160 тысяч полуторок выпустил Горьковский автозавод за время войны
Кольцо блокады вокруг Ленинграда сомкнулось 8 сентября 1941 года. Единственным путём, по которому можно было доставлять в осаждённый город грузы и эвакуировать жителей, осталось Ладожское озеро. Практически сразу начали обсуждать идею ледовой дороги. Требовались машины, способные пройти по такой переправе, несложные в ремонте, хорошо известные шофёрам. Таким транспортом оказалась полуторка Горьковского автозавода. Проще и быстрее К началу войны машины «ГАЗ-АА» грузоподъёмностью полторы тонны составляли две трети советского грузового автопарка, так что водители действительно давно их освоили. При этом с 1938 года на полуторки начали ставить новый двигатель – ГАЗ-ММ. Он был уже не 40, а 50 лошадиных сил. На полуторку и сделали ставку. С началом войны, однако, стало понятно, что конструкцию машины в чём-то придётся менять. На заводе делали 60% деталей, остальное поступало с других предприятий. Но связи оказались нарушены. «Например, на крылья шли металлические листы, которые поставляли из Запорожья, – рассказывает ведущий специалист музея истории «ГАЗ» Александр Сорокин. – Но его оккупировали немцы. Пришлось использовать кровельное железо». Даже если заводы не попадали в зону боевых действий, их эвакуировали, перепрофилировали. Одним словом, проблему нехватки деталей пришлось решать прямо на ходу. При этом и экономили, и замену искали, и одновременно упрощали сборку, чтобы ускорить производство. Так, вместо автомобильного стекла стали использовать оконное, скрепляя куски посередине. Тормоза были только на задние колёса. У кузова открывались не три стороны, как раньше, а лишь одна. Исчезли металлические двери. У пассажирского места стали крепить брезентовую шторку, а со стороны водителя вообще ничего не было. Только весной 1942 года двери вернули, но они были деревянными. Также с начала 1942‑го полуторки стали выпускать с одной фарой. Поступавшие от смежников электроприборы надо было беречь, а кроме того, в автоколоннах действовала светомаскировка. Даже на эту единственную фару надевали шторку с узкой прорезью. «Но примечательно, что при упрощении конструкции уже в первом полугодии 1942 года удалось все полуторки обеспечить более мощными двигателями ГАЗ-ММ», – продолжает Александр Сорокин. Спецзаказа на полуторки для Ленинграда не было, но при распределении машин Дорога жизни была в приоритете. «Первым ехать было страшно» Первая колонна полуторок вышла на лёд Ладожского озера 22 ноября 1941 года. Среди водителей были горьковчане. Один из них, Фёдор Козлов, вспоминал: «Первым ехать было очень страшно. Лёд под колёсами машины выгибался как резиновый, останавливаться было запрещено. Двигались в шахматном порядке с интервалом 100 метров под непрерывным обстрелом вражеской артиллерии. Дверка машины была постоянно открыта или вообще снята, чтобы в случае провала под лёд можно было выпрыгнуть из машины». При этом грузовикам сразу выпало дополнительное испытание. 8 ноября немцы заняли Тихвин, отрезав железную дорогу. «Чтобы доставлять грузы к Дороге жизни, пришлось строить протяжённую гать из брёвен, – рассказывает Александр Сорокин. – Езда по такой гати создала для полуторок, мягко говоря, большое напряжение, так что это считается самым тяжёлым периодом». К счастью, 9 декабря 1941 года Тихвин был освобождён, и железную дорогу снова задействовали. В истории – навсегда При норме два рейса шофёры ежедневно выполняли по три, а то и по четыре, доставляя в осаждённый город продовольствие, боеприпасы, топливо, медикаменты. Всего за время блокады по Дороге жизни перевезли более миллиона тонн грузов, эвакуировали свыше 1,3 миллиона человек. Тем временем на ГАЗе делали всё, чтобы дать как можно больше машин, и это притом что с начала ноября 1941 года на завод не раз падали немецкие бомбы. Особенно мощными бомбёжки были в июне 1943‑го, но даже при, казалось бы, катастрофических разрушениях уже через 100 дней завод удалось восстановить. При этом работа его не прекращалась. Всего за время войны Горьковский автозавод выпустил 160 тысяч полуторок (а также там делали танки, бронеавтомобили). К 1945 году они практически приняли свой первоначальный вид. После войны полуторки трудились при восстановлении городов. Производство этих машин на ГАЗе продолжалось до 1949 года. Но в историю легендарный грузовик вписал себя навсегда. От первого лица Губернатор Нижегородской области Глеб Никитин:«27 января – 80‑летие со дня снятия блокады Ленинграда, дата важная для всех, а для меня особенно. Я – ленинградец, дни прорыва блокады и её полного снятия мы всегда отмечали. Бабушка ездила на Пискарёвское кладбище и брала меня с собой. Мы вспоминали родственников, которые похоронены в братских могилах. Если про Сталинградскую битву говорят, что это перелом в мировой истории, то 27 января 1944 года – это дата ни с чем не сравнимого человеческого подвига. Хочется верить, что такое не повторится никогда. Каждый раз, когда изучаешь историю блокады, слёзы наворачиваются на глаза.Мой дед в 13 лет встал к станку, во время блокады работал токарем. Его отец тоже был токарем, носил свою пайку домой, семье – у рабочих она была больше, чем у тех, кто не мог трудиться. Он умер в 1942 году от голода. Дед мне много рассказывал о нём. Сам он ушёл в 2011 году, и я очень расстраиваюсь из-за того, что не поговорил с ним столько, сколько хотел. Мы думаем, что дед, бабушка, родители, ветераны всегда будут рядом. Но это не так. Пока есть возможность, нужно общаться, всеми способами передавать информацию, в первую очередь молодёжи. Самое ценное, что у нас есть, внутри нас. Это уверенность в правоте. Тех, у кого нет информации, очень легко запутать. Чтобы этого не было, общайтесь с ветеранами, пользуйтесь возможностью узнать правду. Огромное спасибо всем блокадникам, кто делится своими воспоминаниями с молодёжью!» Два узелка в дорогу Председатель Нижегородской областной общественной организации защитников и жителей блокадного Ленинграда Сергей Фогель родился в городе на Неве 15 апреля 1931 года. Вместе с семьёй ему удалось пережить самую суровую зиму 1941 – 1942 годов в блокадном Ленинграде. События того времени навсегда остались в его сердце.«Ленинград – это моя родина, моя любовь, моя жизнь. Чем ближе дата 80‑летия снятия блокады, тем чаще я вспоминаю военные события. Мне шёл одиннадцатый год, когда началась Великая Отечественная война. Мы в спешном порядке вернулись с мамой домой из лагеря, где я отдыхал. С трудом добрались до Ленинграда, чтобы попрощаться с отцом. Он, командир Красной армии, отбывал в штаб Архангельского военного округа, куда был переведён незадолго до начала войны. А мы впятером остались в Ленинграде: мама, бабушка, я, моя сестра Марина, которая была младше меня на шесть лет, и совсем маленькая Галочка. Хорошо помню, как город готовился противостоять врагу. На чердаках ставили ящики с песком, бочки с водой, чтобы тушить зажигательные бомбы. Мы, мальчишки, помогали взрослым.С 8 сентября Ленинград был взят немцами в блокадное кольцо, а в ноябре в городе начался голод. Моя обязанность была отоваривать карточки, я вставал в шесть утра и шёл в магазин за хлебом. Возьмёшь его, и тут же прячешь за пазуху, иначе могут вырвать из рук. Продуктов было очень мало, и Галочка у нас умерла. А мы в конце февраля 1942 года, когда уже опухли от голода, решились на эвакуацию. Оставили не закрытой двухкомнатную квартиру, взяли два узелка в дорогу и пошли на Финляндский вокзал. Потом была Дорога жизни через Ладожское озеро и поезд до Архангельска, где нас встретил отец. Все эти события навсегда остались в моей памяти, а мне уже 92 года. С недавнего времени я стал кое-что из своих воспоминаний записывать. В первую очередь для родных, близких, для своей семьи. Нельзя забывать, через какие испытания пришлось пройти нашей стране, нашим людям, чтобы одержать Великую Победу».