Ровно 10 лет назад, 16 марта 2014 года, в Крыму состоялся референдум о вхождении полуострова в состав России. Ему предшествовали месяцы уличного противостояния, борьба за власть, ввод российских подразделений на полуостров и разоружение воинских частей Вооруженных сил Украины. В рамках цикла к десятилетию начала конфликта на Украине представители русских организаций Крыма, участники самообороны и простые жители полуострова в беседе с «Лентой.ру» рассказали о том, как они жили в период украинизации до начала Евромайдана, что происходило на полуострове в дни Крымской весны и почему украинские военные части отказались от сопротивления, несмотря на присягу.

О жизни в Крыму после распада СССР

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

Я родился в небольшом поселке на окраине Симферополя, который только недавно вошел в городскую черту. На момент событий Крымской весны я был представителем объединения «Силовой блок». Это несколько казачьих рот специального назначения, которые помогали российским подразделениям в феврале-марте 2014 года.

Последовавшее за этим подписание Беловежских соглашений я воспринял как страшную несправедливость и отказался получать украинский паспорт. Сделать это пришлось многими годами позже, когда без него моему новорожденному сыну отказались выдавать свидетельство о рождении.

К началу 2000-х годов, когда русское движение в Крыму еще не было в полной мере представлено, мы начали возрождать казачество — и как традицию, и как организационную структуру. В то же время стали появляться и другие пророссийские общественные движения, политическое ядро оформилось довольно быстро.

Тогда же мы начали проводить первые военно-полевые сборы. Многие смеялись, но когда начался Евромайдан, этот опыт нам очень пригодился.

Полуостров тогда находился в полном упадке. Процветало экономическое «пиратство». То, что в России происходило в девяностые, у нас не прекращалось, наверное, никогда. Нужны были гражданские силы, которые могли противостоять этому на политическом уровне.

Михаил Попов, Севастополь, историк

На момент начала событий в 2014 году я был студентом истфака Таврического национального университета (ныне Крымский федеральный университет — прим. «Ленты.ру»).

В Севастополе было всегда приятно находиться. При этом государство все равно сильно в него не вкладывалось. Что-то ремонтировали и поддерживали, конечно, но с нуля не строили практически ничего.

Честно пытались вести уроки, но потом не выдержали. Сказали: «Будем вести на русском, пусть с нами делают, что хотят».

И хотя мы знали украинский, воспринимать математику или физику на украинском было просто смешно. Русские и английские термины были просто транслитерированы на украинский.

Алина Бакланова, Симферополь, журналист

До 2014 года Симферополь находился в разрухе. Он никогда не был каким-то титулованным городом Крыма, всегда считался транзитным на пути к Черному морю. Дороги в жилых кварталах отсутствовали вовсе или были страшно разбиты. Про освещение вообще молчу.

Моя мама тогда работала в поликлинике. Ремонта там не делали с советских времен. В школах мы финансово скидывались на покупку вообще всего: от штор до парт.

К тому же вода в дома подавалась исключительно по часам: только утром и вечером, как в Донецке сейчас. Этот вопрос вообще не собирались решать. Мы с соседями выходили на митинг с требованиями дать воду. При России проблема с водой стала острой только в 2020-м, когда пересох канал.

Юрий Першиков, Феодосия, журналист

До 2014 года я занимался политикой, был депутатом Приморского поселкового совета, маленького района на территории Феодосии. А до этого работал в президентском пуле Виктора Ющенко, сделал карьеру успешного журналиста. Часто приходилось спорить с тогдашним президентом на предмет его отношения к России и русским.

В моем поселке жили в основном военные пенсионеры, старые офицеры, служившие в советское время.

У нас никто не испытывал симпатий ни к «оранжевым», ни к Партии регионов. Все понимали, что Украина все дальше движется в сторону сближения с США, что украинский проект заранее обречен.

О преследовании русских активистов

Кирилл Белов, Симферополь, чиновник Военно-гражданской администрации (ВГА)

В 2000-х годах я был членом крымского отделения всеукраинской партии «Русский блок», а в 2011 году — возглавил его. Мы нередко выдвигались на выборах в коалиции с Партией регионов. Проблемы у нашей партии и других русских организаций начались где-то в конце нулевых, когда Виктор Янукович поставил у власти в Крыму так называемую Макеевско-Енакиевскую команду.

Это были натуральные бандиты. Председателем Совета министров АР Крым тогда стал Василий Джарты, чуть позже его сменил Анатолий Могилев, который в итоге переметнулся на сторону Евромайдана. Помимо того что они подмяли под себя местный бизнес, начали последовательно зачищать политических конкурентов.

Стали появляться проблемы из ниоткуда, против нас начали работать структуры Службы безопасности Украины.

Константин Кнырик, Бахчисарай, медиаменеджер

Главный принцип украинской политической элиты и сейчас, и тогда — это принципиальная беспринципность. Виктор Янукович, а соответственно, и вся его команда, такие как премьер-министр Крыма Анатолий Могилев, были убеждены, что электорат пророссийский является исключительно их паствой.

В период, когда было целесообразно выступать в защиту русского языка, они выступали. Но параллельно они считали, что все реальные русские организации на полуострове нужно уничтожить, зачистить. Чтобы под ногами не мешались. Они создавали свои искусственные «пророссийские» организации, которым, например, ставились такие задачи: не более 50 человек на пророссийских митингах, никаких триколоров.

Когда я приезжал в 2010 году в Россию разговаривать с представителями государственных органов, на меня смотрели как на идиота. Я говорил: «Ребята, какие фестивали, какие концерты, какие вечера памяти Александра Пушкина? Там люди вооружаются, там люди в лагерях готовят силовой захват власти. Нам нужно делать альтернативу на юго-востоке точно так же». На это я получил ответ: «Ну что вы, о чем вы говорите? Ну зачем? Куда же они без нашего газа и нефти? Никуда они не денутся».

И это была, наверное, самая главная стратегическая ошибка, потому что Партия регионов противостоять оппонентам в виде националистов с силовым блоком была попросту не способна.

Сыграл свое образ успешности. Условно, молодой человек моего тогдашнего возраста, 20 лет, принимал решение участвовать в общественно-политической жизни... Если он становился украинским националистом, то он был обречен на успех. Он избирался депутатом городского совета, ему везде уважение и почет. А если он становился пророссийским активистом, то он был обречен на поход на допрос раз в неделю в СБУ и регулярные проблемы с работой, бизнесом, учебой.

Алина Бакланова, Симферополь, журналист

Лично для меня вопрос давления на пророссийские силы остается под большим сомнением. В моей семье, да и многих других, поддерживали Виктора Януковича и его партию. Люди не были инициаторами перемен, а просто хотели стабильности и нормальной жизни.

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

В 2011 году группа крымских казаков из «Таврического союза» во главе с атаманом Юрием Минихом установила на въезде в Феодосию православный поклонный крест. Василий Джарты, который в народе имел прозвище Бита, под предлогом разжигания межнациональной розни распорядился пригнать «Беркут», который избил наших активистов, а потом попросту снес этот крест. А что такое для казаков снести православный крест? Кощунство. Неужели мы не стали бы его защищать?..

Местная верхушка шла на поводу у Меджлиса (Меджлис крымско-татарского народа, запрещенная в России экстремистская организация), украинских националистов, да вообще кого угодно, кроме русских.

Для них русская идея была инструментом, а не целью. А люди голосовали не столько за них, сколько против «оранжевых». Партия регионов считалась проводником «социальной устойчивости» и стабильности, правда негативной, как оказалось на практике.

О захвате земель и межэтнических конфликтах

Алина Бакланова, Симферополь, журналист

Те немногие люди, которые говорили на украинском, переехали в Крым из других регионов еще при СССР. Моя бабушка, например, говорила в основном на суржике. Но те, кто родился в Крыму, говорили исключительно по-русски. Но конфликтов на почве языка не было вообще никогда.

Михаил Попов, Севастополь, историк

Севастополь — это город фактически моноэтнический, русский. А в Крыму население более пестрое, в том числе за счет фактора татар. Для них Россия ассоциировалась с Советским Союзом, от которого этот народ ничего хорошего не получил.

В сталинские годы произошла депортация, на момент 1991-го этот народ так и не был реабилитирован. Они начали приезжать самостоятельно уже в перестройку и после распада СССР. Реабилитацию им, собственно говоря, дала уже Российская Федерация. Формально Украина так и не восстановила крымских татар в правах. Речь о законодательных актах, согласно которым народ признается невиновным в преступлениях, которые ему приписывали.

Юрий Першиков, Феодосия, журналист

Возвращающиеся из эмиграции татары нередко практиковали самозахват муниципальных земель. Просто селились и отказывались покидать их. Естественно, это все происходило при поддержке Меджлиса, который был коррупционно связан с местными администрациями.

Казаки первыми встали на защиту русского населения, но администрация пыталась замести конфликт под ковер. И это несмотря на то, что Меджлис в период 2000-х годов стал буквально рассадником религиозного экстремизма.

Я думаю, что главной повстанческой закладкой на полуострове было движение Хизб ут-Тахрир (признано террористическим и запрещено в России).

Константин Кнырик, Бахчисарай, медиаменеджер

Я из Бахчисарая, был депутатом местного городского совета. Этот населенный пункт — место компактного проживания крымских татар. Когда я еще был совсем маленький, я наблюдал, как Меджлис пытался захватывать Успенский монастырь, как политизировались коммерческие вопросы, как проходили драки за право торговать на рынке.

Рефат Чубаров, возглавлявший это движение, был обычным политическим проходимцем, который действовал исключительно в своих интересах. Ну и, понятное дело, они торговались в Киеве с любой властью. Говорили: «Мы тут крымских татар контролируем, они будут за вас. А что вы нам?» Соответственно, дивиденды.

О событиях на Евромайдане

Михаил Попов, Севастополь, историк

Когда начались столкновения на улице Грушевского в Киеве, помню, я готовился к экзаменам по истории средневековой Европы. Нормально подготовиться не смог, потому что открыл стрим «Общественного ТВ», а там коктейли Молотова, полный ад... Мы сначала думали, что, конечно, не продавят. Потому что внутренние войска в столице, а Виктор Янукович на уступки не пойдет.

В те же дни впервые прозвучало заявление о готовящемся сепаратизме. Но не с нашей стороны, а из западных регионов. Кто-то из депутатов сказал, что, если президент не пойдет на евроинтеграцию, западные области будут вправе отделиться. Это к вопросу о том, с кого вообще начался этот распад государственности.

Когда ты, например, в России приходишь к врачу просто по записи, и тебе не нужно никому ничего «заносить». Нами это воспринималось как цивилизация. То же самое и в государственных органах. «Ничего себе, взяток платить не нужно!» А на Украине такая ситуация считалась в порядке вещей. Людей это правда бесило. Они ассоциировали Европейский союз в первую очередь с законностью и порядком, с возможностью развивать бизнес. Кто-то в России жалуется, что нельзя нормально бизнес запустить. Мол, как только он становится более-менее крупным, приходят силовики и попросту «отжимают». Так вот, на Украине такие практики касались вообще всего бизнеса без исключения.

Кирилл Белов, Симферополь, чиновник Военно-гражданской администрации (ВГА)

Мы поняли, что дело закончится кровью, когда приехали в Киев наблюдать за Евромайданом. Если в 2004 году протестующие с сочувствием относились к восточным регионам, не поддерживали гонения на русский язык и выступали только за сближение с западным миром, здесь картина была ровно противоположной.

Мы начали готовиться к худшему. Поняли, что без координации на местах нам просто не выстоять.

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

В конце осени 2013 года наша организация, окончательно убедившись в намерениях лидеров Евромайдана, первая опубликовала воззвание с требованием провести референдум о самоопределении в Крыму. На пожертвования малого бизнеса мы напечатали 10 тысяч листовок с призывом организовать всенародное голосование о разграничении полномочий с органами власти Украины. Иными словами, это особый статус.

Тогда еще никто не думал, что все закончится кризисом, но предпринимать какие-то шаги было необходимо.

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

В Крыму активизировались радикальные группировки, в том числе откровенно исламистские. На полуострове практически не было украинских националистов, украинцы исторически здесь не жили. И потому западными странами была сделана ставка именно на татарские элементы.

Мы боялись, что все закончится по аналогии с первой чеченской войной. Они надеялись, что татары станут своеобразным тараном, каким в других регионах были поклонники Бандеры. В нашем случае их завлекали созданием национальной автономии на территории всего Крыма. Это никем не скрывалось.

О происходившем в Крыму после победы Евромайдана

Сергей Юрченко, Бахчисарай, замполит бригады Вооруженных сил России

Я тогда был председателем Бахчисарайского отделения «Русской общины Крыма». После бегства Виктора Януковича мы поняли, что пути на мирное решение кризиса уже нет.

Когда из Киева на полуостров вернулись «беркутовцы», они обратились к казакам, которых было много в нашем движении, за помощью. «Беркуту» пришел приказ разоружиться, но делать этого они категорически не хотели. Боялись, что их передадут в руки толпы, как в других регионах, и что никто не сможет гарантировать безопасность их семей.

22 февраля по просьбе офицеров мы заблокировали доступ на базу «Беркута» в Симферополе. Перекрыли все КПП, оцепили территорию по периметру. Все ожидали, что из центра приедут националисты и начнется расправа. Вы помните, наверное, про «поезда дружбы» и нападение на наших соратников под Корсунь-Шевченковским? Мы эту угрозу тогда восприняли очень серьезно.

Силовики же видели, что происходило с их сослуживцами в Киеве, когда милицию просто расстреливали! Но к тому времени и мы поняли, что пора вооружаться самим.

Кирилл Белов, Симферополь, чиновник Военно-гражданской администрации (ВГА)

23 февраля в Симферополе Сергей Аксенов и Михаил Шеремет объявили о создании самообороны, куда сразу же записались более трех тысяч человек. Мы готовились дать отпор националистам и поддерживать порядок в ситуации, когда милиция фактическим самоустранилась.

Но параллельно с этим существовали и другие отряды, которые, ну, скажем так, публичностью не отличались. В первую очередь это были казаки, которые с начала 2000-х годов имели собственную структуру, способную действовать гибко и молниеносно. В первую очередь они работали в небольших городах, как, например, Феодосия. Это была неоценимая поддержка.

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

Инициатива о создании ополчения принадлежала партии «Русское единство», членом которой был Сергей Аксенов. Люди шли бесконечным потоком, записывались в роты один за другим. Восьмая, девятая и десятая роты были сформированы по признаку принадлежности к казачеству. Меня назначили командиром десятой роты.

Радикальные татарские организации собирали многотысячные митинги, требовали снести памятник Ленину в Симферополе, угрожая применить силу к милиции.

Кроме них активизировались и футбольные фанаты, которых, правда, было немного. Ультрас начали проводить первые силовые акции, показывали, что кое-кто готов защищать новую власть с оружием. Среди прочих отметился местный клуб «Таврия»: фанаты клуба нашли поддержку у единомышленников из западных областей, на протяжении всего февраля к ним прибывало подкрепление.

Михаил Попов, Севастополь, историк

В Севастополе собрался огромный митинг. По ощущениям, было 30-40 тысяч человек, примерно 10 процентов населения города. Мои родители были там. Люди вышли на площадь, чтоб народным сходом отстранить городского главу, назначенного в Киеве. Тогда же избрали народным мэром Алексея Чалого.

Тогда же я увидел первые блокпосты самообороны. Все ведь началось с Севастополя и Керчи. Потом подтянулись другие города.

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

24 февраля мне позвонил Андрей Никифоров, мой коллега по университету, и предложил встретиться для серьезного разговора. Многие ученые, деятели культуры и представители, так скажем, интеллигенции тогда хотели сказать свое слово. Так родилось известное «обращение 15-ти» к Владимиру Константинову, председателю Верховного Совета.

В те дни руководство республики сильно колебалась. До конца не было понятно, чем это все обернется.

Вторым пунктом мы требовали объявить Верховный Совет единственным легитимным органом власти, подчинить ему все исполнительные и административные структуры, войсковые соединения.

И главное, объявить о подготовке к проведению референдума о самоопределении Крыма и Севастополя. Замечу, что тогда на полуостров еще не вошли российские войска, а ситуация усугублялась с каждым днем.

25 февраля мы зачитали это обращение на площади. Владимир Константинов сначала занял нерешительную позицию, но в итоге пообещал рассмотреть это обращение на следующий день во время планировавшейся внеочередной сессии Верховного Совета. Правда, в итоге она так и не состоялась.

О политическом и силовом противостоянии

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

26 февраля напротив здания Верховного Совета было запланировано проведение сразу двух публичных акций. Одну собирали мы, другую — Меджлис во главе с Рефатом Чубаровым. Наш митинг должен был начаться в полдень, но радикалы подтянулись раньше. Сотни людей с красно-черными и татарскими флагами пришли вооруженными ножами, черенками от лопат, арматурой...

Поначалу они не предпринимали активных действий, ждали команды. Но вскоре начались первые столкновения.

Милиция, которая стояла между нами, оказалась очень быстро сплющена. Кордон, охранявший здание, еле сдерживал натиск. Вскоре в нас полетели камни и бутылки, наполненные порошком с битым стеклом. При попадании в глаза он моментально травмировал сетчатку и ослеплял.

Нас попытались вытеснить с площади. В ход пошел самодельный газ. Это были вовсе не обычные перцовки. В один момент я почувствовал, что выдохнул и больше не могу вздохнуть. Как рыба бился, еле держась на ногах, а грудные мышцы просто не слушались. Легкие отказывали. Кто-то оттащил меня из толпы и повел к скорой. Врачи дали нашатырь, я немного пришел в чувство.

Михаил Попов, Севастополь, историк

Девушка уговаривала меня не ходить на митинг, но я, очевидно, оказался там. Когда началась давка, я стал отходить от здания Верховного Совета в сторону Главпочтамта.

В этот момент передо мной затормозили несколько маршруток, и оттуда десятками стали выгружаться татары с голубыми и черно-красными флагами. Они начали идти в сторону Верховного Совета и кричать: «Аллаху Акбар!» Думаю: «Ни хрена себе!»

Юрий Першиков, Феодосия, журналист

Сторонники Евромайдана продавили наших и ворвались в здание Верховного Совета. Мы до последнего пытались держать оборону. Милиция, охранявшая двери, была буквально смята. Протестующие рассчитывали принудить депутатов проголосовать, как нужно новой власти Украине, но в здании никого не оказалось. Кто-то сумел вывести наших представителей через черный ход.

О том, как российских военных встречали в Крыму

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

Рано утром 27 февраля раздался звонок. Знакомый голос в трубке кричал: «Нас захватили!» Кто? Как? Я подумал о худшем и помчался к зданию Верховного Совета.

Первое, что бросилось в глаза, это практически полное отсутствие оцепления. Я бросился ко входу и прямо из темноты услышал команду: «Стой! Руки вверх! Кто ты такой?» — спросил меня низкий мужской голос. От неожиданности я выпалил: «Казачий атаман, отец пятерых детей». «Что тебе нужно, отец?» — мягко проговорил незнакомец и вышел на свет.

На нем были зеленая форма и балаклава, только глаза были видны.

Не опуская рук, я развернулся и дошел до середины площади. Развернулся и увидел невероятное, эта картина отпечаталась у меня в памяти навсегда. Я увидел русский триколор! Огромное развевающееся полотно моего государства, моей страны. Для меня это было таким восхищением... Самое потаенное желание, которое я лелеял последние 25 лет.

В этот момент я все понял. И рязанский акцент незнакомца, и зеленую форму, и почему казаков распустили по домам...

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

По сути дела присутствие войск погасило уже вспыхнувший межэтнический конфликт. Меджлисовцы вместе с прибывшими из Киева радикалами готовились к провокациям, они не собирались останавливаться после побоища у Верховного Совета.

Однако и крымские пророссийские организации, прежде всего казачество, не собирались оставлять эту провокацию без ответа. И с учетом явного численного превосходства над меджисовцами им было бы несдобровать. Хотя с учетом турецкой поддержки меджлиса замес был бы страшный.

Но 27 февраля, когда армия появилась на полуострове, председатель Меджлиса Рефат Чубаров объявил в соцсетях, что все запланированные ими акции отменяются.

По сути, вежливые люди не только предотвратили глубокий межнациональный и внешнеполитический вооруженный конфликт в Крыму, но и спасли крымских татар, которых тогда беззастенчиво подставлял под удар Меджлис.

О разоружении украинских воинских частей

Сергей Юрченко, Бахчисарай, замполит бригады ВС России

Я лично принимал участие в разоружении двух воинских частей. Одна была в Бахчисарае, там все прошло гладко. За одну ночь с казаками смогли разоружить. Ночью перебрались через забор, заблокировали оружейную комнату, КПП и дежурную часть. Сопротивляться было уже некому, и мы быстро договорились.

Со второй вышло гораздо сложнее. Это был инженерно-саперный полк, большинство офицеров которого были родом из Каменец-Подольского. Они ждали нас, готовились с оружием оборонять часть. Перекрыли КПП, выстроили баррикады, пригнали БРДМ, выставили солдат и пригрозили стрелять.

А я тогда был депутатом городского совета, как-никак представитель власти. Надо было снять это напряжение.

Так получилось, что со мной на этом мероприятии присутствовал мой пятилетний сын Витя. Я взял его за руку, сказал «не бойся» и уверенно пошел прямо к проходной. Навстречу нам вышли солдаты с оружием. Спросили, что нам нужно? Я ответил: «Мы мирные люди. Давайте начнем переговоры. Мы вам не враги». Это возымело эффект.

Военные взяли час на раздумье, а затем нехотя согласились. Выдвинули условие, что на встречу должен прийти представитель Совета министров. Я позвонил Сергею Аксенову, и вскоре команда была собрана. Нас зашло три человека, если не считать сына.

К тому же мы гарантировали, что желающим остаться будут сохранены звания, должности и льготы по выслуге. Это стало решающим аргументом.

В конце концов пожелавшие уехать выдвинули несколько требований. Первое, попросили безопасный коридор на материк для желающих уехать. Второе, потребовали, чтоб колонна выходила исключительно при оружии. Я сказал им: «Мы, самооборона, готовы гарантировать вам безопасность. Мы не хотим крови и не допустим бойни. Но позволить уйти с оружием не можем».

Выхода у них не было.

Константин Кнырик, Бахчисарай, медиаменеджер

Помню, в разгар событий мне позвонили военнослужащие ремонтной бригады в Джанкое. Сказали: «Почему других разоружают, а про нас забыли?» Действительно, про них просто никто не вспомнил. Ну мы направили в часть своих представителей, и они с радостью разошлись по домам.

Другой случай, когда вышли на связь военные одной из воинских частей в Симферополе. Говорят: «Вчера из Киева пришел приказ занять оборону в одном из административных зданий. Мы не хотим крови. Привезите, пожалуйста, сюда своих активистов. Мы доложим, что нас заблокировали и сложим оружие».

Я не шучу. Там парней осталось восемь человек всего. Сообщил казакам, и через час там уже дежурили наши сторонники. Перегородили машинами ворота. Солдаты сфотографировали все это, а после с облегчением разошлись.

Вадим Иловченко, Симферополь, атаман Крымского казачьего округа Черноморского казачьего войска

В большинстве случаев все проходило мирно. Впервые кровь пролилась 18 марта, уже после референдума. Мы пытались взять под контроль картографическую часть в Симферополе, но командир сопротивлялся. Не хотел верить, что Вооруженные силы Украины массово покидают Крым.

Уговаривали мы этого полковника долго, без применения физической силы. И в тот момент, когда у него практически случился моральный надлом, началась стрельба. Внезапно по нам открыл огонь снайпер, прятавшийся неподалеку. Сначала застрелил украинского прапорщика, а потом бойца нашего отряда.

С нами тогда был Игорь Стрелков, только благодаря его вмешательству и реакции и мы, и украинские военные не начали стрелять. Он сразу понял, что атаковали со стороны, и отправил нас искать убийцу. В итоге мы нашли только лежку, варежки со следами пороха и сухпай. Было понятно, что действовал профессионал.

Но поймать мы его так и не смогли. До сих пор неизвестно, кто это был. Полковника мы, конечно, после этого арестовали. А двух погибших хоронили всем городом, как и убитых во время Евромайдана силовиков. Проститься пришли сотни людей.

О ситуации в преддверии голосования

Алина Бакланова, Симферополь, журналист

Я была подростком и не могла судить, сколько в процентном соотношении жителей выступало против России. Помню, в городе была гимназия, построенная на деньги украинского руководства, туда ходили очень крутые дети. Гимназия по сути была подарена городу премьер-министром Николаем Азаровым.

Юрий Першиков, Феодосия, журналист

На референдум шли массово, мы мечтали об этом всю жизнь. Естественно, мы как пророссийские активисты тогда задействовали вообще все возможные ресурсы, чтобы убедить крымчан поддержать единение.

То есть сработала отлаженная годами организация. Мы, например, снимали репортажи разоружения военных частей и крутили их по местному телевидению. Это возымело очень серьезный эффект в общественном сознании.

Константин Кнырик, Бахчисарай, медиаменеджер

Крым всегда был абсолютно пророссийским регионом, потому поддержка референдума вообще не вызывала сомнений. Люди массово выходили на акции в поддержку этого голосования.

О переходе сторонников Виктора Януковича на сторону Евромайдана

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

Понимаете, Партия регионов в большинстве своем — это люди без идеологических позиций. У философа Льва Гумилева были «люди длинной воли», а этих и подобных им я называю — «люди текущей выгоды». Анатолий Могилев и часть его команды попросту решили, что ничего хорошего с Россией у него не получится.

В Киеве остался депутат от Партии регионов Александр Черноморов, получивший этот статус по протекции нынешнего сенатора от Крыма Сергея Цекова, а тогда близкого к Виктору Януковичу человека.

А другая часть, такие же функционеры, у кого ресурсы находились в Крыму, просто присягнули России от безвыходности. Раньше они были самыми ярыми сторонниками единой Украины.

Например, нынешняя глава Ялтинской городской администрации Янина Павленко в конце февраля опубликовала статью в газете Верховного Совета Крыма, где призвала, по сути, признать государственный переворот на Украине.

К сожалению, Россия и сейчас нередко работает с людьми «понятными», но безыдейными. Все до банальности пошло.

Об итогах референдума

Михаил Попов, Севастополь, историк

Для меня не было очевидно, что мы войдем в состав России.

Сергей Юрченко, Бахчисарай, замполит бригады Вооруженных сил России

В апреле у меня был день рождения. Помню, как мы пили и радовались за Крым! А на следующий день я решил съездить к родителям в Запорожскую область. Но неподалеку от Чонгара меня задержали украинские спецслужбы. Сказали, что я совершил государственную измену, схватили и отправили в тюрьму.

Сидел я в камере для пожизненно заключенных, что вообще запрещено. Местные зэки сказали, что я первый политический, который попал к ним в застенки, и даже поддержали меня. На допросах били сильно, но слава богу, не стали пытать. Тогда они еще были в растерянности, боялись последствий, наверное. Сейчас бы, видимо, сразу расстреляли.

Я тогда сразу решил, что сидеть в плену долго не стану. Начал готовить план побега, но реализовать не успел. На суде адвокат передал мне ксерокопию моего российского паспорта, который был готов всего как несколько дней. Я заявил, что теперь являюсь гражданином России и не признаю на собой юрисдикции украинского суда.

Анатолий Филатов, председатель Крымской республиканской организации «Таврический союз», доцент Крымского федерального университета (КФУ)

В плане качества жизни и комфорта социальной среды все стало не просто лучше, а гораздо лучше! Это явное достижение российских властей. Мы видим это своими глазами. Та же трасса «Таврида», прекрасный мост, великолепный аэропорт, спортивные сооружения, детские площадки, обустройство улиц в города и селах… Нельзя никакие сравнения проводить с Украиной — как нельзя сравнивать лошадь со свиньей.

Но что касается управленческой политики, есть вопросы. Это все касается работы лиц, которых мы обсуждали. Люди до сих пор сталкиваются с беспределом чиновничества, происходят рейдерские захваты земли или крышуются захваты, которые были совершены еще при Украине...

Юрий Першиков, Феодосия, журналист

Россия продемонстрировала русским свою политическую решимость. При прочих равных Крым мог остаться независимым государством, но была проявлена политическая воля.