«Позорище Театральной площади»: самые скандальные выходки первого «фрика» СССР

Это сегодня эпатажем сложно удивить. А в 20-е годы прошлого столетия советская интеллигенция кипела от возмущения, читая о новой выходке Владимира Гольцшмидта. Он то устанавливал памятник самому себе, то шокировал прохожих прогулкой по улице в костюме Адама, давал советы, как правильно жить, и с завидной регулярностью «во имя солнечных радостей» разбивал о голову доски.

«При жизни памятник кую»

В середине апреля 1918 года прогуливающиеся по скверу Театральной площади в Москве с удивлением наблюдали, как атлетически сложенный молодой человек симпатичной наружности подкатил к центральной клумбе санки с фрагментами гипсовой фигуры. Затем он разровнял талый снег и поставил в центр клумбы сначала подставку, на нее – гипсовый торс, а сверху – голову.

Любопытным зевакам молодой человек сообщил, что они стали свидетелями установки «временного памятника гениальному футуристу жизни Владимиру Гольцшмидту». Тем, кто впервые услышал это имя, молодой человек пояснил, что Владимир Гольцшмидт – первый русский йог, который призывает всех «к солнечной жизни».

И начал декламировать строки, которые воспевали «гения XX века» (пунктуация автора сохранена):

Свой памятник протест условностям мещанства

Себе гранитный ставлю монумент. <…>

Не жду от общества закладки

При жизни памятник кую.

Среди оторопевшей публики раздались жидкие аплодисменты. Но нашлись в толпе те, кто знал «футуриста жизни». Раздался возмущенный возглас: «Так ты ж и есть Владимир Гольцшмидт!». Толпа начала негодовать. Кто-то выхватил у «гения» лопату и стал неистово бить по скульптуре. Через секунду она разлетелась на осколки. Чем закончился перформанс одного из самых скандальных людей 20-х годов прошлого столетия неизвестно, но репортер «Воскресных новостей» метко окрестил акцию «позорищем на Театральной площади».

Долой стыд!

Достоверных сведений о дате и месте рождения, а также о ранней деятельности Владимира Гольцшмидта нет. Такая загадочность идеально вписывалась в образ «первого русского йога» и «футуриста жизни». Сначала он в компании близкого друга и поэта-футуриста Василия Каменского активно гастролировал по стране с лекциями «Солнечные радости тела». Затем обосновался в Москве, став со временем единоличным владельцем популярного «Кафе поэтов», куда часто захаживали Давид Бурлюк и Владимир Маяковский. Поэт и военный корреспондент Илья Эренбург вспоминал, что хозяин нередко выполнял роль вышибалы – то ли развлечения ради, то ли в целях экономии.

Советский мемуарист Матвей Ройзман рассказывал об еще одной скандальной акции Гольцшмидта. Она, вероятно, стала причиной его высылки из Москвы с правом «минус шесть». «Русский йог» мог после высылки жить в любом месте, кроме шести крупнейших городов страны. А началось всё с того, что летом 1918 года Гольцшмидт в костюме Адама с двумя обнаженными девицами совершал променад по Петровке. Девушки несли полотнище с лозунгом «Долой стыд!».

Вокруг бесстыжей троицы очень быстро собралась толпа. «Футурист жизни» начал вещать о красоте человеческого тела и святотатстве тех, кто скрывает его под одеждами. Одна из старушек не выдержала и стала молотить ближайшую к ней девицу зонтиком. Гольцшмидт его выхватил. Старушка от неожиданности упала. Начала вопить. Подоспевшие милиционеры отвезли проповедника и его спутниц в 50-е отделение милиции в Столешниковом переулке.

«Дикие» выступления

Запрет на проживание в крупных городах не выбил «футуриста жизни» из колеи. Он возобновил гастрольную деятельность по провинции. Его абсолютно не смущало, что выступления обычно вызывали у публики недоумение. Они не имели логического начала и конца, и состояли из набора фокусов, гипнотических экспериментов, проповедей «о здоровом образе жизни», советов по укреплению мужской силы, чтения «диких стихов» и трюков с разбиванием о голову досок. И если трюки и «оздоровительная» часть лекции воспринимались публикой снисходительно, то всё остальное вызывало шквал негодования. Кому же понравится, когда непонятно откуда взявшийся молодой человек учит, как нужно жить.

Одновременно Гольцшмидт писал и издавал собственные книги, выпускал для продажи свои фотокарточки и рекламные проспекты, предлагая всем желающим после выступления «воспользоваться его услугами». К слову, его услугами воспользовалось немало одиноких провинциалок, которые пригласили артиста «на чай», а затем недосчитались сбережений и драгоценностей. Из-за этого в отношении Гольцшмидта было возбуждено несколько уголовных дел, но тюрьмы авантюрист сумел избежать.

Футуризм жизни

Во время выступлений Гольцшмидт популяризировал собственную концепцию «футуризма жизни». В Энциклопедии русского авангарда под редакцией В. Полякова сказано, что учение Гольцшмидта «оставалось маргинальным» и «не нашло последователей». Но подобные оценки не слишком печалили «гения». Он был убежден, что активные телесные проявления жизни – и есть настоящее искусство. В своих воззваниях он призывал «коллег по цеху» творить искусство и красоту в самих себе – в своей внешности, обстановке и даже телодвижениях.

В основу концепции «футуризм жизни» Гольцшмидт положил наиболее популярные идеи начала XX века. В первую очередь, он ссылался на систему датского приверженца здорового образа жизни Й. Мюллера и учение индийских йогов. Возможности «нового человека» Гольцшмидт демонстрировал на себе – ходил в мороз без шапки, разбивал головой доски и блюда, прилюдно освобождал тело «от оков одежды». В искусстве он не признавал бумагу или холст, убеждая окружающих, что его художественные произведения – это каждый прожитый день.

Вестник близкой катастрофы

Мало у кого из современников хватало снисходительности иронично смотреть на выходки «футуриста жизни». Большинство оценивало его поступки и образ жизни крайне негативно. Его называли шарлатаном и аферистом, альфонсом и маргиналом. Владимир Маяковский охарактеризовал его как «спекулянта в искусстве». Сергей Есенин отзывался о поэтических потугах Гольцшмидта не иначе как о «стихобреднях». Алексей Толстой причислял «учителя жизни» к числу «зловещих вестников надвигающейся катастрофы», под которой подразумевалась Октябрьская революция.

Советский поэт и критик Сергей Спасский характеризовал Гольцшмидта как «ловкого авантюриста», который заигрывал с анархистами и не брезговал спекуляцией. Спасский писал, что номер Гольцшмидта в «Люксе» на Тверской «был украшен мехами», среди которых стоял покрытый черным бархатом алтарь. Его афиши напоминали «завывания провинциального чревовещателя». Авторитетный исследователь русского футуризма Владимир Марков характеризовал Гольцшмидта как «второстепенного, но весьма колоритного персонажа будетлянского зоопарка».

Возмутитель общественной морали

Многие современники вспоминали Владимира Гольцшмидта как довольно красивого и хорошо сложенного молодого человека со странностями. Он мог появиться на публике с голыми ногами в женских чулках. Носил яркие рубахи с огромным декольте, которое обнажало его грудь, украшенную тяжеленными медальонами. Посыпал лицо и густые черные кудри золотой или бронзовой пудрой. В его левом ухе красовалась длинная серьга. На руках – звенели браслеты.

Провинциальная пресса окрестила Гольцшмидта главным возмутителем общественной морали, который разрушал устои своими действиями и внешним видом. Но любой хайп играл на руку «футуристу жизни». На него приходили поглазеть из любопытства, не особо вникая в суть выступления. Несмотря на популярность и активную гастрольную деятельность, умер Владимир Гольцшмидт в Ташкенте в 1954 году в безвестности и нищете.