Ученые и власть. Российской академии наук исполнилось 300 лет

В преддверии юбилея Российской академии наук (РАН) - 28 января (8 февраля) 1724 года император Петр Великий подписал указ о создании Петербургской академии наук - я вновь внимательно перечитал два больших тома в плотных коричневых переплетах: "Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) - КПСС. 1922-1952" и "Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) - КПСС. 1952-1958".

На 1870 страницах интереснейшие документы из РГАСПИ, РГАНИ, Архива Президента Российской Федерации и Архива РАН. Обширный корпус документов Политбюро ЦК и других высших партийно-государственных органов СССР, выпущенный издательством РОССПЭН в 2000 и 2010 годах, повествует о непростых взаимоотношениях верховной власти и Академии наук.

Плач Михайло Ломоносова

Во все времена и во всех странах власть охотно финансировала опыты плодоносные, сопряженные с непосредственным извлечением практической пользы для государства, и с недоверчивым беспокойством взирала на настойчивое желание ученых мужей получить деньги (и деньги немалые) на опыты светоносные, прок от которых был для власти сомнителен и неочевиден. Уже после смерти великого Ломоносова напечатали "Стихи, сочиненные на дороге в Петергоф, когда я в 1761 году ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз прежде за тем же". Академик, безуспешно ездивший в императорскую резиденцию и бесплодно добивавшийся финансирования светоносных опытов, с грустью сравнивал собственную участь с жизнью вольного кузнечика:

Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!Препровождаешь жизнь меж мягкою травоюИ наслаждаешься медвяною росою.Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,Но в самой истине ты перед нами царь;Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен,Что видишь, все твое; везде в своем дому,Не просишь ни о чем, не должен никому1.

Пережитые разочарования подорвали здоровье Ломоносова. За несколько лет до смерти ученый стал очень рассеянным. По давней привычке класть во время письменных занятий гусиное перо за ухо академик мог во время обеда положить за ухо ложку, которой ел горячее. Часто разгоряченный Ломоносов снимал с себя парик, запечатленный на всех парадных портретах Михаила Васильевича, и утирался им. Написанную бумагу нередко засыпал чернилами вместо песка...

И. Федоров. Императрица Екатерина II у М.В. Ломоносова. 1884 год.

В апреле 1765 года цесаревич Павел Петрович, сын Петра III и Екатерины II, узнав о скоропостижной смерти Ломоносова, выразился так: "Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал"2.

Вряд ли десятилетний мальчик додумался до этого сам. Он лишь повторил то, что говорили при дворе, сохранив для потомства пренебрежительное отношение верховной власти к светоносным опытам великого современника...

Почти до конца XIX века власть продолжала взирать на ученых мужей как на безобидных и смешных чудаков, жаждущих удовлетворять собственное любопытство за счет казны, и не была склонна потакать им в желании тратить деньги на дорогостоящие светоносные опыты.

И только промышленная революция, завершившаяся в Российской империи в 1890-е годы, резко изменила интеллектуальный ландшафт эпохи. Ощутимо сократился временной промежуток, необходимый для превращения светоносных опытов в опыты плодоносные. Наука стала производительной силой общества. Императорская власть в годы правления Александра III осознала, что у великой державы должна быть не только современная промышленность, но и передовая наука. А потому не надо жалеть на нее денег, ибо даже светоносные опыты имеют обыкновение давать ощутимый практический эффект.

Одновременно изменилась психология всех научных работников - от академиков до лаборантов. Они считали себя интеллектуальной элитой нации и гордились собственной корпоративной солидарностью. Крупный ученый осознавал себя уже не докучливым просителем у парадного подъезда государственного учреждения, а важной частью могучего государственного механизма. Такой ученый претендовал не только на финансирование собственных исследований, но и на ведение диалога с властью на равных.

Эта мысль прочно укоренилась в головах корифеев российской науки к моменту падения Империи.

Л.Л. Блюментрост (1692-1755) - первый президент Российской Академии наук.

Разруха в буйных головах

"Пламенные революционеры" с первых же лет советской власти с недоверием взирали на РАН, которая до революции именовалась Императорской. "Комиссары в пыльных шлемах", почитая почти всех академиков буржуазными учеными, не собирались вести с ними диалог и вынашивали планы уничтожения Академии "в простом декретном порядке"3.

Ломоносов, чей прах упокоился на кладбище Александро-Невской лавры, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, через какие жизненные испытания и неимоверные бытовые лишения пришлось пройти академикам в годы Русской смуты.

Научный отдел Наркомпроса, в подчинении у которого после революции оказалось высшее научное учреждение страны (по-прежнему размещавшееся в Петрограде), в разгар Гражданской войны решил приступить к кардинальной реорганизации Академии. Под реорганизацией понималась весьма вероятная полная ликвидация "до основанья". Непременный секретарь РАН академик С.Ф. Ольденбург в августе 1919 года писал академику П.П. Лазареву, единственному в то время академику, жившему и работавшему в Москве:

"Науку, конечно, никто и ничто не уничтожит, пока жив будет хоть один человек, но расстроить легко. Поговорите с Красиным (Леонид Борисович Красин, нарком внешней торговли. - Авт.), пусть он поговорит с Лениным, тот человек умный и поймет, что уничтожение Академии опозорит любую власть. Мы здесь заняты разными проектами реорганизаций для спасения дела, но упорно встает вопрос топлива, и смерть косит"4.

Советская власть не захотела позориться: не стала ликвидировать Академию наук, однако и спасать ее от разрухи не спешила. В течение четырех лет у РАН не было денег даже на то, чтобы оплатить услуги ассенизаторов, и все эти годы 34 туалета в зданиях Академии никто не чистил. "РАН не имела физической возможности хоть один раз вычистить надлежащим образом выгребные ямы (люки). ...Жидкость выпирает наружу, проникает в уборные, распространяя иногда зловоние и, надо думать, заразу. Несколько раз нечистоты выступали и подмачивали имущество книжного склада"5.

11 мая 1922 года на заседании Политбюро впервые в истории СССР был рассмотрен вопрос РАН. Члены Политбюро ознакомились с обстоятельным и тщательно фундированным докладом вице-президента Российской академии наук академика Владимира Андреевича Стеклова о современном состоянии научного дела. Известный математик и механик, постигавший свою непосредственную связь с Ломоносовым, с нескрываемой горечью информировал власть о том плачевном положении, в котором оказалась российская наука.

Б. Кустодиев. Петроград в 1919 году.

Плач Владимира Стеклова

"Российская Академия Наук, сосредоточившая в своем составе все лучшие научные силы России, приобретшая всемирную славу, не прерывавшая свою научную работу при почти невыносимых физических условиях, Академия, к помощи которой всегда прибегала и постоянно прибегает правительственная власть во всех мало-мальски серьезных нуждах, неизменно встречая с ее стороны всяческую помощь и содействие, вновь попадает в то безвыходное положение, в котором находилась около 200 лет тому назад...

Почти дословно приходится повторять отчаянные вопли Михайлы Ломоносова, что Академия и Наука пришли в совершенное оскудение, а он "нижайший" (это величайший-то из гениев) не только пропитание себе достать, но даже на лекарство против болезни не токмо не имеет, но и занять где, не может. ...Но Ломоносов еще от отсутствия воды, света и топлива не страдал, здания Академии были еще новые, крыши не протекали, выгребные ямы вычищались без задержек, типография печатала не только все, что нужно, но и что не нужно. В настоящее время мы постепенно лишаемся и этих последних благ.

...Только с неимоверной затратой энергии на преодоление множества вредных сопротивлений, часто угнетающих своей необъяснимой необоснованностью, удается до сих пор с грехом пополам кое-как затыкать наиболее бьющие в глаза прорехи, и то на короткий срок.

Чрезвычайная сессия Академии наук СССР в ноябре 1933 года. Фото: РИА Новости

Приходится жить под непрестанно давящим чувством, что сегодня-завтра все здание разлезется по швам, так что и кусочков не собрать.

...При таких условиях планомерная работа становится невозможной. Необходимы самые решительные меры, пока не исчезла еще всякая надежда на исправление нависшей над наукой беды.

Ведь стыдно в настоящее время говорить, что гибель науки есть в то же время и гибель государства"6.

Пронзительные доводы авторитетного ученого достигли поставленной цели. Политбюро не желало гибели государства и приняло положительное решение, "чтобы существование таких учреждений, как Академия Наук и Публичная Библиотека, было обеспечено, хотя бы в минимальной степени, с тем, однако, чтобы их низшие просветительные ячейки не были уничтожены, но чтобы сокращение пало, главным образом, на театр, искусство и пр."7.

Впрочем, ни о возрождении академических свобод, ни о равноправном диалоге между наукой и властью не было и речи. 23 октября 1934 года глава НКИД известный дипломат Максим Максимович Литвинов с предельной откровенностью сформулировал основополагающий принцип взаимоотношений между учеными и советской властью:

"...Наше государство считает себя вправе по своему усмотрению направлять деятельность ученых, которых оно вырастило и на образование которых были затрачены государственные средства"8.

Слева направо: Первый выборный президент Академии наук академик СССР А.П. Карпинский (1846–1936); Академик С.Ф. Ольденбург (1863–1934); Академик В.А. Стеклов (1863–1926).

Сталинская недоперестройка

Лишь после Великой Победы, убедительно продемонстрировавший всему миру высокий уровень отечественной науки, внесшей достойный вклад в укрепление обороноспособности страны, политическое руководство Советского Союза приступило к перестройке своих взаимоотношений с Академией наук. 17 июня 1945 года на Общем собрании АН СССР был избран новый президент - академик Сергей Иванович Вавилов. Он стал первым президентом Академии, имевшим право непосредственного вхождения в Политбюро - центр политического руководства СССР - по всем вопросам деятельности Академии наук.

Постановлением Совнаркома СССР N 514 от 6 марта 1946 года "О повышении окладов работникам науки и об улучшении их материально-бытовых условий" были установлены новые повышенные оклады работникам науки, имеющим ученую степень и звание.

С 1 апреля 1946 года действительный член АН СССР стал получать за само звание академика 5000 рублей, а член-корреспондент - 2500 рублей. Заведующий кафедрой, имеющий степень доктора наук и звание профессора, - 5000 рублей. Старший научный сотрудник, имеющий степень кандидата наук, - от 2500 до 3000 рублей в месяц. Это был пик материальной обеспеченности советской научной интеллигенции.

Научный семинар А. Иоффе (у доски). Первый слева - П. Капица, третий слева - Н. Семенов.

Чтобы современный читатель мог ощутить весомость жалованья, установленного научным работникам, скажем о том, сколько стоили в это время предметы роскоши. Часы марки "Звезда" в золотом корпусе 583-й пробы - 3000 рублей, легендарные часы марки "Победа" - 3600 рублей. Белужья, осетровая, стерляжья зернистая баночная икра высшего сорта стоила 900 рублей за 1 килограмм, а икра 1-го сорта - 800 рублей. Паюсная бочковая икра всех осетровых рыб - 700 рублей.

Знаменитые армянские марочные коньяки "Юбилейный" и "Армения" - 280 рублей за бутылку емкостью 0,5 литра. Столько же стоил прекрасный грузинский коньяк "КС", выпускаемый "Самтрестом". Популярный армянский коньяк "Три звездочки" и водка "Столичная" были тогда в одну цену - 160 рублей.

Именно в это время научная интеллигенция активно приобретала произведения живописи и антиквариат. Столичные магазины после войны были переполнены картинами и бронзой. В декабре 1945 года полотно Айвазовского продавалось всего за 2000 рублей.

Помимо высоких окладов постановление 1946 года, принятое без опубликования в печати, предусматривало специальное снабжение научных работников и вузовских преподавателей из закрытых распределителей. Ученые и преподаватели стали одной из самых состоятельных групп советского общества. Если перед войной даже академики не принадлежали к числу людей обеспеченных, то после войны они пополнили собой номенклатурную элиту. В истории советской науки 1946 год стал годом "великого перелома" - именно с этого момента "середняк пошел в докторантуру". Как очень точно заметил выдающийся отечественный историк XX столетия Арон Яковлевич Гуревич: "Высокие этические требования, которые, несмотря на все испытания предшествующих десятилетий, все еще поддерживались в научной среде, были разрушены"9.

После 1946 года в аспирантуру и докторантуру пошли середняки, для которых главным в жизни была не наука, а относительно легкий путь достижения материального благополучия.

Работающие непосредственно на производстве обладатели ученых степеней и научных званий не получали за них никаких доплат. Поэтому научные работники не стремились на производство, а опытные практики после защиты диссертации не оставались на производстве, а стремились попасть в научно-исследовательские институты или вузы, где они могли бы конвертировать вожделенную ученую степень в существенную прибавку к зарплате.

Так между светоносными и плодоносными опытами вновь легла непреодолимая преграда.

Удостоверение почетного члена Академии наук СССР И.В. Сталина. Фото: РИА Новости

Дерби мерина и рысака

8 декабря 1955 года политические тяжеловесы советской эпохи А.Н. Косыгин, А.Г. Зверев и ряд других опытных управленцев написали записку об упорядочении оплаты труда научных работников и направили ее в Президиум ЦК КПСС:

"В настоящее время в заводских лабораториях и непосредственно на производстве работает только 1171 человек, из них имеющих ученую степень доктора - 75 человек и кандидата наук - 1096, в то время как в научно-исследовательских институтах и учебных заведениях страны работает 78,2 тыс. ученых, из них имеющих ученую степень доктора - 9 тыс. и кандидата наук - 69,2 тыс. человек"10.

Но никаких мер принято не было. Обладатели ученых степеней, работавшие на производстве, по-прежнему были лишены доплат и поставлены в невыгодное положение по сравнению с работниками научных учреждений и вузов.

Прошло несколько лет, и в 1957 году партийные чиновники с явным беспокойством информировали высшее политическое руководство СССР о необратимых изменениях в интеллектуальном ландшафте страны:

"Существующая в настоящее время система оплаты труда научных работников имеет серьезные недостатки. Действующие в научных учреждениях должностные оклады установлены в основном в зависимости от ученой степени, без учета деловых качеств научного работника и результатов его работы. Присвоение ученой степени или звания в ряде случаев превратилось для научного работника в гарантию получения высокого оклада"11.

Микробиолог Зинаида Ермольева или как её называли Мадам Пенициллин, наладившая производство антибиотика в СССР.

Проблема была своевременно выявлена и очень точно диагностирована, но никаких действенных мер по ее преодолению так и не было принято. Уже в годы оттепели академик Сергей Петрович Капица подвел промежуточный итог истории отношений между наукой и властью, которые в конечном итоге всегда сводились к поиску баланса между светоносными и плодоносными опытами.

12 апреля 1954 года, ровно за семь лет до полета Юрия Гагарина в космос, академик писал первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву:

"Принято считать, что главная задача науки - это разрешать насущные трудности, стоящие перед нашим хозяйством. Конечно, наука непременно должна это делать, но это не главное. По-настоящему передовая наука - это та наука, которая, изучая закономерности окружающей нас природы, ищет и создает принципиально новые направления в развитии материальной и духовной культуры общества. Передовая наука не идет на поводу у практики, а сама создает новые направления в развитии культуры и этим меняет уклад нашей жизни. Я говорю о тех созданных наукой фундаментально новых направлениях, как в свое время, например, было радио, а сейчас атомная энергия или антибиотики. Эти направления были созданы на базе новых научных открытий и теорий, сделанных в лабораториях и помимо запросов повседневной практики. Конечно, решение этих проблем тесно связано с запросами жизни, но эта связь не тривиальна, что видно хотя бы из того, что обычно эту связь понимают и правильно оценивают только постепенно сперва "ученые" и значительно позже "практики".

Академик С.П. Капица (в центре) с сотрудниками Института физических проблем АН СССР.

PS. Ключевые слова из письма Капицы

"Основной стимул каждого творчества - это недовольство существующим.

Изобретатель недоволен существующими процессами и придумывает новые, ученый недоволен существующими теориями и ищет более совершенных и т.д. А активно недовольные - это беспокойные люди и по складу своего характера не бывают послушными барашками, т.е. такими, каким любят ученого наши бюрократы, ибо с ним наименее хлопотливо работать.

Конечно, спокойнее ехать на покладистом мерине, но на бегах выигрывает норовистый рысак"12.

Эти двое бегут и сегодня...

Каждый четвертый научный работник в мире - советский. Плакат.

1. Ломоносов М.В. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1986. С. 276, 525 (Библиотека поэта; Большая серия).2. М.В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников / Акад. наук СССР. Ин-т истории естествознания и техники; Сост. Г.Е. Павлова. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР [Ленингр. отд-ние], 1962. С. 19.3. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС. 1922-1991 / 1922-1952. Сост. В.Д. Исаков. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. С. 9.4. Там же.5. Там же. С. 31.6. Там же. С. 27, 31.7. Там же. С. 27.8. Там же. С. 160.9. Гуревич А.Я. История историка. М.: РОССПЭН, 2004. С. 35.10. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) - КПСС. 1922-1991 / 1952-1958. Отв. сост.: В.Ю. Афиани, В.Д. Есаков. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 357.11. Там же. С. 741.12. Там же. С. 105-106.