Доносительство как форма реагирования граждан на происходящее является «совершенно нормальным» — такое мнение высказал зампред Совбеза России Дмитрий Медведев. Впрочем, по его мнению, отношение государства и общества к доносительству — это отчасти философская и мировоззренческая проблема: с одной стороны, в современной России не нужна атмосфера 1930-х годов, но с другой, россияне должны проявлять интерес к происходящему и негативный отклик. Между тем история доноса в России уходит своими корнями в глубокое прошлое, а отношение к нему неоднократно менялось на протяжении разных эпох. Историю русского доноса изучил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин.

Именно благодаря внештатным агентам, или как их чаще называют — стукачам и осведомителям, органы правопорядка обладают достоверной информацией о ситуации в криминальной среде и раскрывают запутанные дела.

Однако российские обыватели во все времена неоднозначно относились и к самим агентам, и к их методам «работы». Кто-то из них передает информацию в обмен на другую, кто-то — из идейных соображений, а кто-то — из корыстных. Поэтому одни считают их ценными информаторами, а другие — доносчиками.

Государственные органы, впрочем, никогда не отказывались от сотрудничества с агентами-доносчиками, хотя и редко выказывали им уважение. Причем такое отношение к доносчикам начало формироваться еще в Древней Руси.

***

Упоминания о доносах на Руси есть в знаменитой «Русской правде» — первом отечественном своде законов, который датируется примерно 1016 годом. В этом документе Ярослав Мудрый отдельно прописывал ответственность за ложный донос и клевету — это означает, что уже в то время доносы были неотъемлемой частью жизни общества и требовали внимания государственной власти.

Наказание за ложный донос было денежным — штраф от трех до 12 гривен (в то время за пять гривен можно было купить десять коров), в зависимости от статуса ябедника и оклеветанного. Как бы то ни было, доносы в Древней Руси процветали во всех слоях общества.

В период раздробленности и татаро-монгольского нашествия множество войн начиналось именно с огульных наветов. Классическими примерами стали частые визиты русских князей в Золотую Орду с жалобами на правителей соседних княжеств. Эти визиты, как правило, заканчивались набегами ордынцев и переделом сфер влияния в русских землях.

Такую же практику чингизиды (потомки Чингисхана) ввели и в покоренной Руси, где был создан институт баскаков — представителей хана при князьях, получивших от него «ярлык на княжение».

Но баскаки нередко наговаривали на несимпатичных им князей, тем самым подавая пример и самим князьям, и их подданным — от дворни до черни. Доносы во внутриполитической борьбе в тот период использовали и Андрей Городецкий в противостоянии с братом Дмитрием Переяславским, и Олег Рязанский в противостоянии с Дмитрием Донским.

Применяли их и мелкие бояре в борьбе с Даниилом Холмским за внимание Ивана III. Наиболее известен прием с доносом князя московского Юрия Даниловича, внука Александра Невского. В борьбе за Тверское княжество он в 1317 году лично приехал в Орду и донес хану Узбеку на своего дядю Михаила Тверского. Юрий Данилович сообщил, что его дядя собрался со всей казной бежать под защиту папы римского. В результате благодаря доносу князь сумел присоединить Тверское княжество к Московскому.

По словам великого русского историка Василия Ключевского, «никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он был желанным гостем». Каждый визит Калиты в орду заканчивался присоединением к Московии соседних владений, и в конце своего правления он уже именовался Великий князь Всея Руси. Именно Иван Калита добился казни Михаила Тверского.

Бизнес на изветах

При таких примерах во власти ябедничество и наветы на Руси процветали повсеместно и во всех сословиях и в какой-то момент стали проблемой для правителей. В судебнике Ивана IV (1550 год) ответственность за «бесчестие действием» (в том числе ложный донос) была прописана как штраф, размер которого зависел от сословной принадлежности виновного — точнее, от его экономического положения.

Но уже через пять лет, в 1555 году, санкция статьи за ложный донос изменилась на пожизненный арест с конфискацией всего имущества. Правда, эта норма не распространялась на извет — донос политического характера.

Тот, к примеру, мог потребовать продолжения следствия, но уже с применением пыток. Именно это положение стало одной из причин появления известного прозвища Ивана IV — Грозный. Правитель вовсю пользовался правом следствия по извету. Ну а слово «извести» получило новое значение, сохранившееся и поныне, — вместо «выяснить» оно стало означать «сжить со света».

Между тем именно к XV веку относится появление на Руси еще двух значимых в отечественной истории понятий, которые напрямую касались ябедничества и наветов.

Первое из этих понятий — круговая порука. По судебнику Ивана IV, после разбоя или кражи в поисках преступника дознаватели шли по видимому следу — и если он приводил в деревню, то ответственность возлагалась на всех жителей. Они должны были возместить стоимость похищенного в равных долях с каждого двора.

При этом доказательства преступной деятельности не требовались. Предполагалось, что сами жители вычислят виновного и вынудят его вернуть похищенное, да к тому же и «накажут миром». Это и стали называть «круговой порукой».

Строго говоря, опричниной назывался личный удел Ивана Грозного, обособленная территория с войском и своим аппаратом управления. Прибыль она получала в том числе от конфискации земель знати и церковных служителей, заподозренных в измене. И такой механизм предсказуемо ставил наветы во главу угла.

Опричники славились тем, что сами выдумывали преступления и потом тщательно их расследовали «по извету». А доходы, которые становились личными для Ивана Грозного, по сути кормили всех опричников — в этом была их прямая заинтересованность.

Объектами вымогательства были не только деньги, но и молодые девушки, нередко весьма знатных родов. Занималась этим «особая опричнина» — личные порученцы Ивана Грозного, выполнявшие оперативно-следственные функции.

Всего за шесть лет, с 1565 по 1571 год, опричнина превратилась в мощную силу с огромной политической властью. Но затем она погибла от рук своего же создателя: Иван Грозный заподозрил измену среди опричников, после чего по его приказу отец и сын Басмановы, князь Афанасий Вяземский и все руководство опричнины (около 200 человек) были прилюдно казнены после пыток.

А полгода спустя опричники, привыкшие грабить мирных жителей, просто не явились на войну, когда к Москве подошло войско хана Девлет-Гирея. В итоге опричнина, сыграв свою разрушительную роль, была полностью распущена.

Законы для доносчиков

Наступление Смутного времени только подлило масла в огонь доносительства, особенно на фоне польской интервенции. Достаточно вспомнить число жертв, огульно обвиненных в поддержке Лжедмитрия I, Лжедмитрия II, Марии Мнишек, Ивана Болотникова и многих других.

Навести порядок удалось только объединением народа и войска под знаменами Минина и Пожарского, причем на короткое время от рассмотрения наветов отказались — хотя бы формально. После Смутного времени в соборном Уложении 1649 года ответственность за клевету и ложные доносы регламентировали очень подробно — беды от них стали слишком большими.

Следствию стали уделять больше внимания и определили, что наказание за ложный донос — неважно, ошибочный или умышленный — доносчик понесет такое же, какое бы понесла жертва. Отдельно выделили категории ложных доносов:

• во взяточничестве. Наказание — битье кнутом и тюремный срок;
• поклепный иск (шантаж с целью обогащения). Наказание — штраф и тюремный срок;
• ложное крестоцелование (дача заведомо ложных показаний). Наказание — бессрочное отлучение от церкви;
• бесчестье (оскорбление словом и действием). Наказание — штраф, причем в три раза больший, если пострадала женщина.

Столь суровые меры были нужны, чтобы сбить поток необоснованных жалоб. Это удалось, но ненадолго — 50 лет спустя, в 1697 году, за лжесвидетельство и ложную присягу пришлось вводить смертную казнь.

«Слово и дело Государево»

Роль наветов в жизни страны к началу царствования Петра I была столь значима, что первые же его указы касались как раз наведения порядка в вопросах доносительства. Так, лично императору должна была докладываться информация:

• о злом умысле против персоны его величества или измене;
• о возмущении или бунте;
• о похищении казны.

Причем были сформулированы и порядок доносительства, и последствия для доносчика. Так и возникло знаменитое «Слово и дело Государево»: для подачи доноса необходимо было в государственном учреждении или просто любом людном месте выкрикнуть эти слова — и ждать появления государевых людей, которые отводили жалобщика к царю.

Причем сделать это можно было и на плахе — казнь откладывалась до изучения дела. За ложный донос в большинстве случаев наказывали, а за подтвердившийся — премировали, причем размер награды напрямую зависел от богатства обвиняемого. К слову, стоит отметить, что искренний донос на помещика в то время стал гарантированным способом для крепостных получить не только вольную, но еще и землю.

В итоге за первые же годы число провозгласивших «Слово и дело Государево» достигло такого размера, что разбор их сообщений поручили Преображенскому приказу. Сам Петр I не мог (да и не хотел) разбираться во всех изветах. Однако практика, полученная от «Слова и дела», дала Петру Алексеевичу опыт, который пригодился ему при проведении судебной реформы — в 1713 году он создал следственную канцелярию гвардии майора Семеновского полка Михаила Волконского.

Она стала первым обособленным следственным подразделением в Российской империи. Правда, в 1717 году канцелярию переподчинили лично царю, а сам Михаил Волконский в тот же день был расстрелян как изобличенный в неправдах (за коррупцию).

А уже через два месяца, в феврале 1718 года, Петр I создал Тайную канцелярию для расследования преступлений его сына Алексея Петровича — чуть позже она слилась с Преображенским приказом. Их работа, как и работа созданной чуть позже Канцелярии обер-прокурора, строилась непосредственно на изучении доносов и наветов.

Так окончательно сформировалась система оперативно-разыскной работы, основанная на проверке доносов от всех слоев общества.

«Всякий гражданин будет вам содействовать»

Направление, заданное первым российским императором Петром, было признано удачным — и в 1802 году Александр I создал первые российские министерства, в том числе МВД. Последнее возглавил Виктор Кочубей — правнук писаря Василия Кочубея, автора доноса на гетмана Мазепу о подготовке им измены.

Именно МВД стало тем органом, куда доносили обо всем, а благодаря анализу этих доносов начала развиваться оперативно-агентурная работа. Но когда 14 декабря 1825 года прогремело восстание декабристов, стало понятно, что в работе с доносами и доносителями нужны профессионалы иного уровня.

В ходе следствия по делу о восстании выяснилось, что имперская полиция получала сигналы и о северном, и о южном тайных обществах заговорщиков. Но из-за того, что в массе своей они были представителями высшей знати, ходу этим доносам не давали, что стало серьезной ошибкой.

К слову, иронично, что проект устройства государства, подготовленный декабристами, предусматривал создание Министерства призрения, которое следило бы за настроениями в обществе. А Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии (чуть позже — и отдельный корпус жандармов) во многом было списано с работ декабриста Пестеля.

Между тем и Третьим отделением, и корпусом жандармов руководил герой Отечественной войны, генерал-адъютант Александр Бенкендорф. По его замыслу (именно он стоял за созданием тайной полиции), жандармы должны были стать новым типом госслужащих. Такие госслужащие бесконечно радели бы за Отечество и наблюдали за благочинием на местах — естественно, с помощью многочисленных внештатных помощников.

Служба в Третьем отделении и в Корпусе жандармов считалась престижной. Но вот ее репутация оставляла желать лучшего. Современники прямо называли «голубой мундир, от всех других военных форм своим цветом отличный», одеждой доносчиков.

Бесчестие мундира

Глубокая нелюбовь как к Третьему отделению Собственной Его Императорского Величества канцелярии в целом, так и к жандармам в частности быстро укоренилась в высшем обществе. Жандармов, почти все из которых пришли в тайную полицию из армии и гвардии, в офицерские собрания не пускали даже в самом захолустье, где других развлечений не было.

А голубой мундир стал символом худших проявлений государственной власти. Это увековечил в своих стихах отправленный в кавказскую ссылку поэт Михаил Лермонтов.

Но нелюбовь элиты к жандармам компенсировалась подобострастием других сословий: число доносов росло — и не все из них писались за деньги. К примеру, мемуарист и литератор Филипп Вигель, прилюдно назвавший голубой мундир «формой доносчиков», сам наябедничал графу Бенкендорфу через митрополита Серафима на Петра Чаадаева. Вигель увидел в одном из произведений Чаадаева «клевету на Россию».

На связи с Третьим отделением был и издатель «Северной пчелы» Фаддей Булгарин, выдающийся журналист и писатель, который, правда, регулярно сообщал о настроениях в литературных кругах Петербурга и Москвы.

Широко известна история, случившаяся уже на закате Третьего отделения: в 1879 году, пройдя все проверки, туда устроился работать некий Николай Клеточников — активный участник нелегальной политической партии «Народная воля». В итоге он спокойно читал почти все входящие и исходящие документы.

В результате Третье отделение прозевало сразу несколько громких терактов, в том числе покушение на Александра II и убийство шефа корпуса жандармов Николая Мезенцева. Хотя бюджет, особенно на агентуру, был очень большим: например, в 1877 году Третьему отделению выделили больше 307 тысяч рублей, из которых почти 187 тысяч — на оплату агентов.

Неудивительно, что в 1880 году Третье отделение ликвидировали, а его функции передали Отдельному корпусу жандармов, который переподчинили МВД. Правда, сразу после этого, 1 (13) марта 1881 года, народовольцы взорвали императора Александра II. Но даже эта трагедия не изменила подход к агентурной работе в Российской империи.

«Кто написал миллионы доносов?»

Сразу после октябрьского переворота в РСФСР создали Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Известны слова, ставшие ее лозунгом: «Каждая революция лишь тогда что-нибудь стоит, если умеет себя защищать».

Тогда бросились в другую крайность, взяв на вооружение девиз: «На белый террор ответим красным террором». Впрочем, и это не принесло результата. И тогда в 1919 году чекисты проконсультировались с бывшими сотрудниками правоохранительных органов, вспомнили собственный опыт противостояния жандармам — и вернулись к проверенной агентурной работе, как в органах Главного политического управления (ГПУ), так и в милиции.

Большевики с гордостью заявляли, что «царскому режиму доносили за деньги, а нас информируют из чувства классовой солидарности». С каждым годом поток доносов в Советском Союзе нарастал.

Самое удивительное в том, что, как и во времена «проклятого» царского режима, из ста доносов лишь один содержал значимую информацию — но в СССР реагировали на все. А доносы при этом направляли не только в милицию и прокуратуру, но также в государственные и партийные органы.

Впрочем, справедливости ради стоит отметить: все громкие дела советской эпохи, включая рыбное дело (дело «Океана»), дело Елисеевского гастронома и дело о серии терактов в московском метро (1978 год), раскрыли именно после получения оперативно-значимой информации. Проще говоря — после доносов.