99 лет назад, 28 апреля 1925 года, Совет народных комиссаров СССР издал декрет «О прописке граждан в городских поселениях». Именно благодаря этому документу само слово «прописка» прочно вошло в обиход и до последних дней Советского Союза самым непосредственным образом влияло на повседневную жизнь его граждан. Зачем советской власти понадобился режим прописки? Как из обычной процедуры уведомления о месте пребывания прописка превратилась в жесткий и эффективный инструмент нового закрепощения десятков миллионов людей? «Лента.ру» вспоминает об одном из самых уродливых явлений советской эпохи.

«Свобода передвижения и промыслов»

Рядовой гражданин Советского Союза постоянно проходил сквозь череду разнообразных квестов с мытарствами и унижениями: покупка продуктов питания и дефицитных товаров, приобретение билетов на поезд или самолет, заселение в гостиницу, добывание путевки в отпуск. Если советскому человеку хотелось жить и работать не там, где ему не посчастливилось родиться, то одним из таких испытаний была прописка.

Эти гневные патетические слова написаны молодым Владимиром Ульяновым-Лениным в 1903 году. Будущий вождь мирового пролетариата от имени всех российских социал-демократов требовал «для народа полной свободы передвижения и промыслов». И действительно, в одном из своих первых законов, изданных после Октябрьского переворота — декрете «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 11 ноября 1917 года — большевики отменили в России паспортную систему, существовавшую еще со времен Петра I.

Но, как справедливо Сергей Михайлов, «после захвата власти именно партия, возглавляемая Лениным, восстановила "крепостную зависимость" народа от государства в таком масштабе, какой и не снился предреволюционной России». Об этом же говорил в интервью «Ленте.ру» доктор исторических наук Михаил Давыдов:

Уже в июне 1919 года новая власть придумала замену прежним паспортам — трудовую книжку, получить которую могли только жители Москвы и Петрограда. Введение этого документа понадобилось для предотвращения так называемого трудового дезертирства — массового бегства голодающих рабочих со столичных фабрик и заводов в деревню. Чтобы еще больше прикрепить пролетариев к своим предприятиям, трудовые книжки сделали главным основанием для получения продовольственных карточек, без которых в тогдашних столичных городах было трудно выжить.

После провозглашения нэпа и завершения Гражданской войны советская власть была вынуждена смягчить свою внутреннюю политику. Декрет ВЦИК от 24 января 1922 года «в связи с полной ликвидацией фронтов и прекращением холерной эпидемии» объявил «о предоставлении всем гражданам права беспрепятственного передвижения по всей территории РСФСР», кроме пограничных районов. В июне 1923 года взамен трудовых книжек и прочих ограничительных документов ввели письменные удостоверения личности. Их выдавали всем гражданам СССР исключительно в добровольном порядке сроком на три года.

«Под недреманным оком ОГПУ»

Однако не прошло и двух лет, как жизнь вынудила большевиков внести в свое законодательство новые коррективы. Советская власть всегда стремилась всецело контролировать жизнь и умонастроения людей, а без отслеживания их передвижения вряд ли можно было эффективно добиться этого. Тут и возникла идея прописки, которая стала аналогом системы адресной регистрации, существовавшей в Российской империи.

Любопытно, что это понятие, на долгие десятилетия ставшее синонимом новой крепостной зависимости, поначалу не носило дискриминационного смысла. Декрет Совнаркома от 28 апреля 1925 года, который и ввел термин «прописка», устанавливал уведомительный характер регистрации по месту жительства. Граждане, прибывшие в городское поселение на срок более трех суток, должны были прописаться в домоуправлении, а при отъезде — выписаться. Для этого можно было предъявить любой документ: удостоверение личности, актовую выписку о рождении или браке, членский профсоюзный билет, расчетную книжку или какую-либо другую справку с места работы. В свою очередь, домоуправления были обязаны все сведения о перемещениях граждан в течение двух суток передавать в милицию.

В 1930 году Малая советская энциклопедия в статье «Паспорт» с гордостью указывала:

Однако вскоре сама логика развития сталинской диктатуры потребовала ужесточения режима по всем направлениям. Это касалось в том числе учета и контроля населения и его перемещения внутри страны. В декабре 1932 года, спустя 15 лет после упразднения паспортов Российской империи, вышло совместное постановление ЦИК и Совнаркома «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов».

Доктор исторических наук Сергей Красильников в интервью «Ленте.ру» называл эту меру реакцией советской власти на последствия собственных действий. По его словам, сплошная коллективизация и выкачивание ресурсов из деревни привели к массовому голоду на Украине, в южных регионах России и в Казахстане.

В 1930-1932 годах СССР сотрясла массовая стихийная миграция, вызванная этими экстремальными обстоятельствами. Ответом власти стало введение паспортной системы в декабре 1932 года и повальные облавы в городах на людей без документов. Под эти облавы попадали не только крестьянские беженцы и случайные прохожие, но и представители так называемого городского дна: бездомные, нищенствующие и другие деклассированные элементы.

Писатель Валерий Попов указывал, что введением паспортной системы большевистский режим стремился воспользоваться плодами «победы», достигнутой в ходе «коренного перелома», закрепить это новое состояние — рассеивание людей, не дать им вернуться в родные места, закончить принудительное разделение российского общества на «чистых» и «нечистых».

Второе крепостное право

Отныне регистрация по месту жительства стала обязательной. Проживание без прописки запрещалось и грозило гражданину депортацией, штрафами и исправительно-трудовыми работами на срок от полугода до двух лет. Паспорта полагались только жителям городов, рабочих поселков, совхозов и новостроек. Крестьяне — самая многочисленная категория граждан в предвоенном СССР — оказались в Стране Советов самыми бесправными. Без паспортов они не только не могли выбрать, где им жить, но даже покинуть свои дома в поисках спасения от голода и рабского колхозного труда.

С того времени в народе аббревиатуру Всесоюзной Коммунистической партии — ВКП(б) — стали расшифровывать как «второе крепостное право (большевиков)». Конечно, имелись некоторые лазейки, чтобы сбежать из ненавистного колхоза (взятка председателю колхоза или сельсовета или служба в армии, после которой была возможность не возвращаться в родную деревню), но воспользоваться ими могли далеко не все.

Страдания и унижения, которые пришлись на долю сельской молодежи в отчаянных попытках вырваться из беспросветной нищеты сталинских колхозов, наглядно описаны в «Раздумьях на родине» Василия Белова. Писатель, в молодости работавший в правлении колхоза, вспоминал, к каким трагедиям это приводило:

«Я не могу спокойно вспоминать об этом случае, мне кажется, что это из-за меня их нет в живых… Помнится, двое ребят пришли ко мне (они только что закончили восьмой класс). Иван, стесняясь и краснея, долго не мог начать разговор… Они просили помочь достать паспорт, чтобы уехать из деревни. Я спросил Ивана, куда он хочет уехать. Он сказал, что все равно куда, лишь бы получить паспорт.

Я был согласен с ним, но ничего не пообещал. Что я мог сделать? Как можно было помочь им? Они понуро ушли от меня, я вскоре уехал в Вологду, а когда через несколько недель возвращался в Тимониху, то еще в Харовске услышал жуткую весть. Иван утонул в озере, спасая своего товарища. Вода была настолько холодна, что они, выпав из узкой долбленки, видимо, замерзли, не смогли выплыть. Их нашли метрах в двухстах от берега, Иван и мертвый судорожно сжимал нос перевернутой долбленки. Видимо, толкал ее вперед, когда спасал более слабого товарища. Тот лежал поперек днища».

«Запирайте ворота — прет с деревни лимита»

Обладателям паспортов из числа горожан было немногим легче. В отличие от крестьян они могли свободно передвигаться по СССР, но выбор постоянного места жительства был ограничен необходимостью прописки, а единственно возможным для этого документом был паспорт. Так, прописка стала эффективным инструментом прикрепления советских граждан к месту жительства. Государство было единственным работодателем, поскольку без прописки нельзя было устроиться на работу, а для получения прописки в городе требовалось иметь жилье, которое при советской власти купить было нельзя.

В Москве и Ленинграде, столицах союзных республик и многочисленных так называемых режимных городах за пропиской следили особенно строго. Например, для жителя столицы проживание не по адресу, указанному в паспорте, считалось правонарушением и каралось по закону. Для злостных нарушителей правил паспортной системы предусматривалось уголовное наказание. Поэтому для простых жителей провинции переезд в Москву и получение столичной прописки в обычном порядке оставались почти недостижимой мечтой.

«Положение о прописке и выписке населения в городе Москве» 1964 года запрещало прописывать в столице бывших заключенных, отбывших наказание по длинному перечню статей Уголовного кодекса. Осужденных за тяжкие и политические преступления нельзя было прописывать в Москве и Московской области, Ленинграде и на других режимных территориях еще с 1933 года. Именно тогда в русском языке появилось понятие 101-го километра. Окончательно все ограничения по прописке на прежнем месте жительства для отбывших свой срок заключенных советское правительство сняло только в сентябре 1990 года.

Драконовские нормы советского паспортного законодательства шли вразрез с логикой развития страны и естественным стремлением людей жить там, где хочется. Разумеется, граждане СССР стремились обойти эти суровые правила. В результате в крупных городах появились полумошеннические схемы вроде фиктивных браков между их жителями и обитателями периферий, когда ради заветной прописки люди шли на что угодно, иногда даже на уголовные преступления. Сейчас даже трудно представить, сколько человеческих душ было искалечено и людских судеб погублено в ожесточенной борьбе за злосчастную отметку в паспорте.

В 1950-1980 годы в Москве и Ленинграде возник специфический социокультурный феномен — «лимита». Приезжие из глубинки по лимиту прописки (лимитчики), нанимались в основном на предприятия с тяжелым физическим, обычно низкоквалифицированным трудом. Предприятия, имеющие лимиты прописки, вели набор рабочих на те места, где ощущался дефицит рабочей силы, куда коренные москвичи и ленинградцы категорически не желали идти. По социально-бытовому статусу и отношению к ним местных жителей лимитчики мало чем отличались от нынешних гастарбайтеров из стран СНГ — разве что тем, что были уроженцами своей страны.

Лимитчики с временной пропиской жили в общежитиях, право на постоянную прописку в городе они могли получить только после пяти лет (в некоторых случаях — после десяти лет) непрерывной работы на предприятии. Тяжелый физический (часто монотонный) труд, отсутствие нормальных бытовых условий в общежитиях, сложность адаптации к чуждой городской среде — все это приводило к негативным социальным последствиям, которые до сих пор сказываются на социокультурной и криминальной обстановке в крупных городах.

Пережиток прошлого

В годы горбачевской перестройки стало очевидно, что прописка представляет собой пережиток прошлого и подлежит отмене. Но только 26 октября 1990 года Комитет конституционного надзора СССР (аналог современного Конституционного суда РФ) постановил, что «регистрационная функция прописки не противоречит законам СССР и общепризнанным международным нормам, однако ее разрешительный порядок препятствует реализации гражданами основополагающих прав — на свободу передвижения, труд и образование». Формально прописку в Советском Союзе так и не отменили, но милиция, занятая более насущными проблемами, фактически перестала отслеживать передвижения советских граждан.

В новой России подписанный в июне 1993 года президентом Борисом Ельциным закон «О праве граждан РФ на свободу передвижения» заменил обязательную прописку на уведомительную регистрацию по месту пребывания. Принятая в декабре 1993 года новая конституция страны закрепила эту норму в статье 27:

Так, спустя два года после краха коммунистического режима, в России исчез последний пережиток крепостного права. Это стало логическим завершением паспортной реформы 1974 года, когда совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР предписало выдавать паспорта всем советским гражданам, кроме военнослужащих (они получили паспорта РФ только в 2000-е годы). Это в основном касалось десятков миллионов советских колхозников, которые наконец-то перестали быть людьми второго сорта.

Как отмечала «Лента.ру», сделать так нужно было давно — урбанизация шла полным ходом, сельское население так или иначе сокращалось, и уже не было никакого смысла делать из горожан привилегированное сословие.

По мнению уже упоминавшегося писателя Валерия Попова, крестьян уравняли в правах с горожанами только через сорок с лишним лет после введения в СССР паспортной системы из-за того, что такой срок понадобился власти для «переделки русского народа в советский»: