Партизаны Парижа: русские в тылу у Гитлера

История русского, российского и советского Сопротивления в тылу Третьего рейха началась просто — с упорства. Летом 1940 года рядовой французской армии Борис Владимирович Вильде бежал из немецкого плена в Париж. Город, сданный генералом Вейганом, уже занимали гитлеровцы, а маршал Петен, начальник Вейгана, сформировал правительство коллаборационистов. Воинская дисциплина предписывала сложить оружие. Но Вильде не подчинился — ушел на дно, участвовал в антинацистском подполье, создал ячейку, был пойман нацистами и погиб в 1942 году. Его место заняли другие: православная ячейка "Комитета (улицы) Лурмель" и "Центральный комитет советских военнопленных". К завершению войны в Сопротивлении на Западе участвовали десятки тысяч выходцев из нашей страны. Как сложились их судьбы?

Партизаны Парижа: русские в тылу у Гитлера
© ТАСС

Следы ведут в типографию

Ячейка, созданная усилиями Бориса Вильде, получила название "имени Музея человека". Сын белого эмигранта, уроженец Петербурга, Вильде трудился в этом музее, где свел дружбу с французом Полем Риве и выходцами из России — Анатолием Левицким и Владимиром Фельдманом, первым переводчиком книг Николая Островского на французский язык. Работа сотрудников музея — профессиональных антропологов — и в мирное время перекликалась с издательской. В военное время они наладили печать нелегальной газеты, в первом же выпуске которой сообщалось: "Генерал де Голль призвал нас сопротивляться. Сопротивляться — это значит не опускать руки. Самое главное: пусть борьба продолжается!".

Сопротивление вышло за пределы агитации, когда немцы стали размещать свои войска во Франции. Страну разделили надвое, оставив коллаборационистам Петена только южную половину с центром в Виши. Находившийся на севере Вильде собирал данные о местоположении и численности частей оккупантов и вместе с Левицким участвовал в судьбе первых нелегалов — бежавших из лагерей пленных. В гестапо следили не только за беглецами, но и за теми, кто помогал бежать. В марте 1941 года группу накрыла облава, за которой последовала бессудная казнь. Избежать ее удалось только женщине — помощнице Вильде Деборе Лифшиц, уроженке Харькова, — но ненадолго: она погибла в Аушвице.

Ячейка улицы Лурмель, созданная православной монахиней Марией Скобцовой, продержалась значительно дольше — до 1943 года. В мирное время — благотворительная организация, помогавшая нищим, в войну она сосредоточилась на беглых, к которым приравнивались и евреи. Пользуясь правами духовенства, клирики печатали фальшивые документы о крещении, помогавшие иудеям избежать преследования, а также прятали еврейских детей у себя. Когда нацисты ворвались в подполье, суд их был скоротечен: мать Марию отправили в концлагерь, где она скончалась незадолго до завершения войны.

Нацисты пробовали извлечь выгоду из того, что многие схваченные ими были уроженцами дальнего зарубежья. Коллаборационистская печать изображала сопротивление как движение чужаков, состоящее из беглецов и пленных. В 1940–1941 годах действительно могло создаться впечатление, что они задавали тон. Пока еще немногочисленные партизанские отряды формировались бойцами, прошедшими испанскую гражданскую войну, — местными коммунистами, а также поляками, сербами, евреями, армянами. Многие из них находились на территории страны нелегально, тогда как готовые воевать французы, напротив, уезжали в Великобританию к генералу де Голлю. Безучастное отношение большинства к коллаборационизму изменилось к концу 1942 года, когда поражения нацистов на Восточном фронте заставили их привлечь французов к принудительным работам. К этому времени — и на куда худших условиях — во Франции уже трудились советские военнопленные. Их постоянное бегство из лагерей подпитывало интернациональное партизанское движение, формировавшееся на глазах.

Партизанское счастье

Отправляя советских военнопленных дальше на Запад, нацисты решали задачу, которую перед ними ставила сама война. Начиная с 1942 года Москва просила союзников об открытии второго фронта, но получала лишь обещания без гарантий. Возможно, это заставляло недоумевать и гитлеровцев. С 1942-го по распоряжению фюрера они стали готовиться сами: приступили к сооружению "Атлантической стены" из бетона вдоль французской береговой линии, чтобы предотвратить возможную высадку с моря. На месте строительства поселили тысячи подневольных рабочих, включая русских, вынужденных трудиться на врага.

Бегство советских пленных из лагерей было повсеместным. Но предоставленные сами себе в лесах бойцы гибли, если обессиленным не приходили на помощь местные жители, обычно связанные с ячейками Сопротивления. Так устанавливалась долговременная связь, но при этом менялось и содержание борьбы. Сосредоточенные на спасении жертв первые организации Сопротивления постепенно уступали место новым, состоявшим из тех, кто был готов сражаться с гитлеровцами с оружием в руках. Вместе с этим налаживались поставки оружия, шедшего от союзников из-за рубежа.

В 1943-м ячейка сопротивления "Союз русских патриотов", одна из исторически первых, помогла сформировать организацию граждан СССР — "ЦК советских военнопленных". Та насчитывала сотни бойцов во главе с полноценным ЦК из трех человек и неформальным лидером — лейтенантом Марком Слободинским, бежавшим из концлагеря пленным 1941 года. Слободинский и его группа поддерживали тактику малых отрядов, действовавших врассыпную, которых насчитывалось до 20: они перерезали телефонные кабеля, спускали с рельсов локомотивы и атаковали инфраструктуру вермахта — известно о сотнях убитых немцев. Нацисты отчаянно охотились за Слободинским (и тщетно), но долгое время не подозревали, что самый опасный враг находился у них на самом виду.

Укол гвоздем?

Герой СССР Василий Порик — уникальная фигура в истории Сопротивления: единственный сражавшийся во Франции военный, получивший высшую награду у себя на родине. Как и Слободинский, в 1941 году Порик попал в плен, но бежать долгое время не собирался: немцы повысили его до охранника лагеря, предоставив свободу действий в нем и за его пределами. Пользуясь этим, Порик повел двойную игру, организуя побеги пленных. А по одной из версий, и более того — планируя и осуществляя диверсии против врага прямо и непосредственно с территории лагеря. 

Когда гестапо в первый раз вышло на след Порика, ему удалось спастись, договорившись с дружественным партизанским отрядом о координированной атаке на лагерь. Вышедший на свободу Порик с этого времени стал во главе собственного отряда. Самая драматическая сцена в его непримиримой борьбе с нацистами развернулась после второго пленения в тюрьме города Аррас. Оставленный наедине со своим охранником и сам раненый, Порик смог ранить его гвоздем (по другой версии — заколоть штыком) и вырваться на свободу. Схваченному еще раз партизану уже не оставили шанса: он был расстрелян нацистами в 1944 году.

В том же самом году другие советские партизаны вошли в Париж. Известно о шести группах, участвовавших в боях за город, и двух значимых эпизодах сражения: обороне моста Анье, позволившей задержать немецкие танки на сутки, и взятии советского посольства отрядом бойцов-партизан во главе со Львом Савинковым. 26 августа 1944 года парад освободителей города состоялся на Елисейских полях. Советскому отряду партизан отвели на нем отдельное место, и красное знамя он нес под ликующие возгласы парижан.

Мадам музыка

Песня, которая тогда же гремела во французской столице, имела прямое отношение к России. Это была "Партизанская песня". В 1943 году ее написала эмигрантка из Петербурга Анна Бетулинская (Анн Марли) под впечатлением от мелодии "По долинам и по взгорьям". Первоначально композиция исполнялась по-русски, но пришлась по душе одному из сподвижников де Голля Эмманюэлю д’Астье де ля Вижери, и тот попросил писателя Мориса Дрюона, по происхождению связанного с Россией, перевести текст на французский. В главной организации сопротивления — "Сражающейся Франции" в Лондоне, "Партизанскую песню" приравняли к гимну. В 1945 году по признанию она уступала только национальному гимну республики, "Марсельезе".

Во время майского парада 1945 года "Песня партизан" воплощала в себе саму победу, а Марли превратилась в общенациональную знаменитость. Другую ее композицию взяла в свой репертуар Эдит Пиаф, а генерал де Голль направил русской эмигрантке приветственное послание со словами: "Вы сделали из своего таланта оружие для Франции". Позже Марли покинула Европу, найдя семейное счастье с эмигрантом в Бразилию Юрием Смирновым. Сложись история иначе, их встреча могла бы состояться в России, ведь оба они появились на свет на улице Шпалерной в Санкт-Петербурге незадолго до революции 1917 года.

Историческое, но кратковременное сближение Франции и СССР в середине 1960-х предоставило повод вспомнить о русских героях Сопротивления. Василий Порик посмертно получил звезду Героя, а де Голль, посетивший с визитом СССР, сделал его частью встречу с участницей партизанского отряда во Франции Надеждой Лисовец. Эпоха холодной войны опустила занавес равнодушия над русским участием в освобождении Франции. Сегодня во французской историографии эта тема признается плохо изученной. Тем не менее памятники русским героям есть в Пятой республике: в честь Порика названы сквер и улица в коммуне Грене, а в другой коммуне, Тиле, поставлен памятник советскому партизанскому отряду "Родина".

Игорь Гашков