Как три Александра и два Николая создавали великую русскую литературу

Как-то вечером на весьма уважаемом телеканале я услышал, что граф Семён Воронцов написал на Пушкина донос царю Александру I, чтобы тот упёк его в Михайловское. И только благодаря доносу графа Пушкин стал великим поэтом, поскольку в Одессе ему почему-то не писалось.

Я автоматически вспомнил маленький домик Чехова в Гурзуфе. В 1899 году Антон Павлович купил себе в Ялте двухэтажный особняк. Но туда толпами попёрлась курортная интеллигенция, и Антон Павлович писал брату: «Я вместо дачи за собственные деньги в Крыму умудрился возвести тюрьму!».

Чтобы избавиться от курортной интеллигенции, Чехов в Гурзуфе за три тысячи рублей купил татарскую саклю в 10 метрах от моря. Антон Павлович писал сестре: «Дом паршивенький, четыре комнаты». Зато какой шикарный пляжик! Сам купался".

13 октября 1902 года на гурзуфском базаре какой-то мальчик читал вслух басню «Голуби-победители»:

Чем дело началось, не помню, хоть убей, Но только семь смиренных Голубей, Узнав, что Лев блюсти не хочет их обычай, А вздумал (дерзость какова?) Жить наподобье Льва, Решили отлучить его от стаи птичьей.

Народ хохотал над басней и заодно над отлучением от церкви графа Толстого.

Донесли жандармам. Кто в Гурзуфе такой грамотный? Чехов! Он затем и саклю купил, чтобы в тиши и уединении писать супротив правительства.

И вот в саклю заявился жандармский офицер с нарядом полиции и понятыми. Чехова дома не оказалось. Четыре комнаты обыскивали четыре часа, но никакого компромата так и не нашли.

На следующий день после посещения Гурзуфа я отправился в Ливадию, где увидел стенд, из которого следовало, что русская литература стала лучшей в мире исключительно благодаря семейству Романовых.

Александр I уже в 1820 году, оценив талант Пушкина, отправил поэта под надзор полиции. И даже после смерти поэта разбираться в его бумагах «в помощь» Жуковскому царь послал жандармского генерал-майора Дубельта. Даже гроб с телом Пушкина из Петербурга в Святогорский монастырь был отправлен в сопровождении жандарма. В силу российской бюрократичности официально надзор за А.С. Пушкиным был прекращён в 1875 году! Верно, это не опечатка.

За творчеством Льва Николаевича Толстого внимательно следили Александр II Освободитель, Александр III Миротворец и Николай II Кровавый.

17 февраля 1862 года в Тулу для наблюдения за творчеством Толстого был отправлен мещанин Михайло Шипов (агент Зимин). Шипов за три месяца пропил все казённые деньги, а за графом следить было недосуг. По сему поводу 2 июля 1862 года в гости в Ясную Поляну прибыли три тройки с жандармами. Льва Николаевича дома не было. Обыск длился два дня. Простучали стены во всём доме. В конюшне подняли полы. В поисках типографского оборудования осушили пруды в усадьбе, но так ничего и не нашли.

Александр III летом 1886 года отправляет в Ясную Поляну очередного шпиона Федора Павловича Симона, недоучившегося студента петербургского Лесного института.

Симон заявился в Ясную Поляну вместе со своей невестой Зиной. Толстой быстро подружился с Симоном. Они вместе косили траву, рубили дрова, пахали землю. В Ясной Поляне Симон виделся и общался с друзьями и единомышленниками Льва Николаевича, которые гостили там.

Николай II сформировал целый штат агентов, следивших за Толстым. Среди них были жандармские офицеры, литераторы и даже дворовые, прислуживавшие графу в Ясной Поляне. Особо ценную информацию давал агент «Блондинка». «Блондинка» оказалась журналистом, сотрудником «Русского слова», а раньше «Киевской мысли» Иваном Яковлевичем Дриллихом.

Слежку за Владимиром Галактионовичем Короленко жандармы вели с 1876 года сорок лет. Но в отличие от Толстого, отношения Короленко с полицией закончились не со смертью писателя, а с упразднением Департамента полиции в марте 1917 года.

В 1876 году 23-летнего Короленко за участие в народнических студенческих кружках исключили из академии и выслали в Кронштадт под надзор полиции.

Секретный агент, следивший за Владимиром Галактионовичем в Кронштадте, доложил начальству, что братья Короленко замышляют его, агента, убить. Однако «по неимению юридических данных, все эти лица не могли быть привлечены не только к ответственности по суду, но даже к предварительному дознанию.

В виду сего с.-петербургский временный генерал-губернатор признал необходимым удалить этих лиц из столицы, и Владимир Короленко в том же мае был выслан под надзор полиции в Вятскую губернию. В январе 1880 г. Короленко самовольно отлучился с места жительства, за что был предназначен (на основании высочайшего повеления 8 августа 1880 г.) к высылке в восточную Сибирь".

В июле 1881 года Короленко выслан в восточную Сибирь и с 24 ноября поселён под надзор полиции в Амчинской слободе Якутского округа.

К 1893 году Короленко освободили и даже разрешили съездить в США. По сему поводу директор Департамента полиции генерал Н.И. Петров отправил письмо русскому консулу в Чикаго А.Е. Оларовскому, в котором потребовал установить агентурное наблюдение за писателем.

Параллельно Петров направил указание секретному агенту Департамента полиции в США Владимиру Николаевичу Сергееву, где также требовал вести наблюдение за Короленко. Начиная с 19 августа 1893 года, Сергеев буквально по часам «освещал» своему начальству пребывание писателя в США.

После посещения Чикаго, 3 (15) сентября 1893 года Короленко отправился в Нью-Йорк. Там за ним по поручению русского консула Ф. Ганзена было учреждено наблюдение сыскным агентством Пинкертона.

Оценим, как трогательно заботились Романовы о русских писателях за рубежом!

В сентябре 1893 года Короленко отправился домой через Францию и Австро-Венгрию.

19 сентября русский консул в Тульче Чембидаки послал Азиатскому департаменту секретную телеграмму: «Прибыл сегодня сюда Короленко. Заведующий агентурою в Румынии и Болгарии подполковник Будзилович».

О, сколько хлопот доставил Владимир Галактионович бедным русским консулам!

22 сентября подполковник Будзилович доносил, что «В.Г. Короленко 22 сентября прибыл в Тульчу, откуда на другой же день с своей женою и врачом В. Ивановским отправились в Сарык, вблизи Тульчи, посетили там женский и мужской монастыри и через несколько дней намерены отправиться в Россию».

И так до самого 1917 года за Короленко следили в Петербурге, Полтаве, Чернигове, по всей империи и, само собой, дипломаты и сексоты шпионили за писателем в Старом и Новом свете.

Преследуя литераторов, Департамент полиции сам создавал оппозицию режиму, делая из безобидных любителей поёрничать и пусть даже салонных фрондёров обличителей самодержавия. Впрочем, в этом есть свой резон — жандармы создавали сами себе работу, как дорожные строители, асфальтируя дорогу в дождь, гарантируют себе работу на следующий год на том же участке.

13 января 1902 года в газете «Россия» появился фельетон А.В. Амфитеатрова «Господа Обмановы». О чем там речь? Да о провинциальном дворянском роде Обмановых и их родовой усадьбе Большие Головотяпы. Никаких обличений существующего строя, призывов к его насильственному свержению и т. д.

Цензура фельетон пропустила. Но вдруг кто-то донёс в полицию, что героями фельетона являются наши самодержцы. Газету «Россия» навсегда закрыли. Амфитеатрова без суда и следствия сослали в Минусинск, а затем в Вологду. Теперь вся империя узнала, кто такие «Господа Обмановы», а фельетон распространялся самиздатом, поскольку стоимость «России» со статьёй Амфитеатрова доходили до 25 рублей! (Зарплата рабочего в среднем по империи в 1902 году составляла 16 руб. 17 коп.).

Подобно Толстому и Короленко всю свою сознательную жизнь Максим Горький провёл под надзором полиции, пока она не прекратила своего существования. Первый раз двадцатилетний Алексей Пешков был арестован в 1889 году и посажен в нижегородскую тюрьму за посещение кружка Н.Е. Федосеева. В этом кружке собиралось человек 10, обсуждали марксистскую литературу. Никаких революций или терактов делать никто не собирался. Пешкова быстро выпустили, но с этого момента он попал под постоянный надзор полиции.

Ну и далее до февраля 1917 года Горький и на родине, и «за бугром» находился под бдительным наблюдением «рыцарей империи».

Много страдал от произвола полиции и Маяковский. Это сейчас любимец нынешней власти Солженицын утверждал, что «при царе была свобода».

Ну а Маяковский, 12-летний мальчик, запомнил другое. В 1905 году в Тифлисе (Тбилиси) черносотенцы устроили шествие, в начале которого несли портреты царя. При этом они требовали от всех прохожих снимать шапки. Толпа гимназистов отказалась это делать. Тогда их атаковали казаки, пустив в ход нагайки, а затем и огнестрельное оружие.

29 марта 1908 года в помещении нелегальной типографии агентами полиции был схвачен зашедший туда Маяковский. У четырнадцатилетнего гимназиста оказались прокламации РСДРП.

Его боевым успехам во главе войск на Украине угрожает не только враг, но и «околокремлевские» интриги соратников

Владимир Владимирович оказался в тюрьме. Следователи шили парню статью 102 Уголовного уложения, грозившую каторжными работами до 8 лет. Получив свидетельство о несовершеннолетии и не добившись от Маяковского признания себя виновным, следователь 9 апреля выносит постановление: «…означенного Маяковского отдать под особый надзор полиции по месту его жительства».

Впервые Маяковский появляется в дневниках наружного наблюдения 4 июня 1908 года под кличкой «Кленовый». С 5 августа того же года на Маяковского завели индивидуальный дневник наружного наблюдения. На первой странице дневника было написано: «Высокий, он же Кленовый».

В начале февраля 1909 года Маяковский был арестован. Основание — знакомство с Пелагеей Федоровной Евсеенко, которая, в свою очередь, водила знакомство с группой эсеров, занимавшихся экспроприацией. 28 февраля 1909 года Маяковского отпустили, поскольку у жандармов на него просто не оказалось ни улик, ни показаний других лиц.

2 июля 1909 года Маяковский зашёл в гости к другу, где нарвался на полицейскую засаду. Во время составления протокола, когда Владимиру Маяковскому пристав задал вопрос, кто он такой и почему пришёл сюда, Маяковский ответил ему каламбуром: «Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части».

Тем не менее Владимир Владимирович оказался у Бутырке.

Перечень поэтов и писателей, арестованных или просто состоявших под надзором, можно продолжать еще долго. Но среди них не было ни одного бомбиста, ни одного революционера. Кто-то что-то написал неположенное, кто-то что-то сказал, не с тем дружил…