125 лет назад родился Юрий Олеша - небывалый писатель, который безраздельно владел своим собственным "депо метафор"

125 лет назад родился Юрий Карлович Олеша - настоящий эквилибрист в литературе. И - мудрый, грустный клоун. Впрочем, все эти определения банальны. Ведь речь идет о писателе притягательном и неразгаданном.

Он называл себя последним человеком XIX века. Юрий Олеша действительно родился под занавес столетия, 3 марта 1899 года, в Елисаветграде, в семье польских дворян, в которой хранились фамильные легенды. Увы, отец будущего писателя был заядлым картежником - и пустил по ветру семейное состояние. О родовой славе напоминал, пожалуй, только шляхетский герб - олень, рога которого венчала корона. Первой книгой, которую он прочитал, была история Польши - конечно, на польском языке.

Юрию было три года, когда семья переехала в Одессу. В то время он говорил то по-польски, то по-русски. В его детскую память врезались революционные события 1905 года. "Когда броненосец "Потемкин" подошел к Одессе и стал на ее рейде, все в семье, в том числе и я, были охвачены страхом… Я, конечно, не понимал, почему на броненосце произошел мятеж. Я знал, правда, что этот мятеж против царя", - вспоминал Олеша. Как это похоже на некоторые картины "Трех толстяков"!

Он подрос, поступил в знаменитую одесскую Ришельевскую гимназию. Уже тогда он считался острословом и - способным футболистом. Эта игра только набирала ход в России, но Олеша уже играл за сборную гимназии, в том числе - на Олимпийских играх учебного округа.

В старших классах он уже писал стихи - в них трудно узнать будущего Олешу. Или - нетрудно? Посудите сами:

На небе догорели янтари,И вечер лег на синие панели.От сумерек, от гаснущей зариЗдесь все тона изящной акварели…Как все красиво… Над листвой вдалиТеатр в огнях на небе бледно-алом.Музей весь синий. Сумерки прошлиМежду колонн и реют над порталом…Направо Дума. Целый ряд колоннИ цветники у безголосой пушки.А дальше море, бледный небосклонИ в вышине окаменелый Пушкин…

Это 1917 год, Олеше 18 лет. Наивно, описательно? Да. Но Олеша и в будущем, в прозе, любил красочные описания, городские картины - и здесь это заложено. А потом в его повестях появлялись куплеты, стихи, песенки, которые, конечно, писал сам Олеша. Но стихи со временем публиковать перестал.

После нескольких лет мытарств Гражданской войны и скитаний по стране Олеша, отказавшись от переезда в Польшу, оказался в Москве, во многом оставшись одесситом в душе. Стал журналистом. И не где-нибудь, а в "Гудке" - газете железнодорожников, которая в те годы публиковала удивительно талантливых молодых писателей. Но Олеша стал среди них лидером. Его тексты "на злобу дня", по письмам читателей - то в стихах, то в прозе - то и дело становились "гвоздями программы". Ради них и покупали "Гудок". Десятки тысяч читателей хорошо знали его псевдоним - Зубило. Это не просто поденщина. Железная дорога - это прогресс, модерн, плюс - неисчерпаемый запас бытовых деталей, каждую из которых можно превратить в метафору. Товарищ Зубило был первоклассным литературным жонглером - и лучшей фактуры, чем железнодорожная, было не найти.

"Булгаков и я потонули в сиянии славы Зубилы. Как мы ни старались придумывать для себя броские псевдонимы, ничего не могло помочь", - вспоминал не без зависти Валентин Катаев. Их ревнивая дружба-вражда породила немало литературных легенд. Тогда Олеша, безусловно, был лидером. Железнодорожники буквально носили его на руках. На его выступления, где Олеша иногда выступал и в роли классического импровизатора, по всей России собирались полные залы - шумные и восторженные. Во вкусе Олеши. Но он не растворился в этой славе, и оставаться королем репортажа и злободневного очерка не собирался.

Олеша уже видел себя не журналистом "на все руки", а писателем. Особенным, небывалым, который безраздельно владеет своим собственным "депо метафор". Депо - это из жизни "Гудка", а метафора стала воздухом прозы для Олеши. И его первым большим опытом стала сказка "Три толстяка", которую Олеша, кстати, написал ровно сто лет назад. Книга получилась загадочная, как и полагается настоящей сказке. Перечитывая ее в разном возрасте, мы обязательно открываем в ней что-то новое. Кто не помнит первые строки этой книги: "Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Всё это выдумки и сказки для совсем маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников"?.. Он понимал, как важно начало истории, которая, как предполагал Олеша, выйдет не хуже андерсеновских. Олеша любил цирк - в том числе литературный, но создавал сказочный мир не только из воздушных шариков и заварного крема. Невозможно не сопереживать истории мастера Туба. Загадочен наследник Тутти, очаровательна и лирична Суок. В суматохе веселых приключений, метафор, цирковых аттракционов проступает и понимание власти денег, к которым Олеша относился презрительно: "Мы, Три Толстяка, сильны и могущественны. Всё принадлежит нам. Я, Первый Толстяк, владею всем хлебом, который родит наша земля. Второму Толстяку принадлежит весь уголь, а Третий скупил всё железо. Мы богаче всех! Самый богатый человек в стране беднее нас в сто раз. За наше золото мы можем купить всё, что хотим". Вот такой ликбез для детей и взрослых - политически выверенный и эффектный. Оказалось, что и об этом можно писать пером сказочника - и не впасть в нарочитый примитив.

Но сходу опубликовать эту замечательную сказку Олеша не смог. Помешали литературные и идеологические дискуссии. Ждать пришлось больше трех лет. За это время Олеша написал еще один свой шедевр - "Зависть". В 1927 году этот роман (сам автор называл "Зависть" повестью, но это догматический спор) вышел в журнале "Красная новь". Книга зыбкая, полная сомнений, книга с прерывистым дыханием. Она - о революции, об интеллигенции, об эго-центризме, о бездельниках и начальниках. О тех конфликтах и метаниях, без которых не понять 1920-е годы. "Зависть" сделала писателя знаменитым. Имена героев Олеши - Кавалерова, Бабичева, Вали - стали знаковыми, как имена гоголевских персонажей. Много лет спустя Олеша запишет в дневнике: "У меня есть убеждение, что я написал книгу, которая будет жить века. У меня сохранился ее черновик, написанный мною от руки. От этих листов исходит эманация изящества. Вот как я говорю о себе!" Он не преувеличивал. И, конечно, метафор, смелых и неожиданных - в "Зависти" полным-полно. В этом смысле Олеша учился у Маяковского, которого понимал глубже современников.

Критики высоко оценили "утилитарную" ценность "Зависти": "Каждый, кто прочтет роман, может сказать, - "я теперь хорошо знаю наших врагов". Но книга написана в нескольких измерениях. Она, как и все, что связано с Олешей, в первую очередь, таинственна. Все расхожие истины в его мире легко превращаются в свою противоположность. Он одновременно и серьезен, и эпатажен.

А на следующий год, наконец, пришло время "Трех толстяков".

"Историческая сказка Юрия Олеши обведена горящим кольцом восстания. Воздушные шары, сливочные торты, куклы, кадрили, рапиры, пантеры, шпаги, слуги, штандарты, шандалы, гвардейцы и попугаи заполняют пространство между восстаниями. Но кольцо восстания грозно, и книга, написанная через девятнадцать лет после побежденной революции и через семь лет после победившей, повествует не о воздушных шарах, ботфортах, пистолетах и учителях танцев, но о революции", - писал Аркадий Белинков. Книга не затерялась, ее читали и дети, и взрослые. Появилась и строгая критика - например, Лидия Чуковского упрекала Олешу в том, что метафор у него больше, чем революции, и они не всегда уместны. Язвительная рецензия не помешала сказке. Оказалось, что можно писать для детей о революции - и не назидательно, а увлекательно. И в то же время - умно. Кто такие три толстяка? Узурпаторы власти в некоем королевстве. Возможно, они олицетворяют государство, армию и религию.

Эта сказка, между прочим, выглядит несколько крамольно в любую эпоху. В ней - стихия бунта. Для Олеши он вовсе не бессмысленный. Как читать "Трех толстяков" сегодня, когда далеко не все поэтически относятся к революции? Сегодня школьникам, с одной стороны, сложнее понять эту сказку, с другой - проще. Но есть там эпизоды, которые как иголка: дотронешься - и узнаешь знакомое, страшное: "У франта умерла тетка, имевшая очень много денег, еще больше веснушек и не имевшая ни одного родственника. Франт получил в наследство все теткины деньги. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что народ поднимается против власти богачей". А "толстяки" нынче поджарые: мода изменилась. В остальном книга остро злободневна.

Вскоре в театрах появилась инсценировка "Зависти" - "Заговор чувств". А за ней - и спектакли по сказке, которая тоже быстро стала всем известной. Олеша несколько раз переделывал и "Трех толстяков" - для драматического театра, для балета, для мультипликации, для радио… Признаемся: каждый раз это было гораздо слабее оригинала. Сказку нужно читать - в полном варианте. Ни фильм, ни спектакли не передают и половины ее обаяния, ее смысла. Куда-то исчезает настоящее волшебство - то страшное, то веселое.

К началу 1930-х Олеша был сказочно знаменит. Наступило время, когда государство всерьез взялось за литературу, превратило ее в свой департамент. Тем, кто много издавался, стали лучше платить - но и требования к "инженерам человеческих душ" повысились. Так, нужно было ездить по великим стройкам, чтобы потом писать о них актуальные книги. Почти все писатели отправились в такие командировки. Олеша от задания уклонился: "Я не был в этой теме настоящим художником. Я бы лгал, выдумывал; у меня не было бы того, что называется вдохновением. Мне трудно понять тип рабочего, тип героя-революционера. Я им не могу быть. Это выше моих сил, выше моего понимания".

Приспособиться к новому времени он не смог. Наверное, дело не только в политических обстоятельствах, но и в усталости таланта. Он разочаровался не только в каких-то идеях, но и в самом себе. Хотя бы отчасти. Словом, выбрал путь изгоя, оставшись в литературе "второстепенным персонажем" с отсветом былой громкой славы.

Результат - долгое молчание. Он немного писал для театра, его по-прежнему кормили "Три толстяка", иногда Олеша подкрашивал чужие сюжеты. Во время войны публиковал патриотическую публицистику - и это было искренне. Но новых книг, которые бы стали событиями, он больше не издавал. И к шестидесяти годам чувствовал себя стариком, человеком из прошлого. Многие запомнили его усталым, но и блистательным, хотя небогатым прожигателем жизни, который проводил все больше времени в кафе "Националь". На него смотрели как на реликвию. Но - и как на "бывшего писателя". Смотрели на этого горделивого человека сочувственно.

Только через пять лет после его смерти вышел в свет сборник "Ни дня без строчки", в который вошли заметки Олеши из дневников, архивов и записных книжек писателя. Этой книги ждали - слухов и небольших публикаций было уже немало. Виктор Шкловский в предисловии назвал это произведение романом. Он понимал этот жанр лучше других. Многие считают, что это лучшая его книга. По крайней мере, она достойна стоять на одной полке с "Завистью" и "Тремя толстяками". Его записи то язвительны, то лиричны, неизменно отточены, метафоричны. Это учебник для молодых писателей. И, конечно, в самом названии сквозит грустная ирония. "Ни дня без строчки" - таков был девиз замечательного писателя, который создал так мало… Писатель, у которого многие учились, которому подражали - но он остался непохожим ни на кого. Что нам остается? Как в одном историческом анекдоте - завидовать.

Полную версию читайте на портале ГодЛитературы.РФ