Сто лет назад родился главный автор лейтенантской прозы Юрий Бондарев

100 лет назад — цифра-то какая! — 15 марта 1924 года родился русский советский писатель, лауреат множества …

Источник: —MK.RU

100 лет назад — цифра-то какая! — 15 марта 1924 года родился русский советский писатель, лауреат множества премий Юрий Васильевич Бондарев. Один из важнейших авторов советской литературы второй половины ХХ века. Лицо лейтенантской прозы. Кроме Бондарева к ней относят таких замечательных авторов, как Виктор Курочкин, Константин Воробьев, Василь Быков и другие.

Для начала — личные воспоминания. В 2016 году, когда в Севастополе еще была активная местная культурная жизнь, я реализовывал культурно-просветительскую инициативу «Точка сборки». В том числе сделал литературный фестиваль, на который приехали литераторы из 8 стран, — мощнейшее событие! В рамках этого фестиваля было решено учредить Таврическую литературную премию. Стали думать: кому ее вручить? Так, чтобы досталась она безусловному авторитету в русской литературе. Так, чтобы не было вопросов. И решили мы вручить Таврическую литературную премию Юрию Бондареву. К слову, это последняя его прижизненная литературная премия. Я повез ее в Подмосковье, в кооператив «Советский писатель», где вместе с супругой жил Юрий Васильевич. Жил более чем скромно. Принимали меня во дворе, под раскидистым деревом, в дачном стиле. Так я побывал в гостях у одного из последних классиков русской литературы — увидел перед собой человека несгибаемого. Именно это слово — «несгибаемый» — в первую очередь ассоциируется у меня с Юрием Бондаревым. Думая о нем, я неизбежно вспоминаю своего деда — Валентина Николаевича Беседина. Они были похожи даже внешне — выправкой, статью, взглядом прежде всего. Детство и Юрия Бондарева, и Валентина Беседина связано с рекой. У моего деда — это Ахтуба в селе Заплавное, у Юрия Васильевича — Белая близ Уфы. И там — рыбалка, ночные посиделки и разговоры у костра. Здоровое детство здорового советского ребенка; близость к природе, близость к подлинному. Позднее, когда Юре было семь лет, семья Бондаревых перебралась в Москву. Отец его был народным следователем — как вспоминал Юрий Васильевич, человеком бесстрашным, всегда готовым вступить в бой со злом, с несправедливостью. Таким оказался личный пример, который всегда первостепенен. Детство Юрия Васильевич прошло в Замоскворечье. И он сохранил немало теплых воспоминаний об этом чудесном месте. Как люди выходили во двор и ночевали под летним звездным небом, помня, что только оно и еще моральный закон внутри вечны. Как разводили голубей — голубятен в Замоскворечье настроили великое множество. Правильное московское детство. Но потом началась война — навалилась, наползла кровавой колошматиной. Мой дед ушел добровольцем на фронт в 17 лет — и сразу же попал в Сталинград, был ранен. Юрий Васильевич оказался там не сразу, в 1942 году. Сначала же, 18-летним пацаном, он рыл окопы под Смоленском. В Сталинграде же Бондарев командовал минометным расчетом. Хотя ведь, в сущности, пацан — всего-то 19 лет! Получил ранение, контузию, обморожение, но выжил — и прошел всю войну. Удостоен двух медалей «За отвагу». Правду войны Юрий Бондарев отразил в своей прозе. Ее, как я уже сказал, называли лейтенантской. Там, в бою, Бондарев ничего не записывал, но память сохранила все. Его называли жестким реалистом. И действительно, его проза полна важных, определяющих деталей, но в ней нет места подчеркнутому реализму — тому, что, например, с оторванными конечностями и пробитыми черепами. Бондарев избегает натуралистичных деталей, но все равно показывает суть войны максимально убедительно. Ему веришь как никому другому. Главное для Бондарева — осмысление военной трагедии, стремление понять, отчего одни пали там, на поле боя, а другие выжили. Жизнь как чудо, смерть как тайна — вот над чем размышляет Юрий Васильевич в своих лучших книгах о войне: «Горячий снег», «Батальоны просят огня». Впрочем, и в «Тишине», и в «Береге» он размышляет об этом тоже — только под другим углом. В его текстах — горечь, рожденная нажитой мудростью, в которой много печали, но в его прозе — и утешение тоже, максимальная сосредоточенность на сути вещей и событий, подчас самых страшных, выворачивающих наизнанку жизнь и судьбу и всего народа, и отдельного человека. Опять же смотрю на фотографии Бондарева — и вспоминаю деда. Вижу красивого человека, фронтовика, гладко выбритого, с честным, уверенным взглядом. Вижу человека, не боявшегося идти за правдой, умевшего говорить «нет» давлению извне. Знаете, в былые времена, когда еще отравили себя ядовитым мелкотемьем, когда не боялись здорового пафоса, о писателе говорили как об искателе истины, борце за справедливость, голосе совести. Таким мне и видится Юрий Васильевич Бондарев. Я сейчас несколько идеализирую, конечно, но, уверен, человека все-таки нужно судить по его лучшим поступкам и побуждениям. Критики же Бондарева — это, как правило, критики советской действительности. Те, кто не принимает ее ни при каких обстоятельствах и ни в каких проявлениях. Те, кто морщит носы от всего советского. Вот и Бондарева пытаются записать в певцы и любимцы советской власти. Да, Юрий Васильевич был обласкан ею — ну и? Дальше-то что? Что это меняет? Ведь куда важнее другое: то, что Бондарев не колебался вместе с линией партии, как Григорий Бакланов, не старался угодить ей и не плевал в прошлое, как Виктор Астафьев. На протяжении всей жизни он остался верен плюс-минус одним и тем же ценностям и идеалам. Когда началась горбачевская перестройка, Бондарев не стал встраиваться в нее, а честно заявил то, что сразу же станет цитироваться повсеместно: «Мы подняли самолет, но не знаем, куда летим и где сядем…» Все так, а сели мы уже в новой действительности, о которой Бондарев, как и Распутин, как и Белов, был невысокого мнения, потому что действительность эта была пропитана фальшью и лицемерием. Самые ярые хвалители Советского Союза стали его хулителями. Они обличали советское прошлое с тем же градусом ненависти, с каким ранее славили партию — распинались вовсю; такие не умеют иначе. Бондарев же остался верен своим идеалам. И когда в 1994 году ему хотели вручить орден «Дружба народов», то он отказался. «Сегодня это уже не поможет доброму согласию и дружбе народов нашей великой страны», — так коротко, ясно, наотмашь написал Бондарев в телеграмме Борису Ельцину. И тем самым заявил, что это вовсе не та дружба народов, которая была при Советском Союзе. Та — настоящая дружба народов — кончилась. Кончилось, к сожалению, и понимание фундаментальной роли русской литературы. Сами понятия правды, ответственности, совести перестали существовать. Сбилась русская — и советская — система координат. Кончилась ли русская литература? Нет, конечно. Но очевидно, что в новой российской реальности проза Бондарева оказалась не востребована. Какая тут правда, вокруг царили астрологи, бандиты и МММ? Да и сейчас — что изменилось? И все же бондаревское наследие живет. Пусть и всякий раз возникает вопрос о соответствии и масштабе. Кто вместо? Тем более сейчас, когда идет бойня. Сможет ли, например, кто-то создать стол мощные батальные сцены, какие есть в книге «Горячий снег»? То, что попытаются — сомнений нет. Но смогут ли? Сегодня, когда на новых территориях не только определяется наша судьба, но и, по идее, рождается новое искусство. Когда-то Вадим Кожинов сказал о фронтовой поэзии Самойлова, Межирова, Симонова: «Эти стихи написаны не о войне, но войною». Именно понимание того, что есть война, какие люди на ней, и породило лучшую советскую литературу и кинематограф о войне. «В бой идут одни «старики», «Они сражались за Родину», «В окопах Сталинграда», «Господи, это мы!» — этим произведениям, фильмам и книгам, веришь. Потому что люди, создавшие их, видели войну изнутри и имели смелость, талант изобразить ее. Юрий Бондарев здесь один из лучших примеров. Он не сдался и оказался верен окопной правде, правде боевого товарищества до конца. И несмотря на все препоны и обстоятельства, лучшая проза его, как и сама личность, навсегда останутся в русской истории. Потому что сила в правде — даже сейчас, когда, казалось бы, нет никакой правды. Но тем сильнее человек будет тянуться к правде — просто для проявления ее нужен момент, нужны обстоятельства. Полагаю, что в ближайшее время они возникнут. И тогда мы вновь будем читать и перечитывать Юрия Бондарева.