Первыми после бомбардировки в Хиросиме и Нагасаки были советские разведчики
На заседании Совбеза ООН в минувшую пятницу заместитель постпреда Японии в этой организации Мицуко Сино обвинила Россию в «ядерной риторике».
«Катастрофа Хиросимы и Нагасаки никогда не должна повториться», - заявила она, «забыв» добавить, кто именно сбросил атомные бомбы на японские города.
Днем ранее премьер Японии Фумио Кисида, выступая перед американскими законодателями, тоже говорил о «русской ядерной угрозе». И тоже «забыл» упомянуть, чьи самолеты испепелили Хиросиму и Нагасаки.
Очевидно, радиация выжгла генетическую память у потомков самураев. Мы напомним им, как все было...
Утром 6 августа 1945 года радиостанции штаба войск, боевых частей, дислоцированные в Хиросиме, одновременно исчезли из эфира. Офицеры Генерального штаба Императорской армии Японии терялись в догадках, по их данным город никто не бомбил, крупных налетов вражеской авиации не было. Тогда что же случилось?
Офицер-генштабист, посланный на самолете в Хиросиму, через несколько часов сообщил страшную весть, в которую трудно было поверить. Города, по сути, не существовало. Внизу, под крылом самолета лежала зона сплошных разрушений. Развалины горели, покрывая все до горизонта густым облаком дыма.
Ближе к полуночи весть пришла из-за океана, из США. Вашингтон сообщил всему миру о первом применении сверхоружия, который стер Хиросиму с лица земли.
В резидентуре советской военной разведки в Токио внимательно слушали сообщения из Вашингтона, однако, признаться, мало что поняли. Да, американцы применили какое-то оружие огромной разрушительной силы, но что это за оружие, никто сказать не мог.
9 августа была сброшена вторая атомная бомба на город Нагасаки. Через шесть дней, 15 августа император Хирохито выступил по радио и объявил о капитуляции Японии. В своем обращении он так же сказал, что «в распоряжении противника находится новое ужасное оружие, способное унести много невинных жизней и нанести неизмеримый материальный ущерб. Если мы продолжим сражаться, это не только приведет к коллапсу и уничтожению японской нации, но и к полному исчезновению человеческой цивилизации».
Оба этих заявления - президента США и императора Японии не могли остаться незамеченными в Москве. Начальник Генерального штаба генерал армии Алексей Антонов вызвал к себе руководителя военной разведки.
Начальник Генштаба человек исключительно выдержанный, интеллигентный, никогда не повышавший голос на подчиненных, сейчас был крайне взволнован.
- В конце концов, - сказал Антонов Кузнецову, - надо выяснить, что произошло в этих городах…
«Мы не встретили ни единой живой души»
Шифрограмма из Москвы улетела в Токио. Резидент командировал в поездку в Хиросиму и Нагасаки двух офицеров, капитанов Михаила Иванова и Германа Сергеева.
«Американская пропаганда, - рассказывал позже сам Иванов, - в те дни много шумела о всемогуществе атомной бомбы. Никто из нас, находившихся в Японии, не знал подробностей о разрушениях Хиросимы, поэтому увидеть своими глазами последствия первых атомных бомбардировок, представлялось весьма желательным. 23 августа 1945 года поезд Токио - Фукуока доставил нас в Хиросиму. Огромный интерес сочетался с определенной тревогой: правильно ли мы поступаем, отправившись без всяких мер предосторожности на место катастрофы?»
Однако тревогу и сомнения пришлось отбросить. На них не оставалось времени. Подхватив чемодан и сумку, фотоаппарат, Иванов и Сергеев вышли на перрон. Еще при подъезде к городу в окно вагона они наблюдали странную картину: Хиросима, едва начавшись, исчезала на глазах. Вдоль железной дороги, тянулись развалины, развалины…
Вид с перрона оказался еще страшнее. Железнодорожная зона, примыкавшая к вокзалу, превратилось в кладбище паровозов. Опрокинутые, сгоревшие вагоны, вырванные из земли рельсы и шпалы. И все это почему-то окрасилось в оранжево-красные тона железной окалины.
Вокруг ни души, только на том краю перрона одинокая согбенная фигура станционного служащего в красной фуражке. Пришлось обратиться к нему. Офицеры сказали, что являются советскими дипломатами и приехали осмотреть город. Японец оскалился: «А что смотреть? Города нет…»
Незаметно, словно из-под земли рядом появился неизвестный человек. Он представился сотрудником службы безопасности и был очень удивлен, что советские дипломаты рискнули сойти с поезда в Хиросиме. Японец попытался отговорить Иванова и Сергеева выходить в город и только повторял: «Здесь самая страшная на свете болезнь…». Однако, названия ее он не знал.
Но советские настаивали, говорили, что им надо увидеть очевидцев катастрофы. Собеседник сказал, что «заразные больные» собраны в одном месте, но большинство из них уже умерли.
Не доверяя словам сотрудника службы безопасности, Иванов и Сергеев решили пройти по главной улице города, обозначенной на туристической карте.
«Достаем план города, - вспоминал Михаил Иванович, - от центра к вокзалу должна идти большая широкая улица… Но ее нет. К центру можно двигаться напрямик. С каждой сотней метров перед нами все меньше препятствий. Кое-где торчат из земли обгоревшие пни деревьев… Пробираясь вперед, мы искали огромную воронку. Такой силы взрыв должен был оставить воронку, но ничего не обнаружили. Местность приобретает монотонный желтовато-серый цвет. Настроение становится все более подавленным, идем, почти не разговаривая друг с другом. Только смотрим, смотрим…»
Чем больше офицеры вглядывались в этот страшный пейзаж, тем тоскливее становилось на душе, и скорее хотелось отсюда убраться.
- Слушай, Миша, - сказал Сергеев, - заметил, мы не встретили ни единой живой души. Даже птицы сюда не залетают. Уж они-то хорошо знают, куда можно лететь, а куда нельзя.
«Нас покарал божественный ветер Камикадзе»
Офицеры пошли дальше. В стороне от эпицентра взрыва виднелись какие-то чудом оставшиеся постройки. Рядом с ними Иванов и Сергеев увидели людей, которые не могли стоять, ходить и потому лежали, едва двигаясь. Они были обезображены ожогами, язвами, у некоторых выпали волосы. Несколько человек, возможно, медиков, старались оказать помощь этим несчастным.
Исчезает ощущение реальности и кажется, что советские офицеры попали в мир кошмарных галлюцинаций. Они не могут собраться с силами, чтобы расспросить страдающих людей о том, какой кошмар пришлось им пережить.
Возле разрушенного здания Иванов и Сергеев увидели канусси – синтоистского священника, который из жестяной банки разливал воду в маленькие чашечки для пострадавших.
- Скажите, что произошло с вашим городом? – спросил Сергеев по-японски.
Канусси окинул их долгим взглядом и тяжело вздохнул.
- Нас покарал божественный ветер Камикадзе.
- Но Камикадзе всегда карал врагов Японии, - удивился Иванов.
- Мы плохо воевали против американцев и тем самым прогневали его.
В это время к ним подошел молодой японец. Он нес завернутое в одеяло тело женщины. Осторожно опустил его на землю, и канусси стал читать над ней молитву. По всему было видно, что это тело матери японца.
Японец рассказал, что живут они на окраине Хиросимы. 6 августа утром над городом разразился гром и налетел тайфун. Он разрушил все на своем пути и поразил людей неведомой болезнью.
- Так ее надо везти к врачу, - сказал Михаил Иванович.
Японец отрицательно покачал головой:
- От этой болезни не лечат. Человеку надо дать умереть самому с молитвой.
В небе взметнулся яркий огненный шар
Остаток дня и ночь до прибытия поезда Иванов и Сергеев провели в полуразрушенной гостинице, на полу. Потрясенные увиденным, они не могли уснуть. Михаил Иванович предложил Герману выпить виски, бутылку которого он предусмотрительно прихватил в дорогу. Но Сергеев отхлебнул глоток, поперхнулся и отказался пить. Иванов же выпил стакан.
Утром они уехали из Хиросимы. Их путь лежал в Нагасаки. Атомная бомбардировка этого города не оставила таких опустошительных следов. Горы, близость к морю, наличие каменных зданий в какой-то мере воспрепятствовали огню. Но выпадение радиоактивных осадков здесь оказалось еще более значительным, чем в Хиросиме.
Михаил Иванович с тревогой поглядывал в вагонное стекло. Поезд сделал остановку на ближайшей пригородной станции. Пассажиров попросили покинуть вагоны. Иванов и Сергеев навели справку о времени прибытия и отправления составов. Начальник станции к каждому своему сообщению обязательно добавлял слово «пока». В Нагасаки поезда не ходили «пока». Разрушенная часть города закрыта «пока» для железнодорожного сообщения.
Начальник станции к советским дипломатам отнесся с уважением, посоветовал оставить вещи, с наступлением темноты предложил возвратиться назад, обещал найти что-нибудь для ночлега. Офицеры вняли совету начальника, и отправились в город пешком.
Нагасаки отличались от Хиросимы тем, что наряду с разрушенными и выгоревшими районами, кое-где оставались островки полуразрушенных построек с признаками жизни.
Продвигаясь вперед, офицеры вышли на набережную залива. Местные жители рассказали, что во время взрыва одновременно здесь затонуло тридцать судов. За дымкой руин на другой стороне залива они увидели исковерканные эллинги верфей фирмы Мицубиси.
В отличие от Хиросимы жители Нагасаки были более разговорчивыми, и потому удалось уточнить многие подробности того страшного события.
«Очевидцы рассказывали, - вспоминал Михаил Иванов, - что прилетевший утром 9-го августа за час до бомбардировки американский самолет-разведчик, сбросил на город тысячи цветных листовок, в которых говорилось о бомбардировке Хиросимы. Текст завершался словами: «Час пробил!» Одну такую листовку нам дали на память.
Нам показали место, где раньше находилась школа. В то утро дети с любопытством смотрели, как с пролетавшего американского самолета посыпались цветные листовки. Через час дети снова выбежали на перемену, и в это время в небе взметнулся яркий огненный шар. Раздался оглушительной силы взрыв, и выбежавшая из помещения учительница увидела, как невиданный ураган сбил с ног детей, поднял в воздух и понес к морю. Город мгновенно был объят пламенем, и женщина сразу потеряла сознание».
В день посещения Нагасаки советские офицеры заметили, что в отличии от Хиросимы, здесь власти старались хоть как-то наладить снабжение продовольствием и водой, работали пункты медицинской помощи. Было видно, что в Нагасаки у пострадавших от атомного взрыва людей все-таки теплилась надежда на выживание.
«Мы не догадывались о радиоактивном заражении»
После долгого и утомительного дня, хождения по городу, офицеры обратились к полицейскому с просьбой об устройстве на ночлег. Полицейский пошел навстречу дипломатам и проводил их в помещение, которое занимали местные власти. На каменный пол постелили соломенные циновки, улеглись, но сон не шел. Хотя к ночи жара спала, однако было душно. В воздухе стоял тяжелый запах пыли.
Утром их поднял гнусавый голос сторожа. На железнодорожную станцию сопровождал чиновник. Они снова, как в страшном кино, прошли город с юга на север, сели в поезд и добрались до Фукуока.
Здесь на вокзале увидели толпы людей. Пришлось вновь обращаться к железнодорожному начальству. Тот, выслушав их просьбу, дал команду разместить дипломатов в вагоне второго класса, что по тем временам, считалось высшим комфортом. Вскоре они уже ехали в Токио.
В Токио Иванов и Сергеев возвратились потрясенные увиденным. Однако привезли они с собой не только личные впечатления, но и чемодан с образцами, который с нетерпением ждали в Москве, в Генеральном штабе.
«Наш чемодан с образцами, - рассказывал Михаил Иванович, - или, как мы в шутку говорили с «сувенирами», представлял собой в прямом и в переносном смысле чемодан с камнями и железками. Мой спутник, который понимал в этом деле больше меня, утверждал, что по составу грунта, выпавшей воды и пыли, по характеру поражения человеческих тел и растений, изменению структуры и оплавленности твердых предметов можно определить силы и мощь взрыва, развиваемую в нем температуру. Поэтому он собирал и складывал в сумку наиболее характерные образцы. Как я теперь понимаю, это было правильно. К глубокому сожалению, тогда мы даже и не догадывались о радиоактивном заражении. Позднее, дорого заплатили за это».
Военные разведчики Михаил Иванов и Герман Сергеев свою задачу выполнили. Они написали отчет о посещении Хиросимы и Нагасаки, их чемодан «с сувенирами» убыл в Москву.
Вскоре, после их необычной командировки, Герман Сергеев тяжело заболел. Лечение не помогло, и он скончался. Его коллега Иванов, наоборот прожил долгую жизнь. Он работал в Турции, еще раз в Японии, в Китае, возглавлял разведаппараты советской военной разведки в этих странах.
Михаил Иванович умер в 2014 году, в возрасте 101 года.