Чем болел и от чего на самом деле умер Ленин
И сто лет спустя после кончины Владимира Ильича Ульянова-Ленина, наступившей 21 января 1924 года в 18.50 в подмосковных Горках, широко распространены разнообразные версии о причинах ухода из жизни основателя советского государства.
Документальные свидетельства из рассекреченных с 1990-х годов архивных массивов позволяют точнее определить характер ленинских болезней, предопределивших его раннюю смерть на 54-м году жизни.
"Какое великолепное здоровье!"
Вплоть до выступления Ленина на XI съезде партии 27 марта 1922 года, когда он сам открыто заявил о том, что ему "в ближайшее время... едва ли придется вернуться к работе"1, информация о его серьезных заболеваниях не распространялась даже его непримиримыми политическими противниками. Всерьез же обратили на это внимание меньше чем за год до смерти, 14 марта 1923 года, когда в советских газетах начали публиковать сообщения о "значительном ухудшении" состояния здоровья Ленина2.
До революционного 1917-го сведений о хворях основателя партии большевиков не было и у боровшегося с ним Департамента полиции. Его сотрудники составили характерное описание с целью розыска и ареста Ленина:
"...рост 2 аршина 5 1/2 вершка, телосложение среднее, наружностью производит впечатление приятное, волосы на голове и бровях русые, прямые, усах и бороде - рыжеватые, глаза - карие, средней величины, лоб высокий, нос обыкновенный, лицо круглое, черты его правильные, рот умеренный, подбородок круглый, уши средней величины"3.
Л. Троцкий, В. Ленин и Л. Каменев на митинге по случаю отправки частей на польский фронт. 1920 год.
Из известных болезней у молодого Ильича была экзема - недуг неприятный, но явно не смертельный. Противники привычно называли Ленина "сумасшедшим", но в реальности никаких психиатрических отклонений у него не было. Уже при советской власти, в декабре 1918-го, прекрасное здоровье обнаружил у 48-летнего Ленина встретившийся с ним в Кремле такой тонкий наблюдатель людской натуры как Александр Куприн. В своем радикально антисоветском очерке, опубликованном в парижской эмиграции в феврале 1921 года, писатель сознательно заостряет внимание на крепости ленинского телесного духа:
"Он маленького роста, широкоплеч и сухощав [...]. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите [...]. Купол черепа обширен и высок, но далеко не так преувеличенно, как это выходит в фотографических ракурсах. Впрочем, на фотографиях удаются правдоподобно только английские министры, опереточные дивы и лошади. Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно, огненно, красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье!"4
С доктором П.И. Елистратовым.
Заметим, что Куприн встречался со своим ровесником Лениным меньше чем через полгода после покушения на него Фанни Каплан 30 августа 1918 года на московском заводе Михельсона. В теле Ильича находились две выпущенные Каплан пули, одна из них так и осталась не удаленной вплоть до смерти, другую в апреле 1922-го изъяли во время операции, проведенной знаменитым берлинским хирургом Морицем Борхардтом.
"Ничегошеньки не могу"
В декабре 1918 года Ленин действительно чувствовал себя хорошо. В 1919-м его иногда беспокоили головные боли. В связи с болезнью Н.К. Крупской на квартире Ильича появился известный главный врач московской Солдатёнковской больницы (ныне Боткинская) Федор Александрович Гетье (1863-1938). Он подробно обследовал Ленина и, по собственному признанию, "был поражен хорошим состоянием его внутренних органов, если не считать незначительного расширения сердца, вызванного колоссальной работой, которую нес Владимир Ильич". Опытный доктор тогда избавил советского вождя от хвори:
Профессор Федор Гетье.
"Ввиду невралгического характера болей и появления их в определенные часы я заподозрил у него скрытую малярию и рекомендовал ему применить хинин. Мое предположение оправдалось: хинин быстро купировал головные боли, и они более не повторялись"5.
Летом 1921 года Гетье вызвали к Ленину по более серьезному поводу. Ильич дважды терял сознание. В начале июня голова закружилась так, что пришлось усесться на пол, держась за кровать; через несколько минут неприятные ощущения прошли. В июле во время работы III конгресса Коминтерна предельно измотанный вождь мирового пролетариата, по словам Гетье, "очнулся на полу около стула, за который, падая, он, по-видимому, хотел удержаться. Сколько времени продолжалось бессознательное состояние, Владимир Ильич не смог указать, но, по его предположению, оно было непродолжительным - 2-3 минуты. Очнувшись, он чувствовал себя настолько хорошо, что приступил к своим обязанностям"6.
С тех пор болезненное состояние уже не покидало Ленина вплоть до смерти. Оно сказывалось и на его работоспособности. 9 августа 1921 года в короткой записке Максиму Горькому он честно признавался: "Я устал так, что ничегошеньки не могу"7. Лучшие отечественные врачи тоже думали, что пациент попросту перенапрягся. Гетье после тщательного осмотра Ленина "не смог отметить никаких уклонений ни со стороны внутренних органов, ни со стороны нервной системы, и я объяснил себе происхождение головокружений большим переутомлением центральной нервной системы"8.
Подобный диагноз поставил и известный нейрохирург, профессор кафедры нервных болезней Московского университета Ливерий Осипович Даркшевич (1858-1925). 4 марта 1922 года он четыре часа обследовал Ленина, который тяготился ухудшением своего состояния (головными болями и бессонницей) после трехмесячного лечения. Даркшевич диагностировал переутомление в связи с перегрузкой центральной нервной системы. Ильич воспринимал опасность своего состояния, пожалуй, даже серьезнее московских светил медицины, признаваясь: "Я совсем стал не работник", "песня спета" и "свое дело... должен будет кому-то передать...". Ленин опасался, не скажутся ли болезни на его умственных способностях.
Даркшевич сначала напугал кремлевского пациента, рассказав о том, что обнаружил "два тягостных для него явления. Во-первых, масса чрезвычайно тяжелых неврастенических проявлений, совершенно лишивших его возможности работать так, как он работал раньше, а во-вторых, ряд "навязчивостей"". Но опытный невропатолог тут же и обнадежил:
"...это, конечно, не грозит сумасшествием!! Я успокоил его, сказав, что навязчивости тяжелы для человека только субъективно, но что они никогда не ведут за собой расстройства психики... Болезненные явления его несомненно тяжелы, но они не опасны ни для жизни, ни для трудоспособности его в будущем... Выслушав мое мнение на этот счет, В.И. значительно успокоился"9.
Крестьяне прощаются с Лениным в Горках. 22 января 1924 года.
Тогда же, весной 1922-го, в Москву для осмотра Ленина впервые прибыли германские врачи. Они также обнаружили у пациента переутомление, рекомендовав ему продолжительный отдых с "горным воздухом". Ильич даже написал заявление на отпуск, который ему по предложению секретаря ЦК РКП(б) В.М. Молотова был предоставлен со 2 февраля10, а затем и продлен решениями Политбюро ЦК11. Ленин предполагал в мае-июне 1922 года поехать в отпуск на Кавказ, искал возможное место отдыха, мечтал поехать в Боржоми и вел переписку по этому вопросу с Серго Орджоникидзе12. Но поездка, ввиду осложнения ленинских болезней, так и не состоялась.
Ленину лучше не становилось, отказывали правая рука и нога, случалось расстройство речи. К врачам и в особенности к немецким он стал относиться с явным раздражением, доказательством чему служит такая вот записка от 7 августа 1922 года:
"Т. Сталин! Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость: пытались запретить "политические" совещания (сами, плохо понимая, что это значит). Я чрезвычайно рассердился и отчитал их. В четверг у меня был Каменев. Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич. Я требую Вас экстренно, чтобы успеть сказать на случай обострения болезни. Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных разговоров. Надеюсь Вы поймете это, и дурака немецкого профессора и К отошлете"13.
Траурное сообщение в "Правде" 26 января 1924 года.
Деньги на ветер
С весны 1922 года Ленин лишь периодически возвращался к привычной интенсивной работе в недолгие периоды между приступами болезни, которую лучшие врачи России, Германии и Швеции так и не смогли точно диагностировать при его жизни. Никак не помогло и удаление одной из двух пуль Фанни Каплан. Денег же на лечение вождя советское руководство не жалело, ни один из зарубежных докторов не предъявлял впоследствии финансовых претензий, хотя таковые несомненно стали бы громкой газетной сенсацией.
Удалившему пулю профессору Борхардту по решению ЦК РКП(б) от 24 апреля 1922 года заплатили 220 тыс. германских марок. Впоследствии ввиду гиперинфляции в Германии и стремительного падения курса марки чаще платили в американских долларах и британских фунтах. Итоговые суммы на лечение Ленина, так и не давшее позитивного результата, оказались по меркам первой половины 1920-х годов астрономическими. Их не стали целиком фиксировать даже в алфавитной книге учета "выданных отдельным лицам денежных пособий на лечение за границей; счет расходов по вызову иностранных врачей для лечения В.И. Ленина"14.
Профессор Отфрид Фёрстер.
В самой этой книге суммы скромные: зарубежным докторам 24 апреля, 13 мая и 27 июня 1923 года причиталось сначала 690, 1525 и 450 долларов, дополнительно 53 доллара и 38 496 германских марок, а также 163 доллара и 3 887 000 германских марок. Можно даже предположить, что ввиду падения марки на услугах немецких светил советские власти могли даже что-то сэкономить15.
Однако другие архивные документы содержат куда более солидные суммы докторских гонораров. Выдающийся германский нейрохирург из Бреслау Отфрид Фёрстер (1873-1941), с июня 1922 года часто бывавший в Москве и фактически ставший лечащим врачом Ленина, только за два первых визита к пациенту получил соответственно 5000 и 2500 фунтов стерлингов (правда, первую сумму ему уплатили только летом 1924 года после записки на эту тему Сталина16). К этому полагались бесплатный транспорт (вплоть до экзотических в то время аэропланов) и шикарное бесплатное проживание в центре Москвы с усиленным трехразовым питанием за счет принимающей стороны, дополненным хорошими винами, сосисками, сардельками, сардинами и кильками.
А собравшийся по решению советского руководства в марте 1923 года представительный консилиум зарубежных врачей стал настоящим аттракционом неслыханной, но строго засекреченной щедрости. Самое главное приглашенное светило, немецкий психиатр и невролог Освальд Бумке (1877-1950) получил за визит на консилиум 9500 долларов, а за проведенные затем в Москве семь недель и вовсе колоссальные по меркам времени 20 тысяч долларов. Не обидели и других уважаемых коллег: невролог Макс Нонне (1861-1959) из Гамбурга был вознагражден за консилиум 9527 долларами (их ему в Москве вручили в конверте); лейпцигский профессор Адольф фон Штрюмпель (1853-1925) стал богаче на 9500 долларов; такую же сумму получил шведский врач из Стокгольма Соломон Хеншен (1847-1930). Не забыли и Фёрстера: ему причиталось за консилиум 4400 фунтов стерлингов, столько же досталось и профессору из Бреслау Оскару Минковскому (1858-1931).
Бюллетень и заключение о смерти.
А вот лечебный эффект от консилиума, устроенного за громадные деньги, которые частично выплачивались через советское полпредство в Берлине из средств Коминтерна (их планировалось потратить в 1923 году на так и не начавшуюся революцию в Германии), был очень своеобразным. Известный советский и российский врач академик Юрий Михайлович Лопухин (1924-2016), изучивший архивные документы о болезни Ленина, пришел к выводу, что консилиум постановил лечить пациента препаратами против сифилиса. Несмотря на отрицательные анализы, Штрюмпель поставил диагноз "сифилитическое воспаление внутренней оболочки артерий... с вторичным размягчением мозга"17. Консилиум, который дважды встречался с членами Политбюро ЦК РКП(б), с ним согласился. Лечить Ильича принялись применявшимися при лечении сифилиса "инъекциями препаратов мышьяка, йодистых соединений".
Это было "так называемое лечение", когда лечат "наугад, вслепую, при непонятной или неразгаданной причине болезни". Именно такая болезнь, вряд ли излечимая возможностями тогдашней медицины, и сразила Ленина. Никакого сифилиса у него в итоге не оказалось, но слухи о вожде-сифилитике стали циркулировать, широко распространившись затем со времен перестройки. По авторитетному мнению Лопухина, лечение препаратами от сифилиса "не сказалось на течении атеросклероза и не повлияло на предопределенный исход. Словом, оно не принесло физического вреда Ленину (не считая болезненности процедур). Но ложный диагноз... очень быстро стал инструментом политических инсинуаций и, конечно, нанес немалый моральный ущерб личности Ленина"18.
Неизбежный исход
Известный специалист в области лечения атеросклероза Лопухин полагал, что реальный диагноз Ильича состоял в "тяжелом поражении мозговых сосудов, особенно системы левой сонной артерии". Академик доказывал, что интенсивное течение атеросклероза стало отдаленным, но неизбежным последствием траектории одной из пуль, выпущенных Фанни Каплан19.
Личная карточка о смерти В.И. Ленина.
Современная медицина находит и другие объяснения: в своей недавней книге известный историк В.Т. Логинов сообщает, что "новейшее исследование американских неврологов из Калифорнийского университета в Сакраменто дало им основания утверждать, что причиной болезни Ленина стала мутация гена NT5E, переданная ему по отцовской линии. В результате этого наследственного заболевания сосуды головного мозга накапливают известь и постепенно начинают окаменевать. Именно этот процесс и констатировал в 1924 году Николай Семашко"20.
Как бы то ни было, медицина первой половины 1920-х годов вылечить основателя советского государства от сложно распознаваемой болезни была не в состоянии. Смерть Ленина была неизбежной, о чем и написала Н.К. Крупская, описывая день его кончины, 21 января 1924 года:
"В понедельник пришел конец. Владимир Ильич утром еще вставал два раза, но тотчас ложился опять. Часов в 11 попил черного кофе и опять заснул [...]. Когда он проснулся вновь, он уже не мог совсем говорить, дали ему бульон и опять кофе, он пил с жадностью, потом успокоился немного, но вскоре заклокотало у него в груди. Все больше и больше клокотало у него в груди. [...] временами он глухо стонал, судорога пробегала по телу, я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок, как печать смерти ложилась на мертвенно побледневшее лицо. Профессор Фёрстер и доктор Елистратов впрыскивали камфару, старались поддержать искусственное дыхание, ничего не вышло, спасти нельзя было"21.
P.S. О болезни Ленина с середины марта 1923 года регулярно писали в газетах, но при этом никогда не публиковались фотографии больного. Сразу после смерти Ильича известный журналист Михаил Кольцов опубликовал в "Правде" яркий очерк из Горок, из которого следовало, что скончался тот самый Ильич, к образу которого все привыкли: "Оттого такая гордая, внятная тишина в комнате мертвого вождя, оттого непреклонны глаза и твердо сжаты губы у приходящих сюда. Вот он! Совсем не изменился. Как похож на себя! Лицо спокойно, почти-почти улыбается неповторимой, непередаваемой, понятной лишь видевшим, детски-лукавой усмешкой; задорно, совсем по-живому приподнята верхняя губа со щетинкой усов [...].
Ленин в окружении Фёрстера и Гетье. Обложка журнала "Родина". 1992. N1.
Спускаясь с лестницы, военный большевик бормочет про себя:
- Как живой лежит Ильич. Совсем такой, как видели его в последний раз"22.
Этот миф продержался без малого семьдесят лет, до выхода в свет январского номера журнала "Родина" за 1992 год, в котором впервые были показаны "непарадные" снимки, сделанные сестрой Ленина Марией Ильиничной летом 1923 года в Горках. На обложке - изможденный тяжелым недугом человек в инвалидной коляске в окружении профессоров Фёрстера и Гетье23. Облик Ленина уже "совсем не такой", он изменился весьма существенно, присутствие неизлечимой болезни здесь ощущается отчетливо...