32 мая — день барона Мюнхгаузена
Каждый год за 31 мая приходит 32 мая, но длится этот день всего 3 секунды. Так считал барон Мюнхгаузен — реальный исторический персонаж и авторский образ нескольких писателей и драматургов. Великий выдумщик, который никогда не врет, подсчитал, что год состоит из 365 дней и 3 секунд. Год за годом, век за веком эти секунды копятся, пока однажды их не набегает на целые сутки. Эти сутки барон Мюнхгаузен предложил считать 32 мая. Революционная идея раздула бурю событий, экранизированных в фильме Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен».
Конечно, никаких трех лишних секунд в году не существует — есть целых 6 лишних часов, которые раз в пятилетку складываются в високосный год. Да и живший три века назад барон Мюнхгаузен к этой выдумке не имеет отношения. Хотя настоящий Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен действительно был изумительным фантазером и превосходным рассказчиком.
Родившийся в 1720 году немец в юности покинул родную Священную Римскую империю (ныне территория Германии) и отправился на военную службу в Россию. В России Мюнхгаузен обзавелся женой и чином, но в целом провел довольно скучную жизнь без ярких событий и карьерных взлетов.
Вернувшись домой, Мюнхгаузен стал популярен у немцев, охочих до историй о жизни в далекой дикой стране. Здесь-то у барона и проявился талант выдумщика. В охотничьем домике, где собирались друзья барона за пуншем и курительными трубками, родились истории о проросшем на голове оленя вишневом дереве, полете на пушечном ядре и разрезанной пополам лошади, не сумевшей напиться.
Вскоре истории Мюнхгаузена начали публиковаться в книгах и альманахах, а другие авторы сделали Мюнхгаузена литературным персонажем своих рассказов.
В России Мюнхгаузен неизменно ассоциируется с Олегом Янковским, превосходно сыгравшим никогда не лгущего барона в фильме «Тот самый Мюнхгаузен», поставленного по пьесе Григория Горина «Самый правдивый». Сегодня, 32 мая, вместе с вами мы вспоминаем острые и точные цитаты из этого произведения.
— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы? — Обязательно! Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать.
— Господин барон вас давно ожидает. Он с утра в кабинете работает, заперся и спрашивает: «Томас», говорит, «не приехал еще господин пастор?» Я говорю: «Нет еще». Он говорит: «Ну и слава богу». Очень вас ждет.
— Но вы же разрешаете разводиться королям? — Ну, королям в особых случаях, в виде исключения, когда это нужно, скажем, для продолжения рода. — Для продолжения рода нужно совсем другое.
— Судя по обилию комплиментов, вы вернулись с плохой новостью.
— Мне сказали — умный человек. — Ну мало ли что про человека болтают.
— Положение было отчаянным. Нужно было выбирать одно из двух: погибнуть или как-то спастись. — Ну и что же вы выбрали? — Угадайте
— Что орешь ночью? — А разве ночь? — Ночь. — И давно? — С вечера.
— Что вы скажете, господин бургомистр, о человеке, который ежедневно отправляется на подвиг, точно на службу? — Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти утра я должен идти в магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть.
— Сначала намечались торжества. Потом аресты. Потом решили совместить.
— Барона кроет. — И что говорит? — Ясно чего: подлец, говорит. Псих ненормальный. Врун несчастный. — И чего хочет? — Ясно чего: чтоб не бросал.
— В свое время Сократ мне сказал: «Женись непременно. Попадется хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом». Не знаю, что лучше.
— Есть пары, созданные для любви, мы же были созданы для развода. Род Мюнхгаузенов всегда мечтал породниться с родом фон Дуттен, поэтому, когда родилась у них девочка, я, в свою очередь, родился не только мальчиком, но и мужем. Якобина с детства не любила меня и, нужно отдать ей должное, сумела вызвать во мне ответные чувства. В церкви на вопрос священника, хотим ли мы стать мужем и женой, мы дружно ответили «нет», и нас тут же обвенчали. После венчания мы уехали с супругой в свадебное путешествие — я в Турцию, она в Швейцарию, и три года жили там в любви и согласии.
— Вот интересно, что будут говорить обо мне на моих похоронах. — Поживем — увидим.
— Говорят, ведь юмор, он полезный. Шутка, мол, жизнь продлевает. — Не всем. Тем, кто смеется, продлевает, а тому, кто острит, укорачивает.
— Ты же меня знаешь: когда меня режут, я терплю, но когда дополняют, становится нестерпимо.