Валаам, депрессия и корпоративная культура: о чем пишут молодые писательницы

Писательницы Надя Алексеева, Светлана Павлова и Мария Лебедева — о своих дебютных романах

Недавно в издательстве "Редакция Елены Шубиной" вышло три дебютных романа от трех российских писательниц. Это "Полунощница" Нади Алексеевой, "Голод" Светланы Павловой и "Там темно" Марии Лебедевой. Кроме этого, все трое — резидентки Дома творчества "Переделкино", где прошла презентация их книг. В этом материале писательницы сами расскажут о своих дебютных романах.

Надя Алексеева: "Research — это заразное заболевание"

О романе "Полунощница". В нем две сюжетные линии. Одна о современности, в которой тридцатилетний волонтер Павел из Москвы едет на остров Валаам, чтобы найти дальнюю ветвь своей родни. По сути, это единственные родные люди, которые у него остались. А во второй линии раскрывается забытая часть нашей истории — это рассказ о Доме ветеранов-инвалидов, который был построен на Валааме после Великой Отечественной войны. В свое время обе эти истории меня зацепили. В современной части тоже есть интрига, которая опирается на реальную валаамскую историю.

Об источниках, на основе которых написана книга. Я уже начинаю думать, что research — это заразное заболевание. Начинаешь копать, искать материал и потом очень сложно остановиться. Тут важно не пропустить тот момент, когда нужно закончить с исследованием темы и начать уже самой писать. Напиталась материалом, и хватит. Иначе можно так и остаться исследователем, а не писателем. Для романа "Полунощница" мне нужно было изучить историю острова, как он появился, как он заселялся, почему Валаам, чей он был в разное время. Узнать, что за Зимняя война там была, про нее тоже особо не говорят. А также я изучала мемуары ветеранов, военные личные истории тех, кто не вернулся с войны, тех, кого ждали родственники. Было важно узнать, как они ждали. Кроме этого, я изучала саму историю Дома ветеранов-инвалидов.

Об авторском стиле. Эмоции автора, его заинтересованность в теме, на мой взгляд, и есть стиль, хотя бы его половина. Что касается моей книги, то я там есть, растворена в каждом из героев. Многие моменты я переживала в своей жизни, а потом растворяла их в своих героях.

О названии. Полунощница — это древнее византийское слово, которое правильно произносить с ударением на "у". Хотя сначала у меня было другое название — "Валаам". Но когда дописала книгу, то поняла, что она все-таки не про Валаам, не только про него. А потом в тексте наткнулась на слово "полунощница" и поняла, что к нему сходятся все сюжетные линии. Полунощница — это служба, с которой начинаются монастырский день. В итоге это название всем понравилось.

Мария Лебедева: "Литература — это про попытку понять другого"

О романе "Там темно". Изначально, когда мою рукопись отказались обсуждать на семинаре, на который я ее принесла, то получила только один комментарий. Мне сказали, что героиня очень бесит и не писала ли я ее с себя. Не писала. Вся история выдуманная, автофикциональны в ней только эмоции, которые переживала я и кто угодно еще. Я больше писала про тему романа, когда у разведенных людей появляются новые семьи и как общаются между собой сестрички и братики. Чаще всего они никак не общаются. А у разведенных родителей возникает стыд по отношению к прошлой семье. Меня такие ситуации очень напрягают, и мне хотелось об этом подумать.

Об описании чужого опыта. Нужно ли быть человеком с депрессией, чтобы писать о депрессии? Я не знаю. Если это важно, то да, у меня регулярные депрессивные эпизоды. Но тогда это получается опыт одного человека с конкретной депрессией. Поэтому я думаю, что необязательно что-то проживать, чтобы описать. Можно описать опыт человека с депрессией, если у тебя ее не было. Опыт человека с РПП (расстройство пищевого поведения — прим. ред.), если у тебя его не было. В конце концов, столько веков мужчины писали про опыт родов, и это считалось нормальным. Я думаю, что литература — это про попытку понять другого, даже если ты не проживал его опыт.

О графических элементах в романе. Мне легче мыслить картинками. К примеру, для обложки романа я составила техническое задание на 11 страниц. Правда, художница сделала по-своему, потому что у нее может быть свое мнение, к которому нужно прислушаться. Что касается визуальных решений, то смысл в том, что воспринимать текст проще с картинками. А темнота — это самая распространенная метафора депрессии. Иногда вспоминаешь, что с тобой было год назад, и понимаешь, что половину не помнишь, потому что у тебя затемнение в мозгу, куски жизни просто выпадают. Для меня эти черные рисунки в книге — это как отрицание чего-то очевидного, что постоянно присутствует в жизни, но ты в это не погружаешься, а значит оно никогда не пройдет.

О женском письме. Меня немного обижает, что в публичном пространстве до сих пор можно услышать, что "я не писательница, я писатель". Этот канон давно изменился. Уже давно нет этого расслоения. А когда речь поднимается о том, что мужчин меньше печатают и все заполонили женщины-писательницы, то это тоже странно. Сочувствую тем мужчинам, которые не смогли издаться. Может, им стоит писать получше.

Светлана Павлова: "Не нужно бояться быть поверхностным"

О романе "Голод". Главная героиня романа "Голод" очень похожа на меня, но не целиком. Это молодая тридцатилетняя женщина, которая замучена работой в корпорации и одиночеством в мегаполисе. Еще у нее расстройство пищевого поведения. Главная черта, которая у героини от меня, — это нездоровые отношения со своим отражением. Мне хотелось вытащить из персонажа все самое противное и отталкивающее, чтобы она не была идеальной. Хотелось сделать неоднозначную мадам.

О том, как писать о современности. Изучать современность нет никакого смысла, потому что она нас окружает. К ней нужно быть просто восприимчивым. Нужно очень много смотреть вокруг, много слушать, а еще не бояться быть поверхностным, когда ее описываешь. Не бояться использовать современные слова и термины, как газлайтинг и тому подобные. К примеру, когда мне грустно, я перечитываю "Евгения Онегина". Но это же невероятно современный текст для тех лет. В нем описаны вечеринки, показано, кто какое шампанское пьет; как одеты женщины и какие нравы. А теперь мы смотрим на это произведение и понимаем, что это практически исторический учебник. Поэтому не нужно бояться ухватывать современность и приносить ее в литературу.

Об описании своего опыта. Мне кажется, вся литература — о своем опыте. Я не знаю, о чем бы еще я могла писать, кроме тех вещей, которые меня волнуют. А волнует меня то, что я пережила. Возможно, это ограниченный вариант. Но я не понимаю, зачем нужно переделывать свое писательское нутро. Не получится сделать "заряженный" текст, если я буду писать о том, что меня не сильно тревожит. Заряд текста, эмоциональность автора, когда от него страстью веет, — для меня это самое ценное.

О корпоративной культуре и стремлению к идеалу. Я не думаю, что корпоративная культура взращивает в человеке стремление к идеалу. Мне кажется, она взращивает невроз. Корпоративная культура — не про идеал. Это больше о том, что твоя работа может не понравиться вышестоящей инстанции. А если говорить про писательство, то я не знаю, какой из писателей на 150% доволен своей книгой. Если такие есть, то хочу, чтобы они меня укусили и я стала такой же. Потому что не могу сказать, что довольна своим романом на 100%. Но это не потому, что я раньше была частью корпоративной культуры.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты "Реальное время", автор telegram-канала "Булочки с маком" и основательница первого книжного онлайн-клуба по подписке "Макулатура".