Войти в почту

В Воронеже показали "Материнское сердце" Андрея Могучего

Один из лучших спектаклей БДТ имени Г. Товстоногова последних лет впервые сыграли на выезде в рамках XIII Платоновского фестиваля. Эпичное "Материнское сердце" с технически сложными декорациями и массой реквизита привозили в Воронеж год назад. Но тогда публика его и не увидела: массовые мероприятия в регионе отменили. Платоновский не отступился и в новом июне все-таки устроил воронежцам встречу с постановкой Андрея Могучего.

В Воронеже показали "Материнское сердце" Андрея Могучего
© Российская Газета

Оба показа завершились долгими овациями. Публику впечатлило сочетание мощного психологического реализма, гротеска и сюра, которым то и дело отдает наша повседневная жизнь.

Центральная история - путешествие из глубинки в Москву "земной божьей матери" Авдотьи Громовой. Потеряв четырех сыновей, она едет спасать от заслуженной тюрьмы пятого. То ли сказка, то ли притча искусно составлена из семи рассказов Шукшина. Василий Макарович, конечно, вряд ли додумался бы устроить простой сибирской бабе встречу с вечно живым Махатмой Лениным, который в спектакле, как спящая царевна, качается в хрустальном гробу в окружении тибетских монахов. Но его видение русского человека и русской жизни (выраженное и в литературе, и в кинофильмах) уже, по сути, стало частью народного мифа, нашего представления о самих себе.

Режиссер вместе со сценаристом Светланой Щагиной развили эту линию со свойственными их тандему размахом и любовью к эклектике. Получилась новая версия "Кому на Руси жить хорошо", пестрая, как лоскутное одеяло. А поскольку умом нас не понять, нужно открывать сердце или даже третий глаз, который глядит на публику со сцены в начале спектакля. В черном занавесе - овальное окно, по центру его - Авдотья на мотоцикле, фара горит, как блик в зрачке, а вокруг закручивается дым.

Художник Александр Шишкин использовал точные приметы жизни простого народа в провинции, без которых немыслим шукшинский мир. Ватник и сапоги по колено, заляпанный грязью "Урал" с коляской и полуторка, кровати с панцирной сеткой и вагонные полки с рулонами матрасов… В одних сценах для декорации нужна целая махина, в других достаточно света. Так, жутковатая русская свадьба - с нелюбимой невестой и перепившими гостями - играется на пустом наклонном полу. Разбег, прыжок, плеск воды - у многих зрителей эта деталь развернет в воображении целую судьбу.

Авдотья Громова, блистательно сыгранная народной артисткой РФ Ниной Усатовой, не просто отправляется "в краевые" хлопотать об освобождении своего непутевого Витьки. Она попадает и к прокурору, и в больницу, и на переправу через "русский Стикс", и в плацкартный вагон с солдатиками, вероятно, убитыми "в местах, о которых нельзя говорить", и даже в Мавзолей. Везде, кроме Кремля, она встречает людей, попавших в беду, и приходит им на помощь. Иногда как будто даже против воли втягивается в чужую горестную жизнь: подвозит на "Урале" куда надо, кормит, выслушивает, утешает.

Над сценой идет черно-белая видеопроекция - крупные планы лиц, дрожащие пальцы, налитые слезами глаза. Нина Усатова в образе Авдотьи разворачивается во всю ширь, недаром называет образ концентратом своих прошлых ролей: "Все мое в ней, все! В каждой роли ты отдаешь частицу себя. А тут - и бабушка моя, и мама, и я сама, всю эту боль я испытала в жизни, и она по-прежнему со мной. Через Авдотью я выражаю свое отношение к этому времени".

Другим актерам отведены, по сути, эпизоды - но какие! Александру Ронису - комедийный, с упавшим на дороге беззубым пьянчугой Федором, который бежал за врачом для жены в одних трусах. Валерию Дегтярю, только что введенному на роль паромщика Филиппа, - трагический, с осознанием беспросветной глупости человека, загубившего по молодости свое (и не только свое) счастье. Юлии Дейнеге - фарсовый, с тем самым картавым Махатмой Лениным, который, как и положено высшей власти, в момент зачаровывает простодушную Авдотью пустяковой заботой. При виде Ильича эта "мать всея Руси" будто забывает о невзгодах и с раскрытым ртом слушает эзотерическую ахинею (почерпнутую у Рерихов) о "пути сердца" и о великом предназначении своего Витьки, которому, похоже, век воли не видать.

"Поняла ты меня? Как поняла?" - вопрошает вождь, прежде чем запрыгнуть обратно в саркофаг. "Хватит плохо жить", - выводит резюме Авдотья.

Условно-шукшинский сюжет разыгрывается подробно и по-бытовому (хотя второстепенные герои носят накладные носы и ведут себя нарочито экспрессивно, как в советских мелодрамах). А на контрапункте развивается другая линия, совершенно фантастическая - рядом с "реальными" персонажами прохаживается, невидимый для них, самый настоящий черт. В программке он обозначен как "Чичиков, жулик, представитель потусторонних сил".

У Шукшина фигура Чичикова всплывает в рассказе "Забуксовал". Там герой изумляется тому, что в финале гоголевской поэмы именно этот мошенник несется в экипаже, запряженном Русью-тройкой. В БДТ развили тему, сделав Чичикова попутчиком Авдотьи. Она катит на мотоцикле по просторам беды человеческой, а плут во фраке - изучает просторы русской души.

Персонаж Андрея Феськова из интеллигента (в буквальном смысле вшивого), на языке Фауста ставящего вопросы о том, что есть русский человек, русская женщина и русское сердце, на глазах превращается в обаятельного ерника, скептика и пакостника. С виду он напоминает очень известного режиссера-провокатора, театрально раскланивается, гладит "милый плюш" занавеса и не упускает случая перетянуть на себя внимание. Сбивает пафос в самые пронзительные моменты, читая то Козьму Пруткова, то Гете, то монолог из "Братьев Карамазовых".

"Черт гадит весь спектакль, четыре с лишним часа, обнуляет своим мерзким сарказмом все душевные сцены. Но эта роль была бы для меня бессмысленной, если бы не кусочек из Достоевского: мол, у меня есть мечта - воплотиться в кого-нибудь, да хоть в семипудовую бабу, и пожить простой жизнью, пить чай с баранками…", - признается Андрей Феськов.

В первом акте он еще сохраняет человеческий образ, хотя и выпускает из-под пол крысиный хвост. Но постепенно превращается в осторожного зверька, который только вынюхивает, где "русским духом пахнет", и по мере возрастания Авдотьи в святости оказывается оттеснен на задний план. При Ленине Чичиков уже вздернут за ногу ("за то, что всю страну разорил"), а к финалу и вовсе избит в кровь. Но… На то он и черт, чтобы ускользнуть от расправы.

Как и положено сказке, "Материнское сердце" обнадежит тех, кто алчет надежды. Витька, весь в белом, обретет смысл жизни - отсутствие которого, по версии Могучего, и бросало мужика в разгул. Придавленную горем Авдотью, чья спина в ватнике красноречивее Ленина, подбодрят те, кого она утешила. Взревет мотор, "Урал" вновь полетит над пропастью. На сей раз "земная божья матерь" несется в погоню за Чичиковым, чтобы Русь-тройка его больше не везла. Так и едут они: Авдотья, прозревший от удара в лоб милиционер и… кое-кто еще.