В издательстве «Новое литературное обозрение» Иване Грозном, а также извержение вулкана в Перу? Почему она считается первой в истории нашей страны гражданской войной? Была ли в годы Смуты реальная угроза для России утратить независимость? Об этом «Ленте.ру» рассказал автор книги — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник лаборатории Древнерусской культуры Школы актуальных гуманитарных исследований Института общественных наук РАНХиГС Сергей Шокарев.

Первая гражданская

«Лента.ру»: Ваша новая книга о событиях Смутного времени называется «Катастрофа Московского царства». Можно ли считать Смуту начала XVII века самым страшным потрясением в русской истории, по своим последствиям превзошедшим монгольское нашествие XIII века и революционные события 1917 года?

Сергей Шокарев: Трудно сопоставить эти события, происходившие в разные исторические периоды и при разных условиях. Но вы правы в том, что монгольское нашествие, Смутное время и революции стали тяжелейшими катаклизмами, за которыми последовало долгое восстановление. Отсюда и название моей книги, с которым не все готовы согласиться. Я слышал возражения: какая же эта катастрофа, если страна восстановилась, государство уцелело, жизнь продолжилась? Однако, по примерным оценкам, Смута унесла жизни около трети населения России начала XVII века, а это около двух миллионов человек. Если это не катастрофа, то что?

Как я понял из книги, вы согласны с теми историками, которые считают Смуту первой гражданской войной в России.

Совершенно верно. Это была первая гражданская война в истории нашей страны, отягощенная вмешательством в нее соседних государств — Речи Посполитой и Швеции, — что усугубило потери и повлекло утрату некоторых территорий. Прежние войны, как, например, династическая война XV века, вели между собой правители и вооруженные силы разных государственных образований и княжеств. Это были традиционные княжеские междоусобицы, а Смута стала настоящей гражданской войной. Хотя применимо к началу XVII века сложно говорить о понятии гражданства, но я считаю, что именно в период Смуты в России впервые появились зачатки гражданского общества, которые в итоге спасли страну. Это очень важная тема в моей книге.

Вы показываете, что Смута поначалу была вооруженным противостоянием южных регионов Российского государства с центральными и северными, что мне немного напомнило гражданскую войну в США в середине XIX века, но потом эта взаимная резня переросла во всеобщий кровавый винегрет, где уже было не разобрать, кто за кого.

Да, по мере эскалации внутреннего гражданского конфликта расширялась его география. Сначала, во время противостояния Бориса Годунова и Лжедмитрия I (первого самозванца), боевые действия велись на юго-западной окраине государства. На следующем этапе войны (в царствование Василия Шуйского) раскол перерос в войну дворян южных, юго-западных и юго-восточных уездов против центральных и северных. А после появления Лжедмитрия II (второго самозванца) Смутой была уже охвачена почти вся территория Московского царства.

В первых главах книги вы рассказываете, как после смерти Ивана Грозного в марте 1584 года Россия тяжело и болезненно преодолевала катастрофические последствия последних двадцати лет его царствования. Если во время правления Бориса Годунова, первого выборного правителя в нашей истории, страна постепенно приходила в себя и активно восстанавливалась, то почему после его странной и скоропостижной кончины она втянулась в хаос многолетней гражданской войны?

Это один из ключевых вопросов. У любых исторических событий есть много причин, которые иногда бывает трудно расставить по степени приоритетности. Это касается и Смуты начала XVII века: одни ее факторы тесно переплетены с другими.

Я считаю, что истоки Смуты следует искать в политическом и социальном устройстве Московского царства. Во второй половине XV века, при Иване III, возникла военно-мобилизационная система, которая составила основу государства. Она была необходима для эффективного отражения внешней военной угрозы, прежде всего со стороны татар. Суть этой системы сводилась к тому, что все сословия были обязаны служить государству или обеспечивать деятельность поместной дворянской армии под руководством сильной царской власти.

Тлеющие конфликты усиливались тем, что идея всеобщего равенства перед обязанностями царской службы на практике часто оборачивалась всевластием боярской олигархии, неравным доступом к ресурсам, несправедливым судом, отсутствием социальных лифтов и т.д.

Военно-мобилизационная система не обладала гибкостью, необходимой для преодоления кризисных ситуаций, а Иван Грозный еще и надломил ее многолетней Ливонской войной и опричным террором. Действия царя не только разоряли экономику страны, но и негативно влияли на идеологический климат в Московском царстве. Опасные эксперименты Ивана Грозного с царским венцом разрушали ореол сакральности вокруг верховной власти и провоцировали самозванчество в годы Смуты.

Колоссальный стресс русского общества

Вы имеете в виду известную историю с Симеоном Бекбулатовичем?

Не только. Царь отрекался от престола не только в 1575 году, когда временно передал трон крещеному татарскому хану Симеону Бекбулатовичу, но и десятью годами ранее — для обоснования введения опричнины. Знаменитые историки Сергей Михайлович Соловьев и Сергей Федорович Платонов указывали, что опричнина сыграла важнейшую роль в грядущей Смуте. И я с ними согласен.

Страшный опыт массового братоубийства, преподанный Иваном Грозным обществу в годы опричного террора, оказал разлагающее влияние. Современник тех событий дьяк Иван Тимофеев писал, что царь Иван как будто секирой рассек общество, возлюбил междоусобную крамолу и «во едином граде» одних людей натравил на других. Так опричный террор стал непосредственным предшественником гражданской войны.

Вторым фактором Смуты стало пресечение царской династии Рюриковичей после смерти в 1598 году царя Федора Ивановича. Династия погибла в том числе из-за действий московских государей по укреплению своей власти. Они уничтожили боковые ветви династии, которая сократилась до потомков Ивана Грозного.

Вследствие этого в 1598 году впервые в русской истории прошли выборы главы государства — другого выхода из династического кризиса не было. По решению Земского собора монархом стал родственник почившего царя Борис Годунов, но легитимность его подвергалась сомнению. Например, тот же Тимофеев называл Годунова «рабоцарем». Главная претензия состояла в том, что Борис Годунов не имел царской крови. В первые годы своего правления, пока Годунов отвечал чаяниям подданных, вопрос о его легитимности не возникал. Он вполне мог стать успешным правителем и основателем новой династии.

Но, к несчастью, после катастрофического извержения вулкана Уайнапутина в Южной Америке в 1600 году произошел климатический катаклизм во всем мире, в том числе и в России. Было мало солнца, много дождей и холода, что вызвало трехлетний недород и голод.

Возникли сомнения в том, что Годунов настоящий царь, вспомнили о загадочной смерти царевича Дмитрия в Угличе, стали широко распространяться слухи о том, что Борис убил прежних государей.

То есть климатический катаклизм и последовавший за ним трехлетний голод, охвативший всю Россию, стал еще одним фактором будущей кровавой драмы?

Конечно, это сыграло значимую роль. Но я хочу отметить, что Смута не взорвала благостную тишину Московского государства. Гражданской войне начала XVII века предшествовали многочисленные внутренние противоречия и тлеющие конфликты — свидетельства социального напряжения.

Яркий пример этого — резня в Угличе 15 мая 1591 года, которая произошла после гибели царевича Дмитрия. В угличской драме был словно отрепетирован сценарий дальнейших потрясений, когда противостояние внутри элиты затянуло в кровавый водоворот все русское общество.

В Угличе соперничали две властных группировки — дьяка Битяговского и бояр Нагих, а когда царевич внезапно погиб, это противостояние вылилось в погром, в котором участвовали многие горожане. Вместе с Битяговским были убиты более десятка его родственников и слуг. На пустом месте такое ожесточение не могло возникнуть. Это отметил внимательный иностранный наблюдатель — англичанин Джайлс Флетчер. Посетив Россию в 1588-1589 годах, он написал, что опричнина Ивана Грозного (англичанин характеризовал ее как «низкая политика» и «варварские поступки») возбудила недовольство и ненависть у всех людей, и дело может кончиться «всеобщим восстанием».

События в Москве через две недели после смерти Ивана Грозного, о которых вы рассказываете в книге, тоже можно рассматривать как прелюдию к будущей Смуте?

Да. После смерти Ивана Грозного 18 марта 1584 года власть в России поделили между собой влиятельные олигархические «партии» из земских бояр и бывших опричников — «дворовых». Естественно, они не испытывали теплых чувств друг к другу, даже напротив. Конфликт между этими группировками случился уже в начале апреля. Обе стороны апеллировали к своим сторонникам из числа служилых и посадских людей.

В результате Кремль был осажден вооруженной толпой дворян и посадских людей. Только тогда враждующие бояре достигли между собой компромисса, пожертвовав главой «дворовой партии» и изначальным зачинщиком раздора Богданом Бельским. Это был одиозный персонаж: родственник Малюты Скуратова и любимец Ивана Грозного, который при покойном государе руководил царской аптекой и обширным контингентом придворных колдунов и предсказателей.

Как и угличская трагедия 1591 года, этот характерный эпизод наглядно показывает, какой колоссальный стресс испытывало русское общество в последние годы жизни Ивана Грозного и после его смерти. Под влиянием призывов и слухов дворяне и посадские люди мгновенно взялись за оружие, и энергия социального разрушения выплеснулась наружу. Как ни старался Борисов Годунов во время своего владычества при царе Федоре Ивановиче и последующего собственного царствования добиться восстановления страны и достичь равновесия в элите, ему не удалось успокоить общество и купировать конфликты, которые привели к Смуте.

«Ты нам не царь!»

В книге вы указываете, что именно после инициированной Годуновым опалы бояр Романовых в 1600 году «вакханалия доносов, явившаяся следствием мнительности царя, стала прелюдией к грядущей распре, охватившей всю страну».

После смерти Ивана Грозного борьба за власть между боярскими кланами продолжалась примерно три года. Победителем стал Годунов, на сестре которого был женат царь Федор Иванович. После этого Годунов стремился соблюдать внутриэлитный баланс, сохранять хорошие отношения с боярами и придворными чинами.

Расправа над кланом Романовых в 1600 году грубо нарушила это равновесие и произвела на современников тягостное впечатление. Возможно, таким способом царь, к тому времени имевший проблемы со здоровьем и не уверенный в прочности положения своего сына-наследника, хотел нанести упреждающий удар по его потенциальным оппонентам. Как бы то ни было, репрессии против Романовых стали еще одним событием, которое приблизило Смуту.

Как и в 1917 году, Смуте предшествовали многочисленные причины объективного и субъективного характера, сочетались разнообразные факторы и события, направлявшие ход истории в сторону социального катаклизма. В отдельности эти причины и факторы не могли привести к катастрофе, но вместе создали опасную ситуацию, которая взорвалась из-за похода Лжедмитрия I в 1604 году.

Кстати, о Лжедмитрии I. Чем вы можете объяснить феномен самозванчества, впервые появившийся в России в годы Смуты и затем неоднократно повторявшийся в будущем? Это политическая практика или такая наша культурная традиция?

Скорее то и другое одновременно. В первую очередь самозванчество носит политический характер. Ученые неоднократно отмечали, что самозванчество является оборотной стороной самодержавия и сакрализации фигуры верховного правителя. Священная власть царя была устойчива в традиционных условиях, но после пресечения династии Рюриковичей и вступления на трон выборного царя Бориса Годунова эта модель дала сбой.

Поддержка Лжедмитрия I стала попыткой обрести утраченного подлинного царя, но потом оказалось, что и он не настоящий. Расшатанная еще Иваном Грозным конструкция священной власти закачалась, и самозванчество стало традицией. Неслучайно и второй российский самозванец — Лжепетр, или Петрушка, выдававший себя за сына Федора Ивановича, появился еще в правление Лжедмитрия I.

Неужели в начале XVII века для России существовала реальная опасность крушения государственности и утраты независимости, особенно после военной катастрофы 1610 года в Клушинской битве?

Думаю, да. Здесь необходимо немного сказать о предшествовавших событиях. В сентябре 1609 года король Речи Посполитой Сигизмунд III начал войну против России и осадил Смоленск. В июле 1610 года войско царя Василия Шуйского потерпело поражение от гетмана Станислава Жолкевского в Клушинской битве. После этого власть Шуйского посыпалась. Он попытался выйти к народу и что-то объяснить людям, но озлобленная толпа встретила его возгласами: «Ты нам не царь!»

Затем в Москве вспыхнули беспорядки, от Шуйского отвернулись бояре, его свели с престола и насильно постригли в монахи, а потом выдали в польский плен, из которого он уже не вернулся. Столица лишилась царя, и ей угрожал Лжедмитрий II, у которого была достаточно сильная армия сторонников. Он совершил поход из Калуги и находился уже в ближайшем Подмосковье.

В этой критической ситуации московская элита вступила с гетманом Жолкевским в переговоры о призвании на царство польского королевича Владислава. Возможно, если бы его отец король Сигизмунд III действовал более обдуманно и дипломатично, Россия могла бы стать частью Речи Посполитой. Это, конечно, прогноз на уровне фантазии, ведь история не знает сослагательного наклонения.

Но, очевидно, королю не хватило политической мудрости, осторожности и уважения к национальным чувствам русских людей. Он сам разрушил намечавшийся компромисс с элитами и частью служилого сословия (дворянства). Сигизмунд III не собирался отпускать в Россию своего пятнадцатилетнего сына и тем более не соглашался на его переход в православие, что было главным условием московской стороны. Король намеревался сам занять русский престол или править от своего имени, но его политическая недальновидность и спесь сыграли с ним злую шутку.

Высокомерно считая «московитов» варварским народом, воспитанным в тирании и не знающим гражданских законов, Сигизмунд III ошибся. Как раз в Смутное время произошла активизация гражданской позиции российского общества.

В 1606 году во время коронации царь Василий Шуйский публично поклялся вершить честный суд: никого без вины не казнить и не отнимать имущества, не мстить родственникам опальных и не слушать ложных доносов. Была составлена какая-то запись, фиксировавшая эти условия. Другое дело, что царь вскоре забыл об этих обещаниях, но сам факт клятвы монарха подданным был прорывом в русском политическом сознании.

Еще более важно второе: в Смутное время в условиях вакуума власти стали формироваться горизонтальные связи и самостоятельные общественные структуры, способные решать задачи обороны и восстановления порядка в стране, — ополчения. Эти ополчения были ячейками гражданского общества, нарождавшегося в горниле братоубийственной войны.

Час народного единства

Могли ли крестоцеловальная запись Василия Шуйского 1606 года или проект договора с Речью Посполитой от 17 августа 1610 года с перечислением условий призвания королевича Владислава на русский престол стать нашим аналогом Великой хартии вольностей или даже прообразом первой русской конституции?

В историографии существует традиция считать эти документы потенциальными протоконституционными актами. Я так не думаю. Мне кажется, что они больше связаны с конкретными обстоятельствами, чем с развитием гражданских свобод. Но в то же время они свидетельствуют о стремлении тогдашнего русского общества (прежде всего знати) ограничить самодержавие какими-то правилами.

Боярам и раньше были известны порядки в соседней Речи Посполитой, а в годы Смуты они познакомились с ними еще ближе. Я полагаю, что им тоже захотелось выстроить правовые отношения с монархом и иметь гарантии от царского произвола наподобие опричнины. Кстати, в проекте договора о призвании королевича Владислава, помимо требования сохранения православия, законодательства и традиционной административной структуры Московского царства, содержался пункт о праве свободного выезда русских в другие христианские государства «для науки». Оба этих документа стали первыми робкими шагами по установлению в нашей стране гражданско-правового уклада. Но из этого ничего не вышло.

Удивительно, но после воцарения Михаила Романова в 1613 году новая власть не стала устраивать масштабных репрессий и преследований, хотя обоснованные претензии за поведение в годы Смуты можно было предъявить почти всей тогдашней элите. Ведь мало кто из ее представителей тогда не дискредитировал себя сотрудничеством с польско-литовскими и шведскими оккупантами, с обоими самозванцами и прочими ворами и разбойниками. Как правящему классу Московского государства и всему русскому обществу для преодоления Смуты удалось преодолеть всеобщее ожесточение и желание мстить, проявить мудрость и терпимость, чтобы достичь приемлемого компромисса и национального примирения?

В вашем вопросе уже есть ответ. Именно из-за того, что вся русская элита в годы Смуты повела себя неблаговидным образом, прежние претензии и обиды было решено забыть. Не наказывать за старые прегрешения, а проявить милость, не разбирать прежние раздоры, а стремиться к примирению и объединению для восстановления государства. Это было принципиально важно, иначе Смута продолжилась бы далее.

Конечно, не все было так благостно. После того как в 1619 году в Москву вернулся из польского плена патриарх Филарет, отец нового государя, и занял положение его соправителя, некоторых царедворцев и служилых людей отстранили от должностей и отправили в ссылку. Кому-то припомнили поведение в Смуту. Однако масштаб и степень суровости этих гонений несопоставимы с репрессиями Бориса Годунова, Василия Шуйского и тем более Ивана Грозного.

Приведу характерный пример. В Смутное время воевода Михаил Матвеевич Бутурлин участвовал в убийстве окольничего Ивана Ивановича Годунова. Этот Годунов был женат на Ирине Никитичне Романовой, тетке царя Михаила Федоровича и сестре Филарета. И что же? Бутурлин спокойно прослужил в воеводских чинах до 1647 года, занимал ответственные должности, участвовал в придворных церемониях. Так что Романовы не были мстительны.

Такое принципиальное решение о забвении почти всех прежних обид и претензий было как-то документально оформлено наподобие пакта Монклоа в Испании в 1977 году после демонтажа франкистской диктатуры? Или так сложилось само собой?

Нет, официально это не постулировалось, но такой подход можно проследить в деятельности юного Михаила Романова. Я полагаю, что новая власть, стремясь закрепиться в Кремле, чувствовала всеобщий запрос именно на подобный политический курс.

Практика гражданской солидарности

В книге вы особо отмечаете, что в годы Смуты нашу страну спасла низовая горизонтальная самоорганизация русского общества, символом которой стало второе ополчение во главе с князем Дмитрием Пожарским и земским старостой Кузьмой Мининым. Именно это вы имели в виду, когда говорили о появлении во время Смуты первых зачатков гражданского общества, которое в тяжелейших условиях войны всех против всех прошло испытание на зрелость и сознательность?

Да, так и есть. Это отнюдь не новая, но важная и актуальная идея. Об этом достаточно подробно писали другие историки: например, Борис Николаевич Флоря и Владислав Дмитриевич Назаров. На мой взгляд, низовая самоорганизация и формирование первичных ячеек гражданского общества начались после распада автократической вертикали власти во время Смуты.

Это относится к апогею хаоса — периоду противостояния Василия Шуйского и Лжедмитрия II (Тушинского вора) в 1607-1610 годах, и финальному периоду Смуты. Жители страны поначалу были вынуждены решать самый главный вопрос — спасения своих жизней, жен, детей и имущества от нападений сторонников самозванцев и различных разбойников. Эта оборона легла в основу объединения и сопротивления.

Что такое гражданское общество начала XVII века? Это совокупность земских миров (региональных объединений из дворян, купцов, посадских людей, духовенства и, иногда, крестьян), которые в процессе самоорганизации выстраивали между собой горизонтальные связи и без оглядки на столичных администраторов решали вопросы не только местного значения, но и общегосударственного масштаба. Приведу показательный пример: в 1611 году игумен Соловецкого монастыря Антоний сообщал шведскому королю Карлу IX, что по общему совету между Соловками, Сумским острогом и всем Поморьем было решено выбирать царя из «прирожденных бояр» Московского государства, а не иноземцев. Значит, местные миры были способны обсуждать и решать ключевой вопрос Смуты — о кандидатуре будущего царя.

Северное ополчение князя Михаила Скопина-Шуйского в 1608-1609 годах стало первым примером такой низовой самоорганизации, когда земские миры северных и центральных волостей и уездов России самостоятельно объединялись между собой в военно-политическое движение для очищения территории страны от многочисленных отрядов поляков, литовцев, казаков и бывших тушинцев.

Еще в большей степени это относится к Рязанскому ополчению Ляпунова и тем более — к Нижегородскому ополчению князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, которому осенью 1612 года удалось очистить столицу от польско-литовского оккупационного гарнизона в Кремле. Часто ополчения Ляпунова, Пожарского и Минина именуются первым и вторым ополчениями, но я, следуя идее моего коллеги историка Ярослава Леонтьева, отказался от такой нумерации — ведь первым было северное ополчение Скопина-Шуйского. Таким образом, освобождение Москвы, успехи в борьбе против интервентов и выход из Смуты стали результатом консолидированных действий российского гражданского общества начала XVII века.

Но после выхода из Смуты благодаря самоорганизации «всей земли» в России начала XVII века так и не утвердились намечавшиеся демократические тенденции. Наоборот, вместо этого усилилось закрепощение всех сословий, а Земский собор так и не оформился в постоянно действующий законодательно-представительный орган власти. Почему это случилось и что пошло не так?

Нет, я думаю, что все пошло так. Так, как хотели большинство жителей Московского государства. Формы горизонтальной общественной самоорганизации, появившиеся в экстремальной ситуации государственного хаоса, решили свою главную задачу — вернули политическую стабильность. И стали не нужны.

В период восстановления страны и активной борьбы с поляками, шведами, казачьими разбойничьими отрядами царская власть еще нуждалась в коммуникации с подданными. Поэтому до 1622 года ежегодно собирались Земские соборы, обеспечивавшие поддержку мобилизационным мероприятиям, в первую очередь чрезвычайным налогам. Затем все постепенно вернулось на круги своя.

Новые возможности и альтернативы, открывшиеся в Смуту, показались слишком необычными и чреватыми неясными последствиями. Нельзя забывать, что народное участие было не только в восстановлении, но и в разрушении порядка. Показательный случай произошел в 1625 году в кабаке в городе Шацке, один из его посетителей с ностальгией вспомнил, как в Смуту мужики, собравшись, «выбирали» себе царей-самозванцев. Однако другой дал ему резкую отповедь, сказав, что от тех царей, которых выбирали себе «наша братья мужики», земля пуста стала.

В результате сработала сила инерции тогдашнего общества, привыкшего к патернализму. Сторонники политической модернизации оказались в меньшинстве. Такие люди, идейные предшественники князя Дмитрия Голицына, аристократа петровской эпохи, предложившего в 1730 году другим сановникам «себе полегчить, чтобы воли прибавить», были. Но они со своими «новинами» оказались не востребованы.

Правда, опыт коллективного взаимодействия в Смуту не прошел даром. В первой половине XVII века дворяне и посадские люди последовательно отстаивали свои требования и добились их законодательного закрепления в Соборном уложении 1649 года. Для дворян был жизненно важен бессрочный сыск беглых крестьян, а посадские требовали уничтожения привилегированных белых слобод, принадлежавших монастырям и боярам и составлявших им конкуренцию. Не зря XVII столетие называют «бунташным». В отсутствие правовых механизмов обратной связи между верховной властью и обществом бунты оказались действенным способом социальной коммуникации.

Можно ли сказать, перефразируя известную цитату Талейрана про французских Бурбонов, что после Смуты российское самодержавие мало что поняло и мало чему научилось?

Думаю, что мы не вправе предъявлять претензии первым Романовым за то, что они в XVII веке задавили ростки гражданского общества при его молчаливом согласии. Знаменитый историк Иван Егорович Забелин образно выражался об этом так:

Может показаться, что российское общество XVII века оказалось слишком слабым, чтобы защитить народившиеся механизмы взаимодействия, но, скорее всего, причина в том, что самоорганизация оказалась не нужна в мирной жизни.

Гражданское общество начала XVII столетия оказалось в роли пресловутого мавра, который сделал свое дело и может уходить. Период активной деятельности общественной инициативы был весьма непродолжительным — всего несколько лет, — и люди не успели осознать и привыкнуть к тому, что у них есть возможность участия в делах управления.

Историк Владислав Назаров, на которого вы в нашей беседе ссылались, в интервью «Ленте.ру» говорил, что «вплоть до 1861 года Россия не знала такого всплеска деятельности представительных институтов локального, регионального и общегосударственного уровней, как в годы Смуты».

Я с этим согласен. Вплоть до Великих реформ такой общественной активности не наблюдалось. И заметьте, что земским институтам, созданным при Александре II, потребовалось полвека, чтобы оформиться в начале XX столетия в парламентскую демократию, хотя и не вполне полноценную. Безусловно, того времени, когда в период Смуты возникла практика гражданской солидарности, оказалось недостаточно для ее укоренения.

Смутные итоги

В чем проявились последствия Смуты?

События Смуты принесли нашей стране неисчислимые бедствия и колоссальный ущерб. Главным ее итогом стали демографическая катастрофа и повсеместное разорение. Некоторые цифры, свидетельствующие об этом, я привожу в книге — полтора десятка больших и малых городов запустели — от 90 процентов до 20 процентов населения сократилось. Например, Тверь — на 76 процентов, Вологда — на 70 процентов, Серпухов — на 90 процентов, Калуга — на 62 процента и так далее. Россию тогда пришлось в буквальном смысле поднимать из пепла и руин.

Были и другие последствия многолетней Смуты. Глубокий системный кризис вместе с длительными конфликтами и вынужденными контактами с иноземцами оставили свой след в мышлении русских людей. С одной стороны, бесчинства польско-литовских и шведских оккупантов усилили изоляционистские и ксенофобские настроения в обществе. С другой, многие стороны западноевропейской жизни оказались привлекательными и полезными. Россия начала перенимать иноземный опыт, в первую очередь в военной сфере.

При царе Михаиле Федоровиче постоянно действующей частью русской армии стали «полки иноземного строя». Однако первые крупные регулярные соединения западноевропейцев на русской службе появились еще в ополчении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Этот молодой, талантливый и дальновидный военный деятель организовал в своем лагере систему военного обучения русских людей по западным образцам.

После Смуты в России усилилось западноевропейское влияние в повседневности. В царских палатах и боярских домах появлялось все больше иноземных диковин полезного свойства — картины, карты, книги, оружие и т.д. Воспитатель царевича Алексея Михайловича Борис Иванович Морозов наряжал его в немецкое платье, что раньше даже и представить было невозможно. В результате в конце жизни этот государь устроил придворный театр, пригласив для его организации пастора Немецкой слободы Иоанна Грегори.

Европейское влияние на Московское государство особенно усилилось в середине XVII века после присоединения Левобережной Украины, что тоже было долговременным последствием Смуты. В 1632-1634 годах Россия неудачно попыталась отвоевать Смоленск, захваченный поляками во время Смуты, а спустя двадцать лет заключила союз с гетманом Богданом Хмельницким.

Под влиянием Смуты важные процессы происходили и в литературе. Начинается ее «обмирщение», отход от дидактики и нравоучений к проблемам человеческой личности, высокий слог сменяется живым изложением, каноничное повествование — авантюрными сюжетами. Смута породила обширную мемуарную литературу, созданную ее свидетелями и участниками. Таким образом Смутное время открыло для России дорогу к плавной вестернизации — весь XVII век наша страна медленно дрейфовала в сторону петровских реформ.

Какие уроки мы можем извлечь из драматических событий Смуты начала XVII века?

Ответом на этот вопрос, наверное, будет набор банальностей. Деспотическое самодержавие, которое реализовал Иван Грозный во второй половине своего правления, — очень плохой метод управления страной, приведший к глубокому кризису.

Классическое самодержавие с его латентными ограничениями (союз с церковью, компромисс с элитой, привлечение самоуправления для решения государственных задач) и без перекосов типа опричнины было успешным при нормальном ходе событий. Но эта государственная модель не устояла во время исторического катаклизма, и только гражданская инициатива спасла Россию в Смутное время. Вывод простой — двигать страну вперед может только гражданское общество, а самодержавие должно оставаться в прошлом.