В Центре Beton - советская фотография 1920-1930-х

Центр Betón представил свою богатую коллекцию советской фотографии 1920-1930-х годов. Представил - по алфавиту. Начинается проект с работ Марка Альперта и Николая Андреева и заканчивается фотографиями Абрама Штеренберга, Леонида Шокина, Аркадия Шайхета. Если не ошибаюсь, буква "ш" тут по естественным причинам оказалась последней буквой алфавита. Собственно, выставка так и называется "Алфавит". Куратор Алексей Логинов, подчеркивает, что все работы на выставке - оригинальной печати именно 1920-1930-х годов.

В Центре Beton - советская фотография 1920-1930-х
© Российская Газета

Алфавитный подход отсылает как к логике списка в классном журнале, так и к разговору Маяковского с Пушкиным. Помните, в "Юбилейном"?

"После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пе, а я на эМ. Кто меж нами? С кем велите знаться? Чересчур страна моя поэтами нища. Между нами - вот беда - подзатесался Надсон. Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!".

Алфавит выглядит тем ранжиром, который смертные не могут изменить. Разве что это удастся тем, о которых по-свойски говорит Маяковский, избегая все же называть их, словно черта - ночью. Тем, кто Надсона из алфавита поэзии могут аккуратно отправить в дальний угол, ну, или в конец списка. Тем не менее, алфавит тут - синоним объективности, беспристрастности вечности.

"Алфавит" в Центре Betón демонстрирует, что, во-первых, фотографами страна моя и во времена Владимира Владимировича Маяковского не нища. Во-вторых, что подход к оригинальному отпечатку как к уникальному произведению - работает во многих случаях. По крайней мере, когда дело доходит до аукционов и продаж. И тут Вальтер Беньямин с его идеей исчезновения ауры искусства в эпоху его технической воспроизводимости задумчиво курит в сторонке.

К слову, многие фотографы на выставке, особенно те, кто рассматривал фотографию как род художественного занятия, куратора проекта с энтузиазмом бы поддержали. Автопортрет Николая Свищова-Паола, напечатанный в технике бромойля, нужно, разумеется, смотреть в оригинале: легендарный мастер тут соревнуется с живописными психологическими портретами. Идея уникального отпечатка близка и мастеру русского пейзажа Николаю Андрееву, чье наследие недавно представляла Третьяковская галерея, и пикториалисту Василию Улитину с его фото паутинки и тихими пейзажами… Леонид Шокин, снимавший и бабу с коромыслом, балансирующую с ведрами на снежном склоне, и грузчиков в Кимрах, явно интересовался народными типами и жанровыми сценкам в духе передвижников… Фотограмму Александра Хлебникова, превратившего портрет шарфа в текучий образ "реки", тоже лучше смотреть "живьем". В конце концов тайная жизнь вещей, которую так любили сюрреалисты и сказочники, без ауры не обходится. Наконец, раскрашенные отпечатки, столь популярные еще в конце XIX века, и в 1930-е годы не спешат сойти со сцены. Портрет актрисы Ольги Андровской в роли Сюзанны в "Женитьбе Фигаро", сделанный С.Брансбургом с 1932 году, - тому свидетельство.

Правда, алфавит - ранжир, который историю выводит за скобки. С этой точки зрения, идея прибегнуть к логике алфавита при подготовке выставке, посвященной бурному историческому периоду, похожа на ход конем. Или - на род обходного маневра, позволяющего вывести историю за скобки и представить ее "в лицах". Правда, представление "в лицах" подразумевает рассказ о фотографах. На выставке нет и кратких справок. И это, как сказал Алексей Логинов, принципиально: "Мы не хотели повторяться. Все информация есть в интернете. Каждый может найти сам". Про возможность qr-кодов с отсылкой на информацию, спрашивать было неловко. Кроме того, не о каждом фотографе, представленном на выставке, так уж много информации. К примеру, хотелось бы узнать побольше про Саула Львовича Брансбурга, который фотографировал Карсавину, русские сезоны в Париже. Но даже даты жизни найти в интернете непросто, не говоря уж о прочих деталях биографии.

Алфавит тут - синоним объективности, беспристрастности вечности

Впрочем, историческая "рама" на выставке обозначена советскими журналами - от "Фотографа" и "Советского фото" до "Огонька" и "СССР на стройке". Они указывают на контекст, в котором фотографии предстояло сыграть роль визуального "алфавита" советской власти. А огромное фото 1937 года усатого вождя со штампом для типографии "Изготовление печатной формы разрешается. На цензуру представить пробу", доказывает, что Беньямин все же был прав. И миллионные тиражи отретушированного образа в эпоху технической воспроизводимости вполне сносная замена ауре.

Журналы и портрет для плакатов напоминают, что вопрос об искусстве фотографии и вечности выглядел в 1920-х годах отнюдь не академическим.

В 1920-1930-е годы фотографы старой школы, которые ценили именно качество отпечатка, съемки и предпочитали сюжеты, проверенные веками живописи, вроде обнаженной натуры, портретов и сельских видов, оказались авторами нон грата. Да, их работы эффектно представляли советское искусство на зарубежных выставках. Например, в Париже в 1925 году, где фотографии Ю. Еремина, Н. Андреева, А. Гринберга, М. Наппельбаума, Н. Свищова-Паолы были отмечены наградами. Но это не спасало мастеров от обвинений в буржуазной "художественности" дома. Валерий Стигнеев, один из самых основательных историков советской фотографии, в книге "Зарождение советской фотографии. 1920-е годы" описывал страсти, кипевшие в 1929 году в Доме печати на обсуждении советских зарубежных выставок. Тогда Григорий Болтянский, возглавлявший фотосекцию Общества друзей советского кино, сказал фотохудожникам: "Вы думаете, что работаете для вечности. Ошибаетесь. Вы работаете для археологии. Если хотите работать для вечности - фиксируйте современность. Идите на фабрики, в клубы, на стройку, станьте попутчиками пролетариата".

Пройдет еще пара лет, и в 1931 году выяснится, что "для археологии" работали не только фотохудожники, но и конструктивисты "Нового ЛЕФа" и группы "Октябрь", искавшие современное видение в механической оптике объектива. В 1931 году, мастерам "Октября" придется чуть ли не оправдываться: "Мы против эстетики абстрактной "левой" фотографии, вроде Ман Рея, Мохой-Надя и др."

А уж репортерам было вовсе не до вечности. Как с горечью признавался в том же 1929 году великолепный репортер Аркадий Шайхет, "редакционные работники любят прежде всего снимки, где все события уложены в совершенно привычные и доступные читателю формы". И добавил: "Всякие отклонения от штампа в большинстве случаев кончаются для фоторепортера неудачами". Штамп, от которого нельзя отклониться, будет претендовать на портрет современности, если не вечный, то идеальный. Его назовут "соцреализмом".

Собственно, именно поэтому так интересна нынешняя выставка "Алфавит". Она доказывает, что раскопки культурного слоя могут быть делом вполне актуальным и современным. Благо избавление от штампов, тем более тиражированных, - вечная задача.