Герой России Александр Гарнаев рассказал о дружбе своего отца с Гагариным

Лётчик-испытатель Герой Советского Союза Юрий Гарнаев близко дружил с Юрием Гагариным. В гостях у Гарнаевых первый космонавт Земли с женой отмечали Первомай после триумфального полёта, также товарищи вместе представляли достижения советской авиации на авиасалоне в Ле Бурже. Летом 1967 года Юрий Гарнаев разбился при тушении лесных пожаров на юге Франции, а меньше чем через год трагически оборвалась жизнь и Юрия Гагарина. RT поговорил с сыном Юрия Гарнаева — лётчиком-испытателем и Героем России Александром Гарнаевым.

— Ваш отец был очень дружен с первым космонавтом планеты Юрием Гагариным. А вам доводилось с ним встречаться?

— Да, действительно, папа близко дружил с ним. И например, Первомай после своего полёта в космос Юрий и Валентина Гагарины встречали у нас дома, в Жуковском. Было весёлое застолье.

А моя встреча (с ним. — RT) произошла, когда я был совсем маленьким. Деталей не помню, их рассказывала моя сестра Галина. Сначала немного контекста: тогда все мальчишки и девчонки мечтали стать космонавтами. Мы с ребятами частенько играли во дворе — строили из веток космический корабль. Подруга из соседнего подъезда была Валентиной Терешковой, а я, конечно, Юрием Гагариным.

Юрий Алексеевич, естественно, на секунду оторопел. По словам сестры, я настойчиво повторял, что я «Гагалин», упрямо топал ножкой и уже готов был заплакать, как космонавт широко улыбнулся, протянул руку и сказал: «Мир? Ладно, будем два Гагариных! Согласен?»

Меня такой вариант вполне устроил, и я, довольный, убежал дальше играть в ракеты и самолётики.

— Гагарин и ваш отец в 1965 году также вместе были на авиасалоне в Ле Бурже. Вы что-то помните об этом?

— Мы с мамой ходили встречать отца после триумфального возвращения его вертолётной группы оттуда. Из авиасалона во Франции они возвращались парадным строем, а перед посадкой разомкнулись, зашли на полосу и подрулили к встречавшей их толпе родных и сослуживцев.

Кто-то мне сказал: «Вон твой папа прилетел!» Я с трудом дождался, когда замолкнут двигатели, и побежал к отцу. На меня ругались сзади, но я бежал изо всех сил. Вертолёт ещё махал лопастями, а отец уже прижимал меня к себе. И мне был тут же презентован игрушечный самолётик!

— Какие ещё воспоминания остались у вас об отце?

— Я безумно горжусь папой. Во время Великой Отечественной войны он был лётчиком-истребителем, а после неё оказался в ГУЛАГе, но не сломался, выдержал это испытание с честью. Он стал заслуженным лётчиком-испытателем СССР, на его счету были самые сложные полёты. Получил звание Героя Советского Союза.

Отец был готов в любую минуту подняться по тревоге. Помню, мы были с ним вдвоём дома, играли — и раздался звонок: у папиного сослуживца, Олега Гудкова, встал двигатель. Все замерли в ожидании вынужденной посадки самолёта. Времени искать, с кем меня оставить, не было, поэтому отец схватил меня и помчался на аэродром.

Когда мы приехали на место, лётчик уже благополучно приземлился, его со всех сторон обнимали товарищи. Так я впервые оказался в испытательном центре в Жуковском. Лётчики на радостях даже посадили меня в кабину самолёта! До сих пор помню тот запах, который бывает только после посадки.

— Ваш отец часто бывал в командировках?

— В 1965—1967 годах практически непрерывно. Разные страны Европы, Египет и, разумеется, много перелётов по СССР. Папа вёл дневник, по которому можно получить представление, насколько плотный график у него был и насколько сложные полёты он выполнял.

Например, 22 апреля 1966 года он писал: «Сегодня необыкновенный день! С утра прояснилась погода, и мы вылетели в горы. Опустились в ущелье глубиной больше километра. Оно узкое, и лопасти нашего вертолёта еле прошли между скал. Со дна ущелья мы должны взять кабину и на внешней подвеске поднять её на вершину горы высотой 2670 метров, а там опустить на маленькую площадку (5 × 5 метров). На эту же гору идёт фуникулёр, а кабина нужна для дороги, которая пойдёт выше. Когда мы подлетели с кабиной к вершине горы, там было много народа. Все обалдели. Мы благополучно закончили работу. Ура! Первая победа в Швейцарии!!!»

А вот запись от 4 мая того же года: «С утра выполнили контрольный полёт. Всё вроде хорошо. Фильтры чистые. В 12:30 взлетели и взяли курс на Будапешт. Погода хорошая, и время летит незаметно. Через полчаса пересечём границу Австрии. Мы над территорией Венгрии — восьмого государства за время нашего полёта. Слева видна Чехословакия. До чего же малы эти земли по сравнению с Советским Союзом! Через полтора часа приземлились в Будапеште».

— Что вы помните о гибели своего отца?

— Незадолго до этого, 24 апреля 1967 года, погиб космонавт Владимир Комаров, один из ближайших папиных друзей. Отец очень переживал эту потерю. Я его таким до этого никогда не видел. Он как будто онемел. Закрылся у себя в комнате и рыдал, а если и выходил на улицу, то еле передвигал ноги. Комаров бывал у нас дома, я его знал, и мама тогда объяснила мне, что «тот дядя был космонавтом и разбился на своём корабле».

Вскоре после этого папа отправился в очередную командировку во Францию. В середине лета на юге страны начались сильные лесные пожары. Отец улетел на помощь в ликвидации ЧП. 6 августа 1967 года их вертолёт Ми-6 разбился, отец и все члены экипажа погибли.

Мне тогда было семь лет — в первый класс идти меньше чем через месяц. Смерть отца от меня скрывали. Поэтому я не знаю, было ли у мамы какое-то предчувствие при расставании с ним.

Прощание с Юрием Гарнаевым проходило в нашем Дворце культуры в Жуковском. Мальчишки, конечно, сказали мне, что там хоронят моего отца, но я им не верил, хотел побить за такие слова. Я видел, что попрощаться с Героем Советского Союза пришло очень много людей, что они смотрят на меня по-особенному. Но смысл этих сочувственных взглядов понял только спустя какое-то время.

Ещё тогда ко мне подошла девушка из «Пионерской правды» и спросила, кем я хочу стать, когда вырасту. Я ответил твёрдо: «Лётчиком-испытателем и героем, как папа!» И слово сдержал.

— Как во Франции чтут память отца?

— На месте гибели экипажа в Провансе, под Марселем, в муниципалитете Ле-Ров, установлен обелиск погибшим лётчикам. Каждый год к мемориалу приносят цветы. Я тоже имел честь побывать на месте, где оборвалась жизнь моего отца и ещё шести советских военных.

Участие в «Звёздных войнах»

— За что ваш отец был удостоен звания Героя?

— Экспериментальных лётчиков-испытателей, как правило, представляли к званию Героя (Советского Союза. — RT) не за какие-то отдельные подвиги. Ведь в их повседневной работе зачастую что-то взрывалось в воздухе, горело, разрушалось, и нужно было посадить аварийную машину и спасти экипаж. Это считалось не героическим поступком, а служебной обязанностью. Поэтому выработанным многими десятилетиями критерием было выйти на наивысший уровень допусков по сложности проводимых испытаний. Таких испытателей было не более двух-трёх человек из всех летавших. А затем надо было на этом профессиональном уровне проработать хотя бы лет десять. У отца это получилось. А потом и у меня примерно так и вышло.

— За что вы получили свою первую награду?

— Будучи курсантом четвёртого курса, ленинским стипендиатом, был награждён «Воинской доблестью» за первый в училище зачётный курсантский перехват на МиГ-23М воздушной цели в переднюю полусферу (на встречных курсах). В 1981 году окончил училище с золотой медалью.

— На каких самолётах приходилось летать?

— На самом деле точно подсчитать количество типов у нас, экспериментальных лётчиков-испытателей, не представляется возможным. Когда в моё время шли в испытания опытные серии, то каждый последующий аппарат мог отличаться от предыдущего принципиально всем чем угодно: двигателями, управлением, кабиной, аэродинамической конфигурацией… Таковых изделий на моём лётном опыте бывали дюжины, а серийного воплощения и названия они зачастую так и не получали. Потому-то, даже сдавая экзамены на американскую лётную лицензию FAA ATPL, в своей международной лётной книжке по JAR-FAA Requirements я попросту сводил в одну графу. Скажем: в строке «МиГ-31» на самом деле вмещён налёт с дюжины серийных и опытных самолётов, а в «МиГ-29» — на более чем двух десятках типов и модификаций. Летающие лаборатории вообще непонятно как считать. Скажу так: общий налёт у меня около 12 тыс. лётных часов.

— Расскажите о вашем участии в испытании отечественных самолётов в период американской программы «Звёздные войны».

— В 2011 году в интервью Михаил Горбачёв рассказал о том, что было секретом государственной важности. Речь шла об американской программе «Звёздные войны» в 1980-х годах. Её официальное название было СОИ — Стратегическая оборонная инициатива. Она предусматривала создание космического вооружения.

Нам предстояло разработать ответные шаги. В Конструкторском бюро им. Микояна были разработаны опытные самолёты-носители — «изделие 07» на базе МиГ-31. Но от серийного МиГ-31 они отличались радикально. В конструкцию самолёта был заложен повышенный запас устойчивости при больших сверхзвуковых скоростях. Аэродинамическая конфигурация «изделия 07» свидетельствовала о том, что ему предстояло вывести что-то очень крупное в область предельно достижимого сверхзвука. «Изделие 07» было настолько секретным, что даже по аэродрому их перемещали под маскировочной сеткой, а испытания в Жуковском проводились по ночам.

Вдвоём в экипаже со штурманом-испытателем Леонидом Поповым в июле 1991 года мы выполнили зачётную боевую работу по орбитальной цели. Но затем Советский Союз распался. «Изделие 07» так и осталось прототипом.