхарн совершенно растерялся.

Не забуду, как поэт Константин Олимпов, сильно «на взводе», в братском порыве и с бутылкой вина в руке, с энтузиазмом набросился на Верхарна, целуя его во все щеки, в губы и даже в нос, так что Верхарн едва удержал пенсне».

Кабаре «Бродячая собака»

Сидевший за одним столиком с Анненковым художник Ремизов в годы войны занимался оформлением сказочно-мистического балета «Русалия на тибетскую легенду», лишь вполглаза читая новости о боях и бунтах. Русский балет был в те годы знаменит на весь мир, и с началом войны он нисколько не пришел в упадок. Часть людей это приводило в недоумение. Например, княгиня Мария Тенишева, устроившая за свой счет лазарет для раненых солдат, возмущалась, что «пушек нет, снарядов нет, ружей нет, да и вообще нет ни порядка, ни стойкости, ни согласованности», а в то время как деятельность балета была «доведена до полного совершенства [...] и, при нашем общем неустройстве, будто в насмешку [...] поставлена на должную высоту». Кабаре «Бродячая собака» до своего закрытия в марте 1915 года было символом декаданса и «пира во время чумы». Именно его посетителям Владимир Маяковский прочитал обличительное стихотворение «Вам!», раздосадованный, впрочем, не столько нравами богемы, столько тем, что она его не принимала. Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?! Знаете ли вы, бездарные, многие, думающие нажраться лучше как, — может быть, сейчас бомбой ноги выдрало у Петрова поручика?.. Если б он, приведенный на убой, вдруг увидел, израненный, как вы измазанной в котлете губой похотливо напеваете Северянина! Вам ли, любящим баб да блюда, жизнь отдавать в угоду?! Я лучше в баре [блудницам] буду подавать ананасную воду! Сам Маяковский к фронту не приближался на пушечный выстрел и большую часть военных лет провел в Финляндии в окружении других поэтов и литераторов. «Сухой закон» так же поспособствовал взрывному росту популярности кокаина. Добыть его было очень просто, поскольку он считался не столько наркотиком, сколько лекарством. К моменту наступления революции его обильно употребляли и в тылу, и на фронте, что создавало законченный образ разложения элиты.

Самый прибыльный бизнес

Первая мировая война разделила русское общество на две неравные части: тех, кто зарабатывал на ней и тех, кто нет. Например, банки сменили кредитную политику и почти целиком занялись выдачей ссуд под военные заказы. К 1916 году это увеличило их прибыль на 236% по сравнению с 1913 годом, с 27,4 млн рублей до 64,8. Секрет успеха был прост и коренился в 16-18% комиссии за кредиты. Назвать эту ставку грабительской будет слишком мягко: в те же годы правительство Великобритании, родины капитализма, заставило банки снизить ставку с 5 до 3,5%, а во время Второй мировой войны США предоставляли СССР ленд-лиз по ставке 0% (за редким исключением). Высокая маржа была и у промышленников, исполняющих военные заказы. По разным оценкам, она колебалась от 10 до 20%. У одних лишь московских предпринимателей за два года войны прибыли (не путать с доходами и оборотом) выросли на один миллиард рублей. Для сравнения, постройка самого современного русского линкора класса «Императрица Мария» стоила около 30 млн рублей. Сверхприбыли позволили военно-промышленной элите вести настолько роскошную жизнь, что посетители «Бродячей собаки» на их фоне могли бы сами сойти за бродяг. Тратили заработанное на госзаказе на дорогие дамские туалеты, на экзотическую еду, на содержание свиты и на досуг. Например, во время празднования в Москве Нового года 1916-1917 в некоторых ресторанах вино продавалось по 70 руб. за бутылку, блюдо из стерляди на 8 персон — за 180 руб., а извозчику за поездку по городу могли заплатить 100-150 руб.. Для сравнения, в 1913 году дворникам платили по 18, слесарям — по 50, преподавателям гимназии по 85, а полковникам (очень обеспеченным в те годы) по 325 руб. в месяц. Перевести эти суммы в современные рубли тяжело, но денег на такой Новый год точно не было у богемных музыкантов и художников. В итоге в крупных городах сформировался рынок сверхроскоши. Например, пока обычные люди искали, где купить граненые стаканы, в столицу доставляли контрабандную богемскую стеклянную посуду из вражеской Австро-Венгрии и продавали по заоблачным ценам. В 1916-17 годы страницы газет и журналов были заполнены рекламой английских автомобилей, люксовой мебели, дорогостоящей парфюмерии и ювелирных изделий. В начале 1917 года приближенная к императорскому дому балерина Матильда Кшесинская провела прием, где главным украшением были «горы» свежих ландышей. Сама она вспоминала о нем так:

«Сервированы были мои чудные золоченые десертные тарелки и золоченый десертный сервиз, ножи, вилки и ложки — копия с модели Екатерининских времен, хранившейся в Эрмитаже, подарок Андрея [будущий муж Матильды]. Я только боялась, чтобы не оказался в последнюю минуту двадцать пятый гость, что часто бывало, и тогда у меня не хватило бы золоченых тарелок и приборов. Весь обед подавался на фарфоре «лимож», который Андрей выписал из Франции, а к рыбе подали «датский» сервиз тарелок с изображением рыб. Под каждую тарелку была положена круглая салфетка из настоящих кружев».

Некоторая часть дворянства, включая императорскую семью, пыталась помешать этому. Например, в октябре 1915 года царские дочери появились на публике в скромных коричнево-бордовых костюмах (намеренно дикое сочетание цветов). Присутствовавшая на мероприятии русская элита жест не оценила и посчитала его как фиглярство. В результате в 1916 году правительство запретило ввоз в Россию предметов роскоши, — но после нескольких неудачных попыток провести этот запрет через думу как закон. Разумеется, богатым и влиятельным людям не составляло никакого труда избежать воинского призыва. Даже среди военнослужащих царило неравенство. Прибывший в Петроград в январе 1917 года британский генконсул пришел в ужас:

«Я нашел атмосферу в Санкт-Петербурге еще более удручающей, чем когда-либо…Шампанское лилось рекой… «Астория» и «Европа», два лучшие столичные отеля, переполнены офицерами, чье место должно быть на фронте. Не считалось зазорным быть «уклоняющимися» или искать синекуру в тылу…».

Штабной вагон, 1915 год

По мнению многих историков, среди всех держав-участников Первой мировой Россия нуждалась в этой войне меньше всех. Нельзя сказать, что роскошная жизнь разбогатевших на войне «королей госзаказа» (и тем более бедных поэтов и артистов) стала спусковым крючком революции: в конце концов, рабочих, крестьян и солдат не пускали на закрытые вечеринки, и вряд ли они интересовались меню петроградских ресторанов. Зато революции и краху монархии однозначно поспособствовала общая атмосфера разложения и отчужденность элиты от остальной страны.