Как Михаил Шемякин встретился с Владимиром Высоцким - и они сразу стали друзьями

Их знакомство произошло в шикарном особняке на улице Гренель, где жила Татьяна Полякова - родная сестра Марины Влади. Татьяну в Париже знали под именем Одиль Версуа, она, как и Марина, много снималась в кино, играла в театре, а ее мужем был богатый итальянский аристократ.

Этот дом тогда приютил Михаила Барышникова, выдающегося русского танцора, бежавшего на Запад, он-то и позвал однажды Шемякина на вечеринку, пообещав познакомить с одним интересным гостем из Москвы. Этим гостем оказался Высоцкий.

До поздней ночи на рю Гренель звучали песни, которые уже тогда стали популярными у нас в Союзе, а теперь переворачивали души слушателей на берегу Сены. Уже под утро Шемякин и Высоцкий вместе вышли из особняка, а затем долго бродили по бульварам и набережным Парижа. И говорили, говорили... Дружба, как впоследствии вспоминал художник, состоялась сразу и безоговорочно.

Шемякин: "Было ощущение, что мы давным-давно знаем друг друга, но только очень долго были в разлуке".

Спустя шесть лет их разлучила только смерть поэта.

***

Как известно, настоящая дружба - это улица с двусторонним движением. Это работа, где каждый несет равную долю ответственности и забот. Только такая дружба обречена на долгое существование и счастье. В истории отношений Высоцкий - Шемякин все было именно так.

Пятьдесят лет назад случай свел на рю Гренель двух вполне состоявшихся людей, у каждого из которых был большой талант, а в придачу к нему своевольный и независимый характер. Плюс некая генетическая предрасположенность: и у Михаила, и у Володи отцы - фронтовики, прошедшие всю войну офицеры, оба служили после победы на территории Германии, а мальчишки выросли в коммуналках, только первый в Ленинграде, а второй в Москве.

Еще, наверное, эта дружба состоялась потому, что хотя и работали они в разных сферах, но по стилю были похожи: резкие, бескомпромиссные, и в песнях, и в картинах - на грани фола, "на разрыв аорты". А уж когда сблизились, стали откровенно беседовать, то и вовсе выяснилось: родственные души.

Поэт посвятил художнику с десяток песен и стихотворений. В сохранившихся письмах он называл Михаила своим самым сокровенным другом. Вот из письма за 1975 год: "Мне бы надо занять немного твоей "маниакальности" и дотошности. Я даже завидую, как ты последователен". И дальше: "Слушаю твои пластинки, гляжу твои книги, прикуриваю от твоей зажигалки. Так что тебя, Мишка, у меня много. Рад, что встретились мы и продолжаем это. У меня друзей мало, и к ним стоит съездить хотя бы раз в год. Ты не можешь - значит, я - к тебе".

И приезжая в Париж, первым делом мчался к своему закадычному приятелю.

В других письмах признавался: Шемякину обязан своими лучшими стихами: "Купола", "Конец охоты на волков", "Я был и слаб, и уязвим"...

Михаил, который сразу понял масштаб таланта Высоцкого, очень скоро снял за свои деньги студию звукозаписи и уговорил Володю в ходе его визитов в Париж записывать песни на профессиональной аппаратуре. Никто тогда представить не мог, что коммунизм когда-нибудь кончится и эти песни будут звучать с экранов и по радио. Но Шемякину уже в ту пору казалось важным сохранить их для потомков. Сохранил.

Еще он просвещал своего нового друга во всем том, что касалось изобразительного искусства, знакомил его с трудами запрещенных в России русских философов, лучшими образцами классической мировой литературы и поэзии.

***

Во время своих приездов к Шемякину в его замок Шамуссо вблизи Парижа и наших долгих разговоров - о жизни, искусстве, политике - я, конечно же, не раз расспрашивал художника о Высоцком. Не обходили мы при этом самые деликатные темы. Однажды напомнил случай, когда в одном центровом парижском ресторане друзья во время пьяного загула устроили стрельбу из пистолета в потолок. Очевидцы рассказывали, что случившийся там режиссер Юрий Любимов от страха забился под стол. Миша отпираться не стал:

- Тот загул Володя потом описал в своей песне "Французские бесы". А виновницей срыва тогда стала Марина, она просто-напросто выставила мужа за дверь с двумя чемоданами. Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, но здесь важно отметить вот что: за исключением этого случая, мы никогда не отправлялись в загул вместе. Я слишком его ценил, чтобы вот так рисковать своим другом.

Правда состоит в том, что в те годы мы оба болели той страшной "национальной русской болезнью". И оба от этого жутко страдали. Мы пытались лечиться, девять раз "зашивались" в Париже у одного и того же хирурга. Володя иногда по возвращению домой расковыривал свой "подсолнух" - это когда по кругу вшивается двенадцать ампул и у тебя на животе образуется вздутие величиной с кулак. Кстати, теперь подобные операции во Франции запрещены. Однажды обращались за помощью к тибетскому монаху. Не помог...

...В другой раз я у Шемякина спросил, насколько совпадает реальный образ Высоцкого с тем, что последние годы рассказывали о нем - в кино, в газетных и журнальных статьях?

- Я не могу комментировать всех авторов и их подходы. Но нелепиц на свет божий вытащено много. Как и много появилось лиц, утверждавших, что они были закадычными приятелями Володи.

Высоцкий прежде всего - это крупная творческая личность. За свою короткую жизнь - а он, напомню, умер в сорок два года - создал столько ярких образов и в кино, и в театре, написал много сложнейших стихотворений. Пробовал себя в прозе. Его признал нобелевский лауреат Иосиф Бродский. Для Володи это имело колоссальное значение.

Он приехал из Америки, где познакомился с Бродским, совершенно окрыленный, потому что у него прежде было что-то вроде комплекса неполноценности, который ему навязали известные поэты, и в частности Женя Евтушенко. И не только он. Андрей Вознесенский - тоже. Володя мне рассказывал, как однажды к нему в квартиру на Малой Грузинской пришли цыгане из театра "Ромэн", с которыми Высоцкий очень дружил. И он для них исполнил "Баньку по-черному" и "Баньку по-белому". Вещи, уникальные по напряжению. У гостей, как вспоминал Володя, слезы выступили на глазах во время исполнения.

"Я чувствую, - вспоминал Высоцкий, - вот-вот цыгане бросятся меня обнимать. Я закончил, и воцарилось такое торжественное молчание, какое бывает, когда люди ошеломлены. И тут поднимается с кресла Вознесенский, пересекает по диагонали комнату, подходит ко мне. Я встал, гитару отложил. Он кладет руки мне на плечи и говорит громко, чтобы все слышали: старик, растешь. И все".

Евтушенко мне не раз говорил, что это именно он "устроил счастье Володе с Мариной", что он их познакомил. Однажды я у Высоцкого спрашиваю: это правда? Володька буквально зеленеет от злости и говорит: "Да, я уж не забуду этого никогда. Дело было в Москве, я там пел в одной компании. Меня предупредили: будет Марина Влади. И действительно, в перерыве Евтух меня знакомит: Мариночка, я тебе обещал представить хорошего русского парня, вот познакомься, это он, Володя Высоцкий, на сцене-то выглядит солидно, а посмотришь на него вблизи - такой маленький, плюгавенький. Я покрылся пятнами. Стою перед своим идеалом, а он меня при ней размазывает. Вот так он меня "познакомил".

Однажды, когда в очередной раз он затеял такой разговор, я Володе сказал: "Ты для меня и для многих - чистопородный гений, без примесей, а они, хоть и большие мастера, но с кусочками говна". Он согласился: "Это верно, Мишка".

...В другой раз я спросил Шемякина, не жалеет ли он о том, что столько времени было потрачено впустую из-за этих пьяных кутежей? Он ответил не раздумывая:

- Нет, я не жалею. Потому что и у Володи, и у меня было много поводов для того, чтобы крепко выпить. Высоцкому в этом смысле было сложнее, его на каждом шагу караулили поклонники. А я хватался за бутылку из-за чудовищных нагрузок по работе. Я не компанейский человек. Пил по старинке, то есть заваливался к цыганам в знаменитый парижский кабак "Царевич", а там закон такой - "с Дона выдачи нет", поэтому пропадал на неделю от всех.

- В ваших разговорах возникала тема эмиграции? Высоцкий никогда не говорил о том, что хочет покинуть родину?

- На судьбе Галича и других эмигрантов Володя понимал, что уехать не может, потому что на Западе он никому, кроме Марины, не нужен. Он же был в Париже, когда там умер Галич.

...Шемякин сумел избавиться от своей болезни, в 1994 году он выпил последнюю рюмку, и с тех пор никакого алкоголя. Высоцкий не смог. Да еще и усугубил дело тем, что подсел на наркотики. Незадолго до своего ухода из жизни поэт написал художнику письмо, которое можно считать прощальным. Шемякин рассказывал:

- Я люблю сохранять всякие бумажки, привезенные из путешествий по миру. Володя как-то зашел ко мне на квартиру, взял со стола бланк калифорнийского отеля La Valencia и написал на нем такие строки:

...Шемякин сумел избавиться от своей болезни, в 1994 году он выпил последнюю рюмку, и с тех пор никакого алкоголя. Высоцкий не смог. Да еще и усугубил дело тем, что подсел на наркотики. Незадолго до своего ухода из жизни поэт написал художнику письмо, которое можно считать прощальным. Шемякин рассказывал:

-Как зайдешь в бистро- столовку,

По пивку ударишь -

Вспоминай всегда про Вовку:

Где, мол, друг-товарищ?

...

Мишка! Милый! Брат мой Мишка!

Разрази нас гром!

Поживем еще, братишка!

По жи вьем!

Po gi viom.

Потом, когда он уже умер, я приехал домой, стал разбирать стол и вдруг смотрю - знакомый почерк. Глазам не верю, выходит, он заранее со мной попрощался... Не вышло пожить еще.

***

Вот ведь что еще интересно. Спустя несколько лет Высоцкий напомнил о себе Шемякину неожиданным образом. К художнику пришла рыжая американка Сара де Кей с просьбой об интервью телевизионщикам, которые делали фильм о поэте. Сара изучала в университете русский язык и русскую литературу, вот ее и попросили быть посредником. С тех пор они вместе, и сейчас даже трудно себе представить Шемякина без этой тихой, но сильной женщины, которая ведет все его финансовые, хозяйственные, домашние дела, редактирует книги, отвечает на телефонные звонки, первой рецензирует работы художника.

Также можно считать мистикой вот что. Когда я сел за работу над этой статьей, Миша, не ведая о моих делах, прислал из Франции смс, и там была ссылка. Открыл ее: из телефона зазвучал знакомый голос Владимира Высоцкого: "Эта песня посвящена одному странному такому загулу, который произошел не так давно и, надеюсь, больше не повторится, посвящена другу моему Михаилу Шемякину".

Дальше песня пошла, те самые "Французские бесы":

Открытые двери больниц, жандармерий,

предельно натянута нить.

Французские бесы большие балбесы,

но тоже умеют кружить...

В шемякинской мастерской на самом видном месте - гитара Высоцкого. Никто на ней не играет, но песни - те самые, из 70-х годов, неслышимо звучат. Всегда звучат.