Дочь поэта Мусы Джалиля Чулпан Залилова: «Существование «Моабитской тетради» – подвиг людей»
Чулпан Мусеевна, каким вы запомнили своего отца? — Я была маленькой девочкой. Я многое забыла о том, что было потом, в моей юности. Но свое давнее детство, нашу счастливую семейную жизнь я помню. Я была очень привязана к отцу, он был главным человеком в моей жизни, поэтому я, пусть уже сейчас не очень ясно, но очень хорошо помню все события этого периода моей жизни. Его доброту, его необыкновенное обаяние, его любовь ко мне. Это все я пронесла через всю свою долгую жизнь, и это действительно было самым счастливым, наверное, в ней. У многих из нас есть сюжеты из прошлого, которые вновь и вновь повторяются в нашей жизни. Есть ли у вас такие моменты, которые связаны с отцом? — Конечно. Я их очень четко помню. Помню, как он гулял со мной. Он тоже очень любил меня и не хотел со мной расставаться. Водил на работу, сажал меня в большое кожаное кресло на улице Баумана в Союзе писателей, проводил собрания. Потом мы шли и катались на лодке по Казанке. Самое запоминающееся, пожалуй, было последнее свидание с отцом. Это было в Казани. Отец был в дороге после Мензелинска, где он учился на курсах политработников и должен был в Москве получить распределение в Малую Вишеру. Но по дороге он завернул в Казань, чтобы повидаться с нами. Вот это прощание с отцом мне запомнилось. Это самое болезненное, немножко тяжелое, но при этом самое памятное мое воспоминание. Скажите, пожалуйста, каких поэтов и писателей знали и читали в вашем доме? — Отец был необыкновенно образованным человеком. Причем имейте в виду, что он был мальчишкой из дальнего села Оренбургской области. И он действительно всю жизнь с малых лет тянулся к знаниям. Поэтому и после рабфака поступил в МГУ. В общежитии университета отец ночами читал, преодолевая татарский акцент. Он обожал русскую классику, читал ее много. В нашем доме всегда почитали татарских поэтов, философов. Конечно, вы понимаете, я была четырехлетним ребенком, когда отец ушел на фронт, так что сказать вам точно, какие в то время книги читали родители, я не могу. Это потом я уже увидела, как много он знал, как много читал, и, по воспоминаниям его друзей, он знал великолепно и литературу, и музыкальную культуру. Он был необыкновенно музыкальный человек. Скажите, пожалуйста, когда в 1941 году пришла война, вы помните эти дни? — Да, более того, я хорошо помню день начала войны. Это было в воскресенье, я запомнила, потому что мы собирались на дачу к другу отца под Казанью. Отец работал председателем Союза писателей и одновременно в театре. И мы переехали в Казань в сороковом году, а до этого жили в Москве, где я родилась. Этот день был необыкновенно солнечным, мы собирались к папиному другу. Отец вообще-то был с необыкновенным чувством юмора, и в тот день он шутил над тем, какое платье я выбрала. Когда мы пришли на вокзал, то на перроне с моими родителями что-то случилось. В это время по громкоговорителю уже объявили о войне, и они стали совсем другими, они были печальны, и так и поехали молча, с совсем другими лицами, на дачу, и там все были очень озабочены, все были очень грустны, я же ничего не понимала. Контраст, видимо, заставил меня запомнить этот день навсегда. А потом уже, когда они сидели, папа сказал, что кого-то из нас после войны недосчитаются. Скажите, пожалуйста, когда вы узнали о подвиге Мусы Джалиля? — С тех пор как пришла бумажка, что он пропал без вести, положение нашей семьи было очень тяжелым, над именем отца нависло подозрение. У нас пропали все, как говорится, дружеские и недружеские связи. Остался только самый ближний круг. Тень подозрений висела очень долго, поэтому мы только знали о том, что он пропал без вести. Потом, в 1947–1948 году, мы уже знали о лагерных тетрадях, нам уже донеслись эти сведения о том, что найдены его блокноты. Но понадобилось еще много лет. Только в 1953 году, благодаря огромной роли Константина Симонова, который был главным редактором «Литературной газеты», стихи получили огромный резонанс. Прочтя «Моабитскую тетрадь», Симонов был так потрясен, что сразу решил ее опубликовать. Это стало началом славы. На другой день в газете «Правда» появилась статья Маширова «Сильнее смерти». Насколько я знаю, публикация стихов Мусы Джалиля, написанных в плену, – настоящее чудо, потому что тетради, в которых он записывал свои произведения, передавались из рук в руки. Можете ли вы рассказать об этом подробнее? — Их существование – само по себе подвиг людей. Они хранятся в Национальном музее в Казани. Две этих тетрадочки, два блокнотика, один из которых написан арабским шрифтом, другой – латинским стихом. Одну из них передал Андре Тиммерманс, это истинный антифашист, который сидел в одной камере в Моабите с моим отцом. А вторая попала к Габбасу Шарипову, который тоже узник, он потом был переправлен в концлагерь во Францию и там передал ее пленному Терегулову. Тот уже привез тетрадь в Казань, но потом был посажен и кончил свои дни в ГУЛАГе. Андре Тиммерманс, которого потом нашел Константин Симонов и пригласил в Москву, до самой смерти был нашим другом. Мы его всегда благодарили за совершенный подвиг с передачей тетради, он же отвечал, что страшно уважал моего отца, и говорил, что это был человек необыкновенного спокойного мужества. Но возвращение тетрадей на Родину, конечно, небывалый подвиг этих людей. Какое стихотворение отца ваше самое любимое? — У меня нет самого любимого. Я много стихов знаю и люблю из «Моабитской тетради». И «Мои песни», и «Ювелир», и «Сон в тюрьме», в котором он вспоминает, как видел меня во сне в заключении. Я могу перечислять бесконечно. Это великая правда о войне, подлинная любовь к Родине, преданность любимым своим друзьям. Это высшее проявление человеческого духа просто целиком вошло в мое сердце. А чему учат стихи о войне? — Вот этому и учат. Каждый год с семьей мы бываем в Казани и вместе с нашей квартирой-музеем путешествуем по Татарстану. Там, куда мы приезжаем, собираются люди и просят читать стихи. Мои дети, музыканты, играют и татарскую, и русскую музыку. И очень хочется, чтобы это не забывалось. Стихи учат этой преданности, вот этой честности, этой порядочности, этому высокому духу человеческому, как говорится, во всех его нравственных проявлениях, которые нужны молодежи. Чтобы не забывался подвиг и не забывались люди. Фото: РИА Новости / Сергей Пятаков, Ф. Акчурин, Александр Невежин
