как философия ненасилия сочетается со способностью совершать преступления

«Кого убила она? Равного ли им человека? Нет, убила она, в понимании наших «пацифистов», мракобеса и преступника, а в таком случае, по их мнению, зло допустимо. И опять двадцать пять. Опять получается фашизм. То есть существует группа людей, на которых не распространяется призыв «Насилию — нет». Насилие нельзя только с равными».

Попалось фото стрелявшего в Фицо писателя Юрая Цинтулы. Лицо поднято, взгляд устремлён ввысь — туда, где чистота и нет тщеславия, одна радость ненасилия. То, чего на земле среди людей нет. И в глазах Цинтулы — сожаление, скорбь за род человеческий, которому пока не дано этого постичь: насилие — зло. К слову, в Фицо Цинтула стрелял три раза. Но он пацифист, основатель движения «Против насилия». Какая-то нестыковка.

У Цинтулы находятся понимающие. Ведь он выступал против антиевропейской политики словацкого премьера Фицо. То есть в понимании некоторой части общества стрелял против «зла», во имя европейских ценностей. А кто такой Фицо? Человек, пытавшийся вести страну неевропейским курсом. По сути, враг. Вам эта ситуация ничего не напоминает?

А я сразу вспоминаю наших «пацифистов». Приходит на память поэтесса Полозкова, сетовавшая, что не может выпить винца за смерть Прилепина — террорист его не добил, только ранил. В машине погиб водитель. Но кто он? Какой-то ополченец из Донбасса. Максимум можно открыть пивко.

Что же происходит? По крайней мере, ничего нового.

А что происходило в Одессе 2 мая? Кто разливал адский коктейль по бутылкам? Нежные сердцем, светлые лицами мальчики и девочки, которые всего лишь хотели в Европу и убили, да, но из высших побуждений. Совершили омерзительнейшее преступление. Но разве они преступники? Разве могут люди с такими чистыми помыслами ими быть? И кого ж они убили? Группу пророссийских активистов, о которых не стоит и говорить.

Снова спрошу: вам это ничего не напоминает?

А мне напоминает.

То есть существует группа людей, на которых не распространяется призыв «Насилию — нет». Насилие нельзя только с равными.

Но я даже не об этом хотела написать. Недавно я перечитывала воспоминания председателя Петербургского окружного суда Кони о деле Засулич, стрелявшей в градоначальника Трепова, и, должна признаться, меня выбесило отношение общества к этому делу. Общество было расстроенно, болезненно восприимчиво. В высших сферах Засулич почитали безусловной мерзавкой, однако проявляли к ней некоторое любопытство, и дамы света делились друг с другом её фотокарточками. А вот в среднем сословии было много восторженных людей, которые видели в её выстреле протест за поруганное человеческое достоинство.

Одни рукоплескали, другие сочувствовали. А присяжные, судившие Засулич, должны были выйти именно из этого сословия. Сам Кони, напутствуя присяжных, подсказал им оправдательный вердикт. И едва старшина в зале сказал: «Не виновата», как зал взорвался бурными аплодисментами. Но Засулич была виновата: она стреляла в человека. Через лет 40 страна получила кровавую революционную баню, и это, казалось бы, другая история. Да только всё очень похоже — то, что было тогда, и что происходит сейчас.

Нам просто надо привыкнуть к тому, что убийца — это не страшный головорез. Это даже не человек, который транслирует в мир призывы к насилию. Убийцей может стать вегетарианка и пацифистка, называющая себя мило Тыковкой. Тихий спокойный писатель, основатель движения «Против насилия». Ещё Достоевский в «Бесах» сказал: «Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем!»

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.