Гоголь, «Илиада», словарь Даля: какие книги хранились на полках Михаила Булгакова

Научно-просветительский центр Музея М.А. Булгакова приглашает на камерную выставку «Боюсь за книги». Гости узнают, какой была библиотека Михаила Афанасьевича. О том, каких авторов он особенно любил, какие книги ему дарили друзья и что он покупал у букинистов, mos.ru рассказала Мария Котова, куратор проекта.

Гоголь, «Илиада», словарь Даля: какие книги хранились на полках Михаила Булгакова
© Mos.ru

Московская библиотека Булгакова

Михаил Булгаков переехал в Москву в сентябре 1921 года. Остановился в доме 10 на Большой Садовой — там, в комнате в «нехорошей» коммунальной квартире № 50 некоторое время жила его сестра Надежда с мужем, филологом Андреем Земским. Перед будущим писателем стояла трудная задача — начать все с чистого листа. Оставив во Владикавказе врачебную практику, он больше не хотел заниматься медициной — Булгаков мечтал о литературной деятельности (и о том, что однажды сможет этим зарабатывать). Будущий автор «Мастера и Маргариты» брался за любую работу: хроникера в «Торгово-промышленном вестнике», обработчика писем в газете «Гудок».

Денег катастрофически не хватало. Как писал сам Булгаков, он приехал «без денег, без вещей в Москву, чтобы остаться в ней навсегда», а жизнь в столице в тот период характеризовал как «бешеную борьбу за существование и приспособление к новым условиям жизни». Но ничто не останавливало его, когда речь шла о пополнении библиотеки. Когда появлялись хоть какие-то деньги, Михаил Афанасьевич ходил к букинистам. Знаменитый библиофил Эммануил Циппельзон вспоминал об одном из таких визитов писателя в книжную лавку: «28 августа 1930 года. Был М.А. Булгаков. Купил три тома Никитенко, два тома Засодимского и прекрасный экземпляр “Илиады” в переводе Гнедича».

Но времена, о которых вспоминает Циппельзон, были уже, можно сказать, «тучные». А в ноябре 1921-го, почти сразу после переезда, Булгаков писал маме Варваре Михайловне:

«Пишу это все еще с той целью, чтобы показать, в каких условиях мне приходится осуществлять свою idee-fixe. А заключается она в том, чтоб в три года восстановить норму — квартиру, одежду, пищу и книги. Удастся ли — увидим».

Кстати, в том же письме Михаил Афанасьевич просит сестру найти для него все возможные материалы о Николае II и Григории Распутине — тогда он лелеял мысль «создать грандиозную драму в пяти актах к концу 22-го». Больше всего писателю нужен был дневник члена Государственной думы Владимира Пуришкевича — эту книгу в Москве тогда нельзя было найти, судя по всему, даже у букинистов.

Интересно, что одной из первых покупок в новое жилье стала книжная полка — из темного дерева, покрытая лаком, с украшениями в виде русалок. Сейчас она хранится в экспозиции музея.

«Просьба книг не брать»

Первая жена Михаила Булгакова Татьяна Лаппа вспоминала, что при разводе с ней из той квартиры он забрал только книги: «И он кроме книг ничего не взял. Книги я сама ему складывала. Он просил меня помочь. Я сама спускалась вниз, мы с ним спускались, клали на [подводу]. Куда он поехал, он мне ни звука не сказал. И я его не спрашивала».

Писатель испытывал страсть не только к художественной литературе, но и к словарям, справочникам, энциклопедиям. В квартире на Большой Пироговской улице, куда он переехал в 1927-м, стояло полное собрание словаря Брокгауза и Ефрона, словарь Даля и многое другое. В феврале 1930 года он писал брату Николаю в Париж:

«15-го марта наступит первый платеж фининспекции (подоходный налог за прошлый год). Полагаю, что, если какого-нибудь чуда не случится, в квартирке моей маленькой и сырой вдребезги (кстати: я несколько лет болею ревматизмом) не останется ни одного предмета. Барахло меня трогает мало. Ну, стулья, чашки, черт с ними. Боюсь за книги! Библиотека у меня плохая, но все же без книг мне гроб! Когда я работаю, я работаю очень серьезно — надо много читать».

Имущество Михаила Булгакова описывать не стали, и свою библиотеку писатель сохранил. К ней он относился более чем ревностно — даже друзьям книг не давал. Актер Виктор Станицын вспоминал, что на полках висела табличка: «Библиофил — любитель зачитывать чужие книги», а вторая жена писателя Любовь Белозерская вспоминала еще одну строгую табличку: «Просьба книг не брать».

Подарки друзей

Отдельную часть библиотеки писателя составляли подаренные ему книги с дарственными надписями. Например, Юрий Олеша, друг и сослуживец по газете «Гудок», в 1924-м подарил свой сборник стихов с таким посланием:

«Мишенька, я никогда не буду писать отвлеченных лирических стихов. Это никому не нужно. Поэт должен писать фельетоны, чтобы от стихов была практическая польза для людей, которые получают семь рублей жалованья. Не сердитесь, Мишунчик, Вы хороший юморист (Марк Твен — тоже юморист). Через год я подарю Вам еще одно “Зубило”. Целую Ваш Олеша 30/VI–24».

Позднее Михаил Булгаков получил подарок от писателя и переводчика Викентия Вересаева — переведенные им с греческого «Гомеровы гимны», вышедшие в 1926 году. Ее автор подписал так: «Михаилу Афанасьевичу Булгакову с огромными надеждами на него». Сейчас эта книга хранится в архиве Михаила Булгакова в Российской государственной библиотеке, на выставке представлено аналогичное издание.

Кстати, в 1930-е годы Булгаков вместе с Вересаевым работал над пьесой об Александре Пушкине — на этой почве у них были довольно серьезные разногласия, Вересаев даже потребовал снять с титульного листа его имя. Пьеса все-таки была окончена, но при жизни Булгакова на сцене так и не появилась.

Любимый писатель

Современники Булгакова вспоминали, что любимых писателей у него было несколько, но самый важный среди них — Николай Гоголь. Это и неудивительно — фантастическое, необычное всегда привлекало Михаила Афанасьевича. Константин Паустовский писал:

«Недаром любимым писателем Булгакова был Гоголь. Не тот истолкованный по-казенному Гоголь, которого мы принесли в жизнь с гимназической скамьи, а неистовый фантаст, безмерно пугающий людей то своим восторгом, то сардоническим хохотом, то фантастическим воображением, от которого стынет кровь».

Влияние Гоголя нельзя не ощутить и в прозе Михаила Булгакова — с самых его первых литературных опытов до «Мастера и Маргариты» (с точки зрения и юмора, и мистической составляющей многих произведений). Даже главный герой романа имеет схожие черты с Гоголем: «С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми».

В библиотеке Булгакова были не только книги самого Гоголя, но и многочисленные статьи и монографии, посвященные жизни и творчеству классика. На выставке «Боюсь за книги» представлена книга Валериана Переверзева «Творчество Гоголя» (1928), принадлежавшая Булгакову.

Кроме того, в его квартире в Нащокинском переулке стоял секретер, по легенде, принадлежавший Гоголю. А после кончины писателя в 1940-м его вдова Елена Сергеевна водрузила на могилу мужа — опять-таки по легенде — камень с могилы Николая Васильевича. Пока единственным свидетельством происхождения камня остается рассказ директора мастерской на Новодевичьем кладбище, но то, что надгробие в любом случае стало важным культурным символом, — неоспоримый факт.

Трагедия «Батума»

Полностью библиотека Михаила Афанасьевича не сохранилась, но отдельные тома c пометками, которые он любил оставлять на полях красным и синим карандашом, можно увидеть и сегодня. В архиве писателя есть книга «Батумская демонстрация» (1937) — аналогичное издание представлено на выставке.

«Батумскую демонстрацию» Булгаков приобрел, когда задумал написать пьесу о юности Иосифа Сталина. Она стала важнейшим источником в работе над пьесой, получившей название «Батум». В июне 1939 года автор даже подписал договор с МХАТом — театр был очень заинтересован в пьесе и планировал поставить ее как можно скорее. 

Но неожиданно «Батум» запретили. Есть версия, записанная женой Булгакова Еленой Сергеевной, что по этому поводу высказались на самом верху (возможно, даже сам Сталин), — нельзя такое лицо, как Иосиф Виссарионович, изображать «романтическим героем» и «ставить в выдуманные положения». 

Для Михаила Булгакова это известие стало тяжелейшим ударом. От него писатель так и не оправился.