Забористые байки про жизнь советских полярников

Только кончилась страшная война. СССР продолжает полярные исследования. Страна еще не залечила раны. Но дух нашего народа жив. Даже в неимоверно суровых условиях наши полярники любили посмеяться. А особенно в чести были розыгрыши…

Проделки Кекушева

В политотделе Главсевморпути царил переполох. На стол начальника одна за другой ложились странные радиограммы. Они летели из Игарки и Нарьян-Мара, с Диксона и мыса Челюскин. «Коллектив аэропорта Нарьян-Мар убедительно просит зарезервировать четыре комплекта часов со Шмидтом!» «Летный состав аэропорта Дудинка просит выделить для поощрения передовиков 10 штук часов со Шмидтом». «Полярники мыса Челюскин готовы приобрести 15 штук часов со Шмидтом. Деньги будут высланы немедленно…»

В ГУСМП пришли в ярость. Провели расследование. Оказалось, что радиограммы шли из тех точек, где пролетал самолет Павла Головина, шедший по трассе «Архангельск — мыс Шмидта». В его экипаже был механик Николай Кекушев — известный мастер пошутить, славившийся своими выходками. И Головин, и Кекушев были национальными героями, впервые в мире в мае 1937 года пролетевшими над Северным полюсом на самолете. Кекушев и тогда пошутил: выбросил с самолета бидон с маслом. «Для смазки земной оси!» — объяснил он потом.

И на сей раз Кекушев по кличке Леопардыч остался верен себе. Прилетев в Игарку, Леопардыч отправился в аэродромную столовую, прихватив с собою флягу со спиртом. Ее он называл конспектом. А «первоисточником» — огромный бидон противообледенительной системы, находившийся на борту самолета. В столовой дорогих гостей встречали обедом из копченой рыбки, наваристого борща и жаркого из оленины. Естественно, выпили из «конспекта», завели душевный разговор. И тут Кекушев, обняв за плечи начальника аэропорта, доверительно зашептал ему в ухо:

Начальник аэропорта побожился: мол, буду молчать, как рыба! И Кекушев доверительно поведал ему о том, что на Втором часовом заводе в Москве собираются выпустить сюрприз для полярников: уникальные часы. Корпуса — из дюраля списанных самолетов. На циферблате вместо цифр будут портреты полярных пилотов — национальных героев: Водопьянова, Мазурука, Слепнева, Молокова и других. А вот в центре циферблата — маленькое окошечко. Там каждый час будет выглядывать голова академика и «полярника № 1» Отто Юльевича Шмидта — и сообщать время. Снизу будет работать подсветка циферблата в виде полярного сияния.

Естественно, на следующее утро из Игарки в Москву полетела депеша. А Леопардыч, окрыленный успехом, полетел дальше, на каждом аэродроме рассказывая местным «страшную тайну»… За эту проделку Кекушеву влепили выговор. Но потом вся Арктика долго хохотала, вспоминая про часы с говорящим Шмидтом…

Об этом рассказал участник дрейфа на станции «Северный полюс — 2» Виталий Волович (воздушно-десантник и врач) в замечательной книге воспоминаний «Секретный полюс». Увы, изданной маленьким тиражом в 1998-м. Между тем историй о розыгрышах он поведал достаточно…

Мамонты пойдут своим ходом!

1948 год. Воздушная высокоширотная экспедиция «Север-3». Пурга надолго приковывает самолеты к земле на острове Диксон. Спит и Володя Шамов — второй пилот транспортника Ли-2. И кто-то потряс его за плечо. Это был бортмеханик Вася Мякинкин. Шамов недовольно отмахнулся: блин, ну чего тебе? Я тут сон про Сочи и девочек на пляже смотрел, а ты… Мякинкин с серьезным видом заявляет:

— Дело, понимаешь, срочное. Надо побыстрее спецгруз оформить.

— Что же это за такой важный груз? Опять начальство какую-то хреновину выдумало? — ворчит пилот.

— Сено! — восклицает механик.

— Сено?! Ты, часом, не поддал прилично и закусить не забыл? — съязвил Шамов. — Откуда на Диксоне сено?

— Самое что ни на есть обыкновенное сено. Травка такая, желтая, мягонькая.

— Мы что ж, на полюс коров повезем?

— Не коров, а мамонтов! И не на полюс, а в Москву!

— Мамонтов?! — Шамов даже привстал в спальном мешке от изумления. — Откуда тут, на Диксоне, мамонты?

— Да не на Диксоне — на Чукотке. Самые натуральные, все в шерсти, с клыками, и даже хвостик сохранился. Их там на Чукотке выкопали из вечной мерзлоты, а они взяли и оклемались. Вот и задали начальству задачу. На Чукотке кормить их нечем, а навигация только в июле начинается. Неровен час, помрут: в самолет их ведь не засунешь. Вот и порешили гнать их своих ходом до Архангельска. А чтобы бедняги по дороге не околели с голодухи, приказано сбрасывать им с самолета сено.

— Ну и дела, — пробормотал Шамов, наконец, проснувшись полностью. — А разве мы в одиночку с этим делом управимся?

— Конечно, не управимся! Поэтому такое же задание поручили экипажам Котова и Малькова. Но закавыка в том, что сено в порту заготовлено в двух видах: в тюках и россыпью. Поэтому надо успеть получить брикетированное. Его и грузить легче, и сбрасывать проще. А если достанется рассыпное — с ним хлопот не оберешься. Так что давай поторопись, дуй к начальнику аэропорта. Будет отказываться — не поддавайся. Стой, как панфиловцы у Дубосекова. Посули, что мы в долгу не останемся. Нужен спирт — дадим пару канистр. Нужна нельма — обеспечим.

Шамов, сопя и ругаясь, накинул на плечи меховой реглан, нахлобучил малахай, сунул ноги в унты — и пошел в кабинет начальника аэропорта. Едва он вышел, свидетели разговора, все это время давившиеся от попыток сдержать гомерический хохот, повскакивали с коек и ринулись следом.

В кабинете же разворачивалась такая сцена:

— Привет начальству!

— Здорово, Шамов! С чем пожаловал, небось, опять бензин будешь просить?

— Никак нет.

— А что за срочность такая? Летной погоды еще дня четыре не будет. Успеете сто раз загрузиться.

— Успеть-то успеем, но лучше загодя договориться, чтоб потом горячку не пороть.

— Предусмотрительный ты у нас человек. Ну, выкладывай, что надо.

— Сено! — выпаливает Шамов.

Начальник аэропорта хохочет:

— Вы что, на полюс коров повезете? Или льдину устилать будете, чтобы посадка была помягче?

— И что в этом смешного, — рассердился Шамов, — это ведь не моя блажь, а важное задание. Правительственное, — с расстановкой произнес он. — Сено необходимо, чтобы мамонтов кормить!

Начальник аэродрома едва не упал с кресла, дыхание у него явно перехватило.

— Мамонтов… Откуда на Диксоне мамонты? — наконец смог сказать он.

— Да не на Диксоне, а на Чукотке. Их там археологи или палеонтологи в вечной мерзлоте раскопали, а затем оживили и теперь гонят по тундре своим ходом. А чтобы они от голода не померли, приказано каждые 50 километров сбрасывать им сено. Вот я и пришел, чтобы вы нам тонн десять выписали, но желательно только брикетированное, а не осыпью. Иначе — хана.

— Да откуда у меня брикетированное сено? У меня вообще никакого сена нет. Послушай, Шамов, ты, часом, не захворал? — участливо поинтересовался начальник. — Может, доктору позвонить?

— Правильно меня предупреждали, что здесь, на Диксоне, бюрократ на бюрократе, — взорвался летчик. — Нету сена? Да есть у вас сено! Я точно знаю, только вы его для своих коровок приберегаете, а на летчиков вам наплевать!

И в этот момент дверь в кабинет распахнулась под напором двух десятков человек, что толпились за нею, задыхаясь от сдерживаемого хохота…

Резиновые дамы…

7 ноября 1950 года. Праздничное застолье на дрейфующей станции «Северный полюс — 2». Наелись до отвала: постарался только прибывший врач и повар Виталий Волович.

— Все отлично, — мечтательно вздыхая, произнес гидролог Саша Дмитириев, — одного только не хватает. К нам за стол еще бы…

— Да знаю я, чего тебе не хватает, — с ехидцей ответил механик Комаров.

— Ну и чего же? — осведомился гляциолог Гурий Яковлев.

— Конечно, девиц, — сказал Комаров.

— Ох ты, Санька, и дамский угодник, едрена корень.

— Ну и что в этом особенного? — огрызнулся Саша. — Посмотрел бы я на тебя, скромника, если бы доктор вместо груды медикаментов хотя бы парочку дам привез. Ты бы первый к ним начал приставать…

— Парочку дам? — подхватил Волович, осененный внезапно пришедшей в голову идеей. — А ведь я действительно привез двух дам. Правда, резиновых.

— Резиновых? — насторожился Дмитриев. — Ну и выдумщик ты, доктор. Что это, галоши или сапоги?

— Знаешь, Саша, как говорят: не любо — не слушай, а врать не мешай, — сказал невозмутимым голосом Волович. — Дело в том, что я перед отъездом из Москвы получил двух резиновых женщин. Их изготовил в порядке эксперимента ленинградский завод «Красный треугольник» (тогдашний производитель презервативов). Они их так и назвали: «Резиновая женщина системы спермогон». Она предназначена для мужских коллективов, находящихся в условиях автономного существования. Они и обратились к руководству Главсевморпути с просьбой провести испытания на одной из полярных станций. Поскольку мы и есть такой коллектив, Кузнецов (начальник ГСМП. — Прим. ред.) поручил мне провести испытания.

— Ладно травить! — сказал явно заинтересованный Саша. — А какие они на вид? Что, похожи на настоящих женщин?

Все замерли, поняв, что рыбка схватила наживку. И решили подыграть. Волович же начал распинаться. Мол, сделаны отлично, личики — как у киноактрис, волосы настоящие, все округлости и прелести не забыты.

— Так они же холодные! — недоверчиво спросил гидролог Саша. — Их перед употреблением горячей водой наполнить надо — и никаких проблем…

— Ух ты! — Саша поверил сказанному.

И тут доктору подыграл геофизик Миляев:

— Это не их привезли в МАГОН (Московская авиагруппа особого назначения) перед отлетом в красивых ящиках с большими красными крестами?

— В них самих, — солидно кивнул Волович, изо всех сил сохраняя серьезность.

— Подумаешь, доктор, удивил, — сказал гляциолог Яковлев, у которого за толстыми линзами очков запрыгали чертенята. — Да америкашки давно до этого додумались. Они чуть ли не каждую экспедицию снабжают резиновыми красотками.

— Только дело в том, — сказал Волович, изобразив некоторую растерянность, — что мне передали их для проведения половых испытаний, чтобы наладить массовый выпуск, а я так до сих пор и не решил, кому доверить это ответственное дело. Их ведь всего две штуки, а нас одиннадцать. Может быть, Михал Михалыч, вы решите, как поступить? — обратился врач к начальнику экспедиции, знаменитому М. Сомову.

— Нет уж, доктор, сами решайте эту проблему, — ответил Сомов, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку.

Зато Дмитриев чуть не подскочил:

— Может, ты меня возьмешь в испытатели? Ей-ей, не подведу!

Волович (так же невозмутимо) сообщил горячему гидрологу, что он — человек эмоциональный, а резиновые дамы — изделия опытные. Не дай бог, мол, Саша, порвешь их во время испытаний. А мне, мол, потом все это расхлебывать? Они ведь кучу денег стоят. Да и отчет надо написать подробный, а ты, дескать, человек занятый, не напишешь.

— Напишу, честное слово, напишу. Вот те крест! — разгорячился Саша. — А насчет материальной ответственности — так ты не беспокойся. Если хочешь, расписку хоть сейчас напишу…

Саше услужливо дали карандаш и лист бумаги, и он под диктовку Воловича каллиграфическим почерком вывел:

Саша размашисто подписался. Волович аккуратно сложил бумагу. Стараясь не глядеть на товарищей, буквально пунцовых от сдерживаемого хохота, врач спрятал «документ» в карман.

— Ну что, пошли! — поднялся Саша.

— Куда пошли? — изобразив недоумение, промолвил доктор.

— Ну, куда? За женщиной!

— Да ты с ума сошел. Я же «при буфете».

— Пусть Зямочка в твое отсутствие покомандует. — Нет уж, извини, Саня, придется потерпеть до утра. Завтра сходим на склад, распакуем ящики и испытывай себе на здоровье.

Дмитриев смирился. Но потом, как выяснилось, он еще ночью сбегал на склад и все там переворошил в поисках обещанного.

Смеялись над ним долго. Но он не обиделся. Сказал только: