Испанские страсти. Спектакль "Севильский цирюльник".

Впрочем, лучшее, что только может быть в оперном антураже, постановщики бережно перенесли на драматическую сцену. Сценографом и художником по костюмам в одном лице выступил Виктор Герасименко, заслуженный художник России, многие годы работавший в Московском театре "Новая опера" и совсем недавно представивший на Исторической сцене Большого театра свою художественную интерпретацию оперы "Борис Годунов" в рамках гастролей Краснодарского музыкального театра. В новом спектакле всё продумано до мелочей, которые превращают мозаику "Севильского цирюльника", столь пестрящую событиями и характерами, в эстетически единый мир комедии дель арте: вплоть до цветочных узоров, встречаемых как на декорациях, так и на изящных каблучках очаровательной Розины (Полина Чернышова). "Пусть лучше она плачет от того, что я её муж, чем мне умереть от того, что она не моя жена", — такого мнения придерживается Бартоло (Михаил Васьков) касательно судьбы своей подопечной. А создатели, в свою очередь, придерживаются заявленного злодеем контраста: всё пространство сцены — чёрно-белое, равно как и костюмы действующих лиц. Не говоря уж о том, что грим Бартоло (художник-гримёр — Ольга Калявина) придаёт персонажу неожиданное сходство с императором Палпатином из "Звёздных войн", с чьим режимом ассоциируется Звезда смерти: о таких культурных наслоениях де Бомарше не мог и мечтать. Перед Розиной стоит сложный выбор между "любовью без покоя" и "покоем без любви", и можно лишь благодарить судьбу, что в нужном месте и в нужное время влюбленный граф Альмавива (Григорий Антипенко) сталкивается с цирюльником Фигаро (Алексей Петров), для которого слова "покой" попросту не существует. Во имя соединения сердец он готов привнести в жизнь Бартоло целую череду беспокойств. Например, дать слуге Начеку (Виталий Иванов) снотворное, а Весне (Клим Кудашкин) — чихательное: так ведь намного веселее. Режиссёр Геннадий Шапошников говорил, что при создании спектакля он и его команда отталкивались от старинного изображения Арлекина с бритвой: концепция буффонады задала дальнейшее направление поисков. Это отразилось не только на игре актёров, но и на образности "Севильского цирюльника" в целом: всё происходящее на сцене — ожившая гравюра. Хотя частая и изящная смена мизансцен, при точном следовании авторскому тексту, вызывает скорее ассоциацию с трогательной книжкой-панорамой, иллюстрированной объёмными фигурами из резной бумаги: перелистываешь её, нетерпеливо ожидая, какой же будет картинка на следующем развороте. Не менее интересны перевоплощения самого графа Альмавивы, чьи усы лёгким движением руки… становятся монобровью. В то же время каждая художественная деталь отличается особым смысловым наполнением. Когда подозрительный Бартоло, который пересчитывает каждое утро (и сегодня!) листы бумаги у Розины, вдруг замечает на её пальчике чернила, Розина судорожно ищет отговорку. И, в числе прочего, отвечает ему, будто подрисовывала стёршийся цветок на его вышитом камзоле. Благодаря этому цветы на главном элементе декорации — огромном железном каблуке, который грознее даже облачённого в доспехи алькальда (Виталий Иванов), — означают больше, чем просто украшение. Они становятся символом цветов зла, ведь отношения опекуна и его подопечной выстроены на лжи, от которой она всеми правдами и неправдами пытается освободиться. Да и не только в их отношениях ложь: подлый учитель пения Базиль (Владислав Демченко), обещавший Бартоло устроить свадьбу с Розиной втайне ото всех, предлагает опутать графа Альмавиву клеветой. Кстати, если присмотреться к свадебному наряду Розины, то можно заметить, что, помимо платья, он состоит из пейнеты (высокого гребня) и накинутой поверх неё мантильи, традиционных атрибутов национальной одежды в Испании. Похоже, что именно они послужили основным источником вдохновения театрального художника, сделавшего кружевным всё пространство. Блистателен монолог Базиля о том, как разносится сплетня: для того, чтобы нагляднее описать этот процесс, Базиль пользуется музыкальными терминами. Так, сперва жертву сплетни ждёт чуть слышный шум, "едва касающийся земли, будто ласточка перед грозой", — пианиссимо; затем он усиливается — пиано, пиано — и достигает темпа ринфорцандо, когда "пошла гулять по свету чертовщина", пока та не "превращается во всеобщий крик, в крещендо всего общества, в дружный хор ненависти и хулы". Базиль своим поведением лишний раз подтверждает слова, которые Розина обращала к одному только Бартоло: "Позвольте, сударь, если для того, чтобы нам понравиться, достаточно быть мужчиной, почему же вы мне так не нравитесь?" Впрочем, и такие люди бывают весьма полезны, ведь именно Базиль помог (за деньги — да!) засвидетельствовать брачный договор графа Альмавивы и Розины, несмотря на озадаченность обстоятельного нотариуса (Клим Кудашкин), в чьих руках имелось два договора с одной и той же невестой. Но даже если страсти кипят испанские: со стрельбой, гитарами и фламенко, — всё равно должна победить любовь. И побеждает! И видно такую любовь издалека… с последнего ряда. Потому что стоят возлюбленные на вершине железного каблука, чей холод так и не смог охладить горячее сердце Розины.