Бой "Варяга" сквозь оптику истории эмоций
Война с Японией была исключительно непопулярна в русском обществе. Это была первая война в истории государства Российского, объявление о начале которой не вызвало никаких патриотических эмоций. Интеллигенция отнеслась к войне равнодушно, а народ с пока еще глухим недовольством. 29 октября 1904 года в Ясную Поляну приехала из Петербурга графиня Софья Андреевна и обитатели имения, жадно ловившие и горячо обсуждавшие между собой все новости с театра военных действий, с удивлением узнали от неё, что "войной в Петербурге даже не интересуются".
Гродненский губернатор Михаил Михайлович Осоргин вспоминал, что объявление мобилизации вызвало ропот населения: "нам на местах уже ясно видно было, что эта война не будет популярна и не дождаться военачальникам энтузиазма в войсках". Осоргин, потомок древнего дворянского рода, окончил военную гимназию, Пажеский корпус и служил в Кавалергардском полку, но сам лично никогда не воевал. По воспитанию он был военным человеком, пропитанным "старыми традициями боевой славы наших отцов и дедов". Сквозь призму этих традиций он и смотрел на войну с Японией. Чтобы современный читатель получил представление о сути этих традиций, достаточно вспомнить приказ, который неустрашимый генерал граф Александр Иванович Остерман-Толстой отдал своим войскам в критический момент боя под местечком Островна в начале Отечественной войны 1812 года: "Стоять и умирать!" Его корпус отбил все атаки французов, потеряв при этом половину личного состава, не отступил ни на шаг и лишь ночью по приказу вышел из боя.
Когда Михаил Михайлович Осоргин узнал о бое русского крейсера "Варяг" с японской эскадрой, его изумлению не было предела. Напомню читателю ход этого легендарного морского сражения. Новейший русский крейсер "Варяг", вступивший в строй в 1901 году, встретил начало Русско-японской войны в нейтральном корейском порту Чемульпо. Порт был блокирован японской эскадрой, командующий которой угрожал атаковать крейсер "Варяг" и канонерскую лодку "Кореец" на рейде, если русские военные корабли не оставят порт до полудня 27 января (9 февраля) 1904 года. Крейсер под командованием капитана I ранга Всеволода Федоровича Руднева и канонерская лодка предприняли попытку с боем прорваться из Чемульпо в Порт-Артур, где базировались основные силы русской Тихоокеанской эскадры. Это был неравный бой с превосходящими силами неприятеля. "Варягу" и "Корейцу" противостояла японская эскадра, состоящая из одного бронированного крейсера, пяти легких крейсеров и восьми миноносцев. Во время морского сражения русские моряки потопили один японский миноносец и повредили два крейсера, однако "Варяг" получил сильные повреждения и не мог продолжать бой: все его орудия были повреждены, а экипаж понес большие потери - 122 человека убитых и раненых.
Руднев принял решение возвратиться на рейд Чемульпо, где моряки покинули корабли: "Кореец" был взорван, а "Варяг" затоплен. Экипажи кораблей через нейтральные порты возвратились в Россию, где с почетом были встречены в Петербурге. Что же так изумило Михаила Михайловича Осоргина? Он искренне полагал, что каперанг Руднев подлежит отдаче под суд: "вместо того, чтобы погибнуть с кораблем в честном бою, нанеся возможный вред противнику, он предпочел вернуться в порт (т.е. отступить - С.Э.), потопить свой корабль и самому укрыться на иностранном корабле". Осоргин был ошеломлен, когда узнал, что царь не только не отдал Руднева под суд, но и прославил его подвиг. Руднев был пожалован званием флигель-адъютанта государя и награжден орденом св. Георгия 4-ой степени. Этой же самой высокой боевой офицерской награды были удостоены все офицеры "Варяга" и "Корейца", а все матросы награждены Георгиевскими крестами. Такого массового награждения русский флот доселе не знал.
Не только государь, но и русское общество "не только оправдало Руднева, но и возвеличило его. Всё же в сознании оставалась какая-то неудовлетворенность и на первых же порах чувствовалась какая-то раздвоенность; нам, в провинции, отныне казалось, что во время этой войны применяются другие мерки оценки геройства, почему не было того спокойствия и той уверенности в правильности суждения. … Вспоминая сцену из "Войны и мира", когда Кутузов благословляет Багратиона на верную смерть, лишь бы прикрыть отступление главных сил, мы чувствовали, что этого теперь не требуют на войне, а главная задача ставится - сохранить силы и избежать потерь. Сравнивая одновременно действия японцев, идущих на верную смерть под Порт-Артуром, но зато, как капля, точащая скалу и проточившая эту скалу, с неимоверными жертвами людей, - с обидой для русских сознавалось, что героизма гораздо более на стороне противников, чем на нашей".
Осоргин ожидал, что русские моряки в начале XX века будут действовать так же, как их предки в начале XIX столетия. Однако в течение столетия идеи гуманизма постепенно укоренялись в сознании общества. И легендарный приказ "Стоять и умирать!", казавшийся единственно возможным во время Бородинской битвы, когда с потерями никто не считался, уже к концу столетия потерял свою безусловность. Массовые людские потери стали отождествляться образованным обществом не с героизмом погибших воинов, а с бездарностью как высшего командования, так и верховной власти.
