Курские ветераны Великой Отечественной войны рассказали о своем боевом пути

Сибирский школьник, приписавший себе два года. Библиотекарь из Саратова, решившая поработать на Чёрном море. Очарованный самолётами деревенский мальчик и выпускница, которой некуда возвращаться. За годы Великой Отечественной войны было мобилизовано более 34 млн человек. Из них почти 9 млн домой не вернулись. Корреспонденты «Курских известий» встретились с теми, кто выжил, чтобы узнать, насколько страшно в первом бою и как сладок вкус Победы. Десантник Щербаков: «Сухарь за пазухой грел мне душу» Анатолий Щербаков – личность, известная далеко за пределами Курска. Старейший десантник России, именно он автор идеи памятника ветерану около курского Мемориала павших. В апреле Анатолию Павловичу исполнилось 99 лет, а сам он всё чаще вспоминает прошлое и понимает, что для него, сибирского пацана, всё могло закончиться ещё в начале войны. Щербаков родился в глухой омской деревне, недалеко от Иртыша. Электричества в домах не было, а добраться до «цивилизации» можно было только в хорошую погоду. Но о войне здесь узнали быстро. – Война началась, мне было 16, учился в 8 классе. Я был воспитан страной, семьёй, поэтому добавил себе два года и добровольно отправился на фронт, – рассказывает Анатолий Павлович. – Родителям сказал: «Не отпустите – сбегу». Они отпустили. А уже после войны спросил их: «Зачем меня на смерть отпустили?» С точки зрения пацана это был глупейший поступок. Но именно такие пацаны приблизили Победу. Войну 16-летний школьник начал под Смоленском. И первое, что запомнил, – голод. Поставки продовольствия постоянно срывались. Приходилось терпеть. – Вот привозят продукты, дают только сухарь, иногда два. Это на сегодня и завтра. Съешь сразу – будешь голодным. Я этот сухарь в платочек заворачивал и за пазуху – он меня грел. Рассасываешь его, как шоколад. А если есть время, размачиваешь в воде, и кажется, что его становится много, – вспоминает ветеран. А вот страха у молодых бойцов очень долго не было. Он появился с первыми погибшими товарищами. Ещё до своего 17-летия Щербаков получил первое и не последнее ранение. А в 1943 году волею судьбы именно его решили направить в Томск – учиться на офицера. Уже как десантник Анатолий Щербаков освобождал Карелию, затем – Беларусь. Как совершил первый прыжок – не помнит: «Сидел в самолёте, а оказался в воздухе». Всего за свою жизнь дед российских десантников совершит 376 прыжков. В 1945 году русские уже вовсю гнали немцев по Европе. Немцы бежали, мадьяры сдавались в плен. Один из пленных никак не мог понять, откуда пришла эта армия. – Ему объяснили через переводчика, что армия та же, что и раньше была. А он не верит, говорит, что раньше солдаты шли в атаку за Родину и за Сталина, а теперь ещё кричат что-то про мать, – ухмыляется десантник. – Ему быстро объяснили, что есть у нас Родина-мать, и так мы её любим, что все её упоминания в речи во время боя – это от огромной к ней любви. А вообще так скажу, человек, идя в атаку, должен что-то кричать, пусть даже матом. Так легче. При освобождении Веспрема Анатолий Щербаков был в очередной раз ранен, поэтому войну встретил в госпитале Будапешта. Все уже понимали, что победа близко, шли бои за Берлин, и начальник госпиталя, опасаясь, что его подопечные погибнут в последние дни войны, пошёл на преступление: он приказал «долечивать» всех пациентов. Разом их выписали после радостных известий. – Всех раненых расквартировали по брошенным квартирам. Мы втроём жили. И тут ночью – стрельба. А мы без оружия. Послали того, у кого ран меньше, на разведку. Долго его не было, прибегает, глаза огромные, всё, что сказать может: «Случилось!». А у самого губы трясутся. Потом еле вытянули из него, что война закончилась. Радость позже пришла, а тогда просто кольчуга стальная с организма свалилась, – вспоминает ветеран. Потом были поиск своих сослуживцев, дорога домой, восстановление страны и долгая жизнь, но навсегда в память врезались Анатолию Павловичу вид разрушенных российских городов и голодные дети. – Я не помню уже, где это было. Стайка оборванных мальчишек бегала за солдатами, просила поесть. А у меня в вещмешке было три консервы, булка хлеба и пакет сахара. Думаю, поделюсь. Смотрю, дальше от всех стоит мальчишка совсем маленький. Подхожу, а это девчушка, – вздыхает Анатолий Щераков. – Её ребятня била и не подпускала ни к кому. Даю ей банку консервов, а она плачет, мол, всё равно отнимут. Тогда я беру весь вещмешок и говорю: «Веди, где живёшь». Так я ей всё и отдал. И я до сих пор представляю эту девчушку, представляю, какой праздник был у неё дома, когда она принесла эти продукты. Наверное, это был неимоверный праздник. Пехотинец Борзенков: «Страшнее немцев и мадьяр были русские полицаи» В январе этого года с ветераном Иваном Борзенковым случилась беда. Недавно похоронив любимую жену, он сам едва не погиб: хотел долить в лампадку масла, а получился пожар. Его успел спасти внук-тёзка Иван. В огне погибли фотографии, газетные вырезки. Но воспоминания живы. Иван Алексеевич родился в 1927 году под Курском – в деревне Халино. Кроме него в семье было две сестры. Дети играли, бегали, помогали родителям по хозяйству. А потом началась война. – Первыми я увидел мадьяр. Прямо у нас на огородах. Там сливы росли, яблони. Они там коней привязали и пошли по деревне искать, чем поживиться, – вспоминает ветеран. – Корову мы спрятали между стогов сена, ягнёнка за печкой, а овец некуда было прятать, так и оставили в сарае. Вот двух баранов они сразу и увели. А немцы никогда у нас по домам не ходили. Они стояли в конце деревни, у них была своя кухня. До нас им дела не было. Страшнее же всего были свои, русские, которые стали полицаями. В 1943 году немцев прогнали из деревни, а местная детвора принялась помогать советской армии. Мальчики собирали оружие, девочки чистили его. Но больше всего 16-летнего Ивана и других подростков притягивали самолёты. – Рядом с нами базировалась передвижная авиационная ремонтная бригада. Мы пошли туда, и нас взяли в помощники, – улыбается Борзенков. – Вот прилетит подбитый самолёт, ему латочку вырежут, её на заклёпочки надо поставить. Вот это мы дрелями и молоточками делали. Иван помогал лётчикам четыре месяца, а потом пришёл и его черёд Родину защищать. Всем ребятам выдали справки о том, что они помогали ремонтировать самолёты, но дети есть дети, и справки были брошены дома. В итоге рядовой Борзенков стал пехотинцем на Третьем Украинском фронте. – Первый бой? Да что там разберёшь? Всё бахает, всё воет, – вспоминает Иван Алексеевич. – Нам, детям, повезло, что нас перемешали с опытными бойцами. Меня один научил: «Сынок, никогда голову из окопа во время стрельбы не высовывай. Вот сейчас они постреляют, а потом и мы стрелять будем». А приятель мой хороший так и погиб в Японии – высунулся из танка… Боец Борзенков прошёл Беларусь, Литву, Латвию. А потом получил приказ – отправляться на Дальний Восток строить укрепления. – Был наш эшелон и вагон с Рокоссовским. То мы заправимся, то они – так наперегонки и ехали через всю страну. Так Победу и встретили. Как узнали? Так русский человек сильнее радио – всё все узнали сразу, – смеётся ветеран. С Дальнего Востока Иван Борзенков мобилизовался только в 1951 году. А на родине неожиданно нашёл свой путь – электрика. И уже в этом качестве участвовал в строительстве Байконура. А с войны с улыбкой он вспоминает друга своего Тимофея Ивановича из Обояни. Любил он играть на гармошке и петь: – Всё меня уговаривал, а я петь не умею. Они поют, а я рот разеваю. Уже и не помню, что пели. Я все папиросы ему отдавал, ведь сам не курил. Он потом дальше служить остался. А с меня хватило – я домой вернулся. Медсестра Фенина: «Я стояла на коленях и плакала, не хотела к немцам» Лидия Фенина, в девичестве Кириченко, родилась в селе Обуховка, бывшей Курской, а теперь Белгородской области. Вместе с родителями она переехала под Луганск, в село Первомайское, закончила школу. С началом войны девушка точно знала, что будет медиком, но получать образование пришлось на кафедрах, а в госпитале. – В 1942 году я поехала в Луганск поступать в медицинский институт. Приезжаю, а кругом военные, всё закрыто. Бегу на вокзал, а Первомайский уже немцы заняли. Деваться мне некуда, – рассказывает Лидия Митрофановна. Больше всего на свете девушка боялась попасть в руки немцам. Около вокзала она увидела три машины с военными и решила во что бы то ни стало уехать с ними на фронт. – В первой машине пожилые солдаты были, говорят: «Куда тебе с нами, там же война…» Вторые тоже не взяли, а мне страшно. Я перед третьей машиной на колени встала, плачу: «Возьмите меня с собой». А там парни молодые: «А нам как раз в санчасть медсестра нужна». Так я и попала на войну, – вспоминает ветеран. Вчерашняя школьница Лида Кириченко оказалась в медчасти при 434 батальоне аэродромного обслуживания, который базировался в Адлере. В перерывах между операциями и бомбёжками юноши и девушки танцевали под гармонь. Затем одни возвращались в санчасть, другие отправлялись на вылет. Возвращались не все. Видеть вокруг себя смерть молодых лётчиков девушке было сложно. Сейчас она вспоминает: «Оплакивала всех». Но именно с госпиталем связано одно из лучших воспоминаний её жизни. – Я дежурила, когда привезли его, раненного в голову лётчика Алексея Фенина. Это была любовь с первого взгляда, – Лидия Митрофановна целует фотографию военного. – Какой же он красивый, мой Лёшенька… Когда его выписали, он приходил ко мне. Я бинты сворачиваю, а он рядом стоит. Так и встречались. А однажды спросил, видела ли я море. А я не видела, не до этого было. И он повёл меня по большой лестнице – показывать море. Поплескались немного водой. А потом мы разъехались. С Северо-Кавказского фронта девушка попала на Второй Украинский. Помнит, как на прощанье в открытый кузов грузовика, в котором перевозили санчасть, Алексей протянул ей свой шлемофон, чтобы не простудила голову. Этот подарок Лидия пронесла через всю войну. Алексей Фенин встретил Победу в Вене, Лидия Кириченко – в Праге. – Это было ночью. Прибегает посыльный из штаба и сообщает: «Победа! Победа! Победа!» Это нужно было только видеть: у одного солдата была гармошка, он начал играть. И песни, и танцы, и слёзы, и обнимались, и целовались. Такое дело! Незабываемое! – вытирает слёзы Лидия Митрофановна. А после войны влюблённые воссоединились. Они поженились зимой 1946 года в её родной Обуховке и прожили вместе 56 лет, до смерти супруга. Вдова спокойно доживала свой век в Луганске под опекой дочери. Увы, в 2014 году война вновь настигла её. Под бомбёжкой были уничтожены почти все фотографии… Лидия Фенина вместе с дочерью спаслись и нашли приют в Курчатове. Им выделили небольшую квартирку в центре. На сотом году жизни Лидия Митрофановна многое забыла. Но каждый раз, видя фотографию мужа, шепчет: «Лёшенька, какой же ты у меня красивый». Связист Малюк: «По Дону плыли тела» В этом году Марии Александровне Малюк исполнится 102 года. Но в свои годы Галчонок, как прозвали её на фронте, продолжает следить за собой и за общественной жизнью. Кружевное платье, платочек, покрашенные волосы, в руках газета. Она твёрдо уверена: женщина всегда остаётся женщиной: и после векового юбилея, и на войне. – Я из Саратова. После школы отучилась на библиотекаря. Вызывают меня и других девочек в военкомат, говорят: «А не хотите ли поработать на Чёрном море?» Чёрное море? Мы же девчонки! Конечно, хотим. Вот и попала я в связисты, – вспоминает Мария Александровна. До пункта назначения добирались несколько месяцев – застряли под Сталинградом. В Грузии прошла обучение, а потом вместе с другими связистками на подводной лодке была доставлена в Крым. В боях Маня Токарева не участвовала, но про бомбёжки ей и сейчас вспоминать тяжело. Но молоденькие девчонки поддерживали друг друга, вместе плакали, скучая по дому, доверяли друг другу тайны, дружили. Всю жизнь Мария Александровна хранит фотокарточку подруги Вали Токаревой. Трогательные стихи собственного сочинения, написанные красивым почерком в далёком 1944 году «Галчонку». – Меня все так называли, – улыбается ветеран. – Я маленькая была, чёрненькая. А Валюша моя – светленькая. И фамилия у нас одна была – Токаревы. Очень мы дружили. После войны переписывались. А потом потерялись… Подруга Валентина Токарева Из Крыма часть, где служила Маша Токарева, перевели в Измаил. На пути в этот город девушка увидела самую страшную картину за всю войну: – Дон течёт. А по нему плывут распухшие страшные тела… И не поймёшь, чьи они… Зато уже к концу войны, когда реже стали бомбить, молодые связистки даже разбили маленький огородик. Выращивали картошку и морковь и вспоминали дом. В Измаиле девушка и встретила Победу. – Все чувствовали, что уже скоро! Такая радость была, когда кончилась война. Боже! Плясали, пели, танцевали. Как раз Пасха была, и нам жители приносили корзины всякой всячины. Как же все радовались, – вспоминает Мария Александровна. После Победы молодая связистка отказалась от продолжения службы – слишком хотелось домой. В родном Саратове устроилась работать в библиотеку. Как-то посмотреть на новенькую библиотекаршу заглянул красивый военный. Для себя, как выяснилось, он решил: «Если нет мужа, женюсь». Вскоре влюблённые расписались. Сейчас Мария Александровна живёт с внуком, его женой и тремя правнуками в Курске. Бабушка с удовольствием готовит, убирает и стирает по мере своих сил. В сводное время она любит пересматривать фотографии. Это позволяет ей сохранять память. – Хорошую мы жизнь прожили. Интересную. И даже война не смогла её испортить, – улыбается на прощанье Мария Малюк.