Как и что пили в советской армии: личный опыт солдата-срочника:

Воспоминания о службе в Советской Армии очень индивидуальны. Для кого-то это два года, вычеркнутых из жизни. Для других - бесценный и беспощадный опыт познания себя и людей. Я отслужил полтора года, поскольку на момент призыва осенью 1985-го уже имел высшее образование. В 47-й ракетной бригаде РВСВ, дислоцированной под Майкопом, таких хватало. Дагестанский мой друг Саид нас, полуторагодичников, уважительно называл "высшеумными".

Как и что пили в советской армии: личный опыт солдата-срочника:
© Российская Газета

Костер из вшивников

Так вот - мой армейский опыт оказался совершенно трезвым. Хотя тема алкогольных возлияний сопровождала всю службу. В первый же мой выезд на зимние учения в нашем дивизионе случилось ЧП. Несколько старослужащих (в армейском слэнге - "дедов"), как стемнело, решили наведаться в близлежащий поселок за выпивкой. Купили, выпили, попались дежурному офицеру… Наутро случилась показательная экзекуция. Начштаба дивизиона - бравый и щеголеватый майор Коровин - выстроил всех солдат в круг, посередине которого был разведен большой костер.

Лихо сдвинув шапку на затылок, Михаил Иванович приказал всем снять бушлаты и пошел по кругу, особо выцеливая "дедов", одетых не по уставу. Глаз у начальника штаба был наметанный. И полетели в костер "вшивники" - теплые вещи, носимые под "хэбэшками". Заполыхали свитера, водолазки, вязаные безрукавки и прочие душегрейки. Попутно товарищ майор популярно и доходчиво объяснял "особо одаренным", что два удара по печени прекрасно заменяют кружку пива. Никакого рукоприкладства, но все всё прекрасно поняли. Я, например, уяснил, что если свяжусь с выпивкой, то останусь без своей любимой тельняшки.

Вшивник этот прослужил мне верой и правдой обе зимы и был подарен под дембель дружку Сереге Сучеку, которому оставалось "тащить службу" еще полгода - он не был высшеумным. Осенью восемьдесят седьмого, уже находясь в преддембельском состоянии, Серега прислал фото, где он вместе с земляками сидит в каптерке. А на столе - жареная картошка (главный солдатский деликатес), открытые банки тушенки и пара бутылок водки:

"Выпили, братан, за твое здоровье и за будущую встречу на гражданке, наши адреса у тебя есть". Пришлось высылать ответное застольное фото, подписанное любимым солдатским заклинанием: "Помните, пацаны: дембель неизбежен как крах империализма!".

Но встретиться не довелось - после распада Союза мы оказались в разных странах. А потом, как назло, я со всеми своими переездами потерял армейский блокнотик с адресами и телефонами. "Где же вы теперь, друзья-однополчане, дорогие спутники мои?".

ЭВМ без спирта

Я служил в батарее управления оператором подготовки данных. В батарее числилось несколько "радиек" - "ГАЗ-66" и "ЗиЛ-157" с различными радиостанциями - и два стотридцатьпервых "ЗиЛа", в кунгах которых стояли огромные шкафы электронно-вычислительных машин. На них мы считали полетные задания для ракет. Для техобслуживания радиостанций и ЭВМ регулярно выделялся спирт. Наливали его в 20-литровые канистры.

Ответственно заявляю: за полтора года на механизмы и детали наших "эвээмок" не попало ни капли спирта!

- Зачем спирт переводить почем зря на железяки? ЭВМ Советской Армии - самые надежные ЭВМ в мире! - изрек однажды, свирепо подкручивая мушкетерские усики, командир нашего отделения подготовки данных капитан Крупко.

По словам Крупко, наши "зилки" по каким только косогорам не ездили, какой только пыли не глотали (в том числе на полигоне Капустин Яр), какие только не испытывали перепады температур, несколько раз переворачивались, но "эвээмкам" хоть бы хны.

За полтора года службы - ни капли алкоголя. Фото: Из архива Сергея Зюзина

Однажды и наш экипаж завалился в кювет на подъезде к воротам части - намучившийся за время учений водитель Абдул Новрузов уснул за рулем. Вырубился и наш расчет, сидевший рядом с Абдулом. Ехавшие сзади и солдатик, открывавший ворота, взахлеб потом говорили, что это было эпическое зрелище. Доехав до бокса, мы с замиранием сердца провели ревизию пострадавшего хозяйства. Кое-что треснуло, кое-что разбилось, но электронные мозги даже не заметили очередного форс-мажора.

- А я вам что говорил?! - назидательно заметил Крупко.

Мой знакомый писатель из Владивостока, служивший по молодости офицером на подводной лодке, тоже рассказывал, что спирт из канистр использовали только по прямому питьевому назначению.

Тяжелое наследие земляков

А дело было так. На учениях две машины с ЭВМ стыковались друг с другом, между ними прокидывался короткий мостик. В кунгах машин размещался штаб дивизиона, сюда стекалась вся необходимая информация. Здесь мы, операторы ОПД, считали данные, необходимые стартовым батареям. Ошибиться нельзя - ракеты должны улетать строго по назначению. Для этого одни и те же данные забивались в оба ЭВМ, полученные результаты сличались - если они совпадали, то, значит, мы правильно всё посчитали. А если нет, то приходилось срочно - счет шел на секунды - вбивать данные еще раз.

Несколько часов все шло в штатном режиме. А потом случился аврал, пошла суета, нервяк. Мы срочно-обморочно посчитали свою "задачу", я вывалился через боковую дверцу кунга и кинулся к такой же дверце другого кунга. Там восседал туркменский мужчина моего же призыва Чарымед Байрамметов. Чары был хороший, добрый парень, но немного тормознутый (может, от того, что по-русски говорил он не очень хорошо, хоть и окончил в Ашхабаде аграрный вуз).

- Чары, у нас вот такие данные! Что у вас? - ору я в открытую дверь. Неподалеку надрывно тарахтят два движка, от которых питаются наши ЭВМ. И такое ощущение, что будущий агроном, слушая их убаюкивающую мелодию, пребывает в медитативном состоянии. - А? Что? Слегка закипая, я повторяю вопрос. Та же самая блаженная реакция. После третьей безуспешной попытки, я ору уже нецензурно. - Это кто ж там такой борзый? - раздается суровый голос из кунга. - А ну-ка быстро сюда, солдатик! Друзья-однополчане вскоре окажутся в разных странах. Фото: Из архива Сергея Зюзина Я поднимаюсь в кунг, а там собственной персоной командир бригады, полковник Волосецкий. Когда комбриг спросил, сколько классов у меня образования, я хотел честно ответить, что вообще-то с красным дипломом окончил филфак Алтайского госуниверситета, но вовремя увидел внушительный кулак майора Коровина, стоявшего за спиной Волосецкого. - Десять, товарищ полковник! - соврал я в первый раз. - Смотри что… Наверное, на двойки с тройками учился по русскому языку и литературе? Вообще-то школу я окончил с золотой медалью, но Михаил Иванович украдкой показал кулак во второй раз. - Так точно, - соврал я второй раз. - А откуда ты родом? Коровин сделал страшные глаза, но я не понял, чего он пытался мне передать, да и врать целому полковнику было грешно. - С Алтайского края. - Что-о-о?! - взревел Волосецкий и резко повернулся к офицерам. - Я же приказывал, чтоб с Алтая никого больше в бригаде не было! Офицеры безмолвствовали. Комбриг посмотрел на меня как крестьянин на град, идущий в конце июня. - На гражданке часто выпивал? Я ответил отрицательно, но как-то неубедительно. Волосецкий крякнул и покачал головой: мол, ну-ну, рассказывай сказки. - Ничего, сынок… Армия тебя научит грамотно выражаться на родном языке. А для начала даю тебе команду: "Газы!". Я не очень ловко и не слишком быстро напялил противогаз. - Вот так - до конца учений! Проходя мимо открытой дверцы, где истуканом сидел Чарымед, я проорал в противогаз: "Чары, чтоб тебя шайтаны забрали!". - А? Что? - забеспокоился туркменский товарищ. Минут через пять Волосецкий покинул наш КП. Еще через пять минут майор Коровин похлопал меня по плечу: - Снимай намордник! Все понял, товарищ солдат? - Не совсем, товарищ майор. При чем здесь Алтайский край?

Коровин жизнерадостно расхохотался. Оказывается, несколько лет главными "залётчиками", нарушителями устава в нашей воинской части были мои земляки. Почти все они служили шоферами и любимым их занятием было удариться в самоволку: угнать машину да где-нибудь в поселке напиться. Злостные нарушители воинской дисциплины действовали в духе героя Шукшина из "Калины красной": "Душа просит праздника!". Все их выходки ложились большим грязным пятном на репутацию нашей доблестной части. Кончилось тем, что разгневанный Волосецкий распорядился никого из алтайских парней в бригаду не брать. Но со мной вышла промашка. Изначально я попал в учебную часть в Шали, однако там быстро выяснили, что у призывника с Алтая застарелый привычный вывих плеча, и я попал в партию "забракованных".

Приехавший в Шали капитан из 47-й ракетной бригады взял всех не глядя. Сам того не желая, я сыграл очередную роль в страшном для комбрига сериале "Иногда они возвращаются".

После той истории с противогазом, капитан Крупко принял решение провести связь между нашими кунгами. Мы стали надевать наушники, никуда уже бегать было не надо. Но Чарымед все равно иногда тормозил. Как он там, в своем солнечном Туркменистане?

Нос грузина

В прекрасное летнее воскресенье грузинский дружок Васо Харитонашвили, служивший писарем при штабе дивизиона (Вася хорошо рисовал), шепнул нам с Олегом Лебедевым:

- Чачу должны привезти родственники. Они ее в лесу в одном месте закопают. Вечером, когда кино будут показывать, выпьем. Надо закуской запастись.

Это было самое длинное и нескончаемое воскресенье в нашей жизни. Грузинскую чачу, о многочисленных прелестях которой темпераментный Василий рассказывал взахлеб, мы с Олегом ни разу не пробовали - даже в буйные студенческие годы. Воображение распалялось с каждой минутой. Ужин в столовой не лез в горло - мы его на автомате отдали вечно голодным "духам". Закуску купили в солдатской чайной.

Режиссер "Солдатского театра" Сергей Зюзин (крайний слева). В качестве дембельского аккорда театр весной 1987 года поставил пьесу Михаила Шатрова "Синие кони на красной траве".

Кино показывали под открытым небом, ночь выдалась темная и теплая, но меня колотил озноб нетерпения. Лебедев отрешенно грыз ногти и смотрел куда-то мимо экрана. А грузинского художника все не было и не было. Он возник под конец фильма, бухнулся на лавку и долго, заглушая экранных героев, ругался на смешанном русско-грузинском. В условленном месте младший сержант Харитонашвили ничего кроме разрытой кем-то земли не нашел. Не солоно хлебавши, мы поплелись в казарму. Васо всю дорогу водил огромным носом по сторонам - принюхивался к проходившим солдатам, прапорщикам и офицерам. Огромный Лебедев мрачно доедал припасенные коржики.

Чачу я впервые попробовал через год после дембеля. Осторожно выпил большую стопку, прислушался к ощущениям и разочарованно вздохнул: "Самогон и самогон - только из винограда. Чего такого Васо в нем унюхал?".

Недавно мы с Олегом вспомнили эту историю, посмеялись и немного поспорили. Я до сих пор считаю, что пылкого грузина кто-то видел с канистрой и потом втихушку умыкнул ее. Друг мой из Владимира уверен, что Васо проболтался про чачу своим землякам, и пришлось ее потом пить в маленьком кругу дружной диаспоры. Спросить бы у самого Харитонашвили, но он теперь тоже в другой стране.

После

Мы, солдаты срочной службы, до сих пор поддерживаем отношения с "отцами-командирами", дай Бог им здоровья. Время стерло возрастные отличия, которые для "высшеумных" и так-то были невелики.

Иногда возникает желание собраться с силами да рвануть в Майкоп, где остались жить после окончания офицерской службы многие дорогие нашему сердцу люди. Будет что вспомнить. К тому же Александр Юрьевич Першин, во время нашей службы командир взвода разведки, постоянно зовет в гости и уверяет, что с "этим" дефицита не будет. Дядя, как уважительно звали его солдаты, делает замечательные напитки из фруктов, собираемых в своем большом саду. Посидим, вспомним былое. Заодно расспросим подробности перераспределения спирта.

"Кто не был - тот будет. Кто был - не забудет". Солдатская мудрость, которая присутствовала в каждом дембельском альбоме поздней советской эпохи. Забыть невозможно.

Ну что - с праздником… За тех, кто на воинской службе! И помните, мужики: крах империализма неизбежен.