Листаем подшивку

Это ранние работы замечательного писателя. Но уже в них виден талант будущего создателя «Сандро из Чегема», «Кроликов и удавов» и других замечательных произведений. Девять лет в бегах Как-то посмотрел Михаил Ефимович Палецких на свою жену и сказал: – Что это у тебя, Прасковья Михайловна, за бородавка образуется на лице? – Какая бородавка? – испугалась Прасковья Михайловна и ощупала лицо. – Самая что ни на есть бородавка, – продолжал муж, – и довольно поганая с виду. – Да где же? – вовсе испугалась жена и побежала к зеркалу. – Ну да, бородавка, – упрямо продолжал муж, – возле шеи. После тщательного осмотра лица Прасковья Михайловна никакой бородавки не обнаружила, а на том месте, куда указал муж, темнела маленькая и вполне безобидная родинка. – Что это тебе мерещится, Михаил Ефимыч, с похмелья, – сказала она, успокаиваясь, и отошла от зеркала. Однако разговор о бородавке на этом не окончился. Михаил Ефимович внимательно и даже с некоторым подозрением ещё раз оглядел свою жену. – Знал бы об этой бородавке раньше и не женился бы, пожалуй. …Разговор принимал нешуточный оборот. Перед тем как уйти на работу, муж бросил последнюю, решительную фразу, ошеломившую жену. – В общем смотри. Прасковья Михайловна, – сказал он, – чтобы покамест приду, бородавки не было. Хоть кирпичом ототри, а не то – развод. Так как несуществующую бородавку изничтожить не удалось, а Михаил Ефимович заупрямился – пришлось разводиться. – Насильно мил не будешь – решил народный суд Октябрьского района и развёл супругов. Так осталась Прасковья Михайловна с двумя детьми без мужа. Уехал Михаил Ефимович из района, устроился на работу, зажил. Но вот пришёл однажды в бухгалтерию, а ему говорят: – Вам привет, Михаил Ефимович. – Это от кого бы? – встревожился он. – От Светланы и от Васи, – сказал бухгалтер и благодушно протянул ему исполнительный лист. Ничего не ответил Михаил Ефимович, но крепко обиделся на своих детей. Как? С него взыскивают 30 процентов зарплаты за то, что он же породил их. – Нет закона, нет справедливости, – глухо жаловался он за кружкой пива своему дружку, – есть дети – плати за них, нет детей – тоже плати. Так и пришлось ему платить. Но Михаил Ефимович не смирился. Он в душе вынашивал сложный и хитроумный план избавления от преследователей. – Надо незаметно уехать и никому не говорить куда, – решил он. – Уход Льва Толстого из Ясной Поляны быстро обнаружили. Но я же не Лев Толстой, я всего-навсего механик Палецких Михаил Ефимович. Незаметно смоюсь, перееду в другую МТС другого района, буду потихоньку работать. Сказано – сделано. В одну ненастную ночь скрылся Михаил Ефимович в неизвестном направлении. Пока сослуживцы гадали, где он и что с ним, Михаил Ефимович ехал в поезде. Чтобы сохранить полную конспирацию, он залез на третью полку и, убедившись, что тут-то его никто не тронет, уснул. Но через некоторое время неожиданно проснулся: кто-то стучал твёрдым предметом по его ботинку. – Пропал, – подумал Михаил Ефимович, – сейчас зацапают и велят платить алименты. На всякий случай поджал ноги. – Гражданин, спать в обуви не разрешается, – услышал он голос проводника и обрадовался. Быстро разулся и снова лёг. …Подавая билет контролёру, беглец прикрыл лицо платком, как будто сморкается, но при этом так волновался, что контролёр почувствовал недоброе. Он долго просматривал на свету его билет, глянул на чемоданы. Уходя в следующий вагон, контролёр что-то говорил проводнику о бдительности, мрачно кивая в сторону Михаила Ефимовича. Но всё окончилось благополучно. Цель путешествия была достигнута: Васильевская МТС, Валуйского района. Михаил Ефимович устроился на работу, зажил неплохо. Прошло несколько месяцев – никаких тебе исполнительных листов. Удачно разработал план, – радостно думал он каждый раз в день получения зарплаты. И вдруг, как гром в ясную погоду: вызывают в бухгалтерию. Бухгалтеры, как известно, народ ядовитый. – Вам привет, – говорит и этот, иронически, поверх очков, разглядывая его. – Как привет?! – побледнев, сказал Михаил Ефимович. – Так, привет. Бухгалтеры неумолимы. Быстро защёлкали костяшки, и зарплата мгновенно оттаяла на треть. Да ещё решено было удержать за все месяцы работы, когда он не платил алименты. – Бежать, бежать, – в ужасе думал Михаил Ефимович. Прошло некоторое время, и Михайл Ефимович снова исчез. И так много раз. Стоит ли описывать все злоключения, которые он перенёс в связи с таким тревожным образом жизни. Ненавистный исполнительный лист, испещрённый названиями всё новых работ и должностей, неслышно преследовал его из года в год в течение девяти с лишним лет: дело началось в 1947 году. Всё это время бедный мученик в бегах. По ночам ему часто снятся кошмары. То ворон с исполнительным листом в клюве летит за поездом, в котором он удирает, то ещё какой-нибудь бред. У него появилась мания сочинять планы самых запутанных вариантов побега, о них он думает за работой, за едой, во сне. Планы реализуются. Но рано или поздно его находят. Последний раз, уже совсем недавно, бывшая жена его, как признался он сам, «застукала» его в Первомайской МТС, Горшеченского района. Поймали. Опять заставили платить. Мы не знаем, собирается ли Михайл Ефимович теперь бежать куда-нибудь дальше. Но хочется по-человечески посоветовать ему: бросьте, Палецких! И себя в расходы вводите, и многие учреждения порочите – все ищут вас. А ведь дело такое, никуда от него не убежишь. Всё равно найдут. Ф. ИСКАНДЕР Чешский цирк в Сталинграде Бьёт в глаза раскрашенный плакат: Чешский цирк приехал в Сталинград. Острые глаза свои прищуря, Семечки грызя и балагуря, Поедая тоннами мороженое, Любопытная, весёлая, тревожная, Вытирая жаркий пот со лба, Валит в цирк вечерняя толпа. По-хозяйски озирается, садится, На арену поворачивает лица, И, как ливень, замолкает, затихая. На арене – акробатка молодая. Вот она взбирается по лесенке, Ладная и стройная, как песенка. А под куполом трапеция высокая, Мы следим за девушкой с тревогою. Самый трудный номер начинается, Девушка под куполом качается. Вдруг протрётся тонкая веревка, Вдруг в расчётах девушки ошибка?! Над ареной запрокинута головка, Над ареной запрокинута улыбка. И лучей прожекторных сплетенье Освещает белые колени, Белые и круглые, как луны, Акробатки юной. И качается трапеция высокая, И качается девчонка синеокая. Но, внезапно руки опустив, Девушка бросается в обрыв. Развернулось тело, как пружина, Рассекая воздух на лету, Головою вниз неудержимо Падает, теряя высоту. Ахнул цирк и на мгновенье замер, Он пытался удержать её глазами, Он привстал, чтоб девушку спасти. Сотни рук подставив на пути. Капли пота на висках, как градины, У людей глаза округлил страх. Только, что это? Уже на перекладине девушка с улыбкой на губах: Дескать, не было причины волноваться вам, Дескать, вовсе не привыкла я к овациям. Пожимает узкими плечами, Улыбается словацкими очами. А над цирком не смолкает гром, Эхо обрывается вдали. Сталинградцы, помните ль о том Как давно, давно, в сорок втором Эту девушку вы всё-таки спасли? Ф. ИСКАНДЕР