После теракта в Дагестане глава соседней Чеченской Республики Рамзан Кадыров пригрозил семьям террористов кровной местью. Это древний жестокий обычай на Кавказе, когда вендетта объявляется целому роду. Даже в XX и XXI веках в семейных войнах участвовали сотни людей, причем объявить кровную вражду могли виновнику ДТП или другого несчастного случая. Это явление достигло таких масштабов, что власти начали создавать специальные примирительные комиссии. Существует ли сейчас кровная месть на Кавказе — разбиралась «Лента.ру».

Наказание рода

На совещании с руководителями силовых ведомств республики Рамзан Кадыров заявил, что власти Чечни видят «шайтанов», которые «засели в Европе». Так он отреагировал на теракт в Дагестане, где вооруженные автоматическим оружием радикалы напали на храмы и синагоги. Кадыров сказал подчиненным: если есть хоть малейшие подозрения в терроризме, необходимо наказать весь род подозреваемого.

«Этот род должен знать, что они несут полную ответственность», — подчеркнул Кадыров, отметив, что в таком случае будет кровная месть.

Он предложил и способ избежать кровной вражды. По его словам, если отец, проживающий в Чечне, не заботится о своих детях или не справляется с ними, то нужно сообщить об этом властям. В таком случае его род не понесет ответственности.

Кровники России

Кровная месть — обычай, который возник еще до появления первых мировых государств. Он распространился в период родового строя. В те времена кровная месть была универсальным способом защиты. Считалось, что человек, который не отомстил за павшего в междоусобице родственника, опозорил себя и потерял право на наследство.

Несмотря на то что прошли тысячелетия, эта практика до сих пор полностью не исчезла. Древний незаконный обычай существует в разных странах — от Албании и Греции до Йемена и Японии.

Заведующая отделом этнографии Кавказа санкт-петербургского Музея антропологии имени Петра Великого (Кунсткамера) доктор исторических наук Макка Албогачиева много лет исследует обычаи кавказских народов. Несколько ее научных статей посвящены именно проблемам кровной мести на примере Ингушетии. На начало 2011 года, по ее данным, в республике в состоянии кровной вражды находились 73 семьи.

В масштабах целого региона это может показаться небольшим числом, но для малочисленного ингушского народа с его обширными родственными связями — это много. Вражда между 73 семьями распространялась на родственников как по материнской, так и по отцовской линии, а также на родственные линии дедов и бабушек. В результате сотни людей, которые изначально не были знакомы ни с преступником, ни с тем, на кого он напал, оказывались вовлеченными в этот конфликт.

В случае трагедии между близкими родственниками коллективная ответственность снижается. Своему близкому родственнику по мужской линии — отцу, брату, сыну — мстить нельзя.

Вековая вражда

Как указывает историк Макка Албогачиева, во время работы над статьей она знакомилась с документальным свидетельством, датированным XIX веком авторства кавказоведа Николая Грабовского. Он отмечал, что в то время в народные суды поступали дела о кровной мести, где вражда в семьях длилась по 100-150 лет. С каждой стороны были большие потери — до 20 человек.

Кроме отмщения за жизнь близкого (в том числе и за непреднамеренные действия, например дорожную аварию), у разных народов причины для объявления кровной вражды могли отличаться.

Кровную месть могли объявить за нанесение увечий, похищение женщины, изнасилование, прелюбодеяние с замужней, соблазнение незамужней, а также похищение девушки без ее согласия с целью сделать своей женой.

Женщины обычно не участвовали в кровной мести напрямую, но играли важную роль в межродовых конфликтах. Иногда они выступали в роли миротворцев, а иногда — вольно или невольно — разжигали вражду.

Макка Албогачиева рассказывает о случае, который произошел в Ингушетии. Там потерявшая сына мать побуждала своих других сыновей к мести. Несколько раз к ним приходили члены примирительной комиссии, которые хотели поговорить с мужчинами. Однако их никогда не оказывалось дома. Мать каждый раз заверяла, что в следующий раз обязательно организует встречу с сыновьями и разрешит спор.

Позже выяснилось, что она запрещала сыновьям вступать в контакт со старейшинами, боясь их согласия на примирение. Одновременно она разжигала в них обиду, подталкивая к исполнению мести. В результате через 16 лет они расправились с кровником.

Череда взаимных отмщений могла быть продолжена, так как кровник был совершенно невинным человеком. Однако его семья изначально была против кровной мести и простила обидчиков. Конфликт остановил отец юноши.

Месть без правил

Точных инструкций, как объявляется кровная месть и какие правила для нее действуют, не существует, рассказывает «Ленте.ру» старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО, этнограф Ахмет Ярлыкапов.

«Все основано на обычаях, — поясняет ученый. — А они могут различаться в зависимости от этнической или субэтнической группы. У каждого народа есть свои традиции, и в современном мире, где многие традиции забываются, люди могут создавать новые».

Ярлыкапов приводит пример из своей практики — историю про трагичное ДТП. Семья виновника неоднократно пыталась урегулировать все юридические, этические вопросы, в том числе материально компенсировала моральный ущерб. Но другая сторона вновь и вновь посещала «обидчиков» и выдвигала очередные требования, например отдать барана.

«Обычное право — это неписаные законы, которые устанавливаются по мере необходимости, — продолжает Ярлыкапов. — Если нет аксакалов, которые могли бы объяснить обычаи, люди просто договариваются между собой или обращаются к медиаторам».

По его словам, раньше обычаи могли быть четко определены, но сейчас часто все зависит от соглашения между двумя сторонами.

Доктор исторических наук Макка Албогачиева говорит, что до исламизации народов Кавказа адат (обычай) позволял при кровной мести расправиться с любым человеком из рода обидчика, даже если он к конфликту не имел никакого отношения. Причем целью, чтобы отомстить за потерю, выбирали «самого лучшего». Эта норма была распространена во многих регионах Кавказа.

Однако после исламизации ситуация начала меняться, продолжает Албогачиева. Нападение на невинного человека стало порицаться. Согласно шариату, мстить можно только непосредственному виновнику и только тем же средством и тем же способом.

По словам этнографа Ярлыкапова, кровная месть как массовое явление стала сходить на нет после того, как в регионы Кавказа пришла Российская империя. Однако в наше время в некоторых регионах Северного Кавказа связанные с кровной местью обычаи начали возвращаться.

«Это не означает, что сама кровная месть стала практикой, — поясняет ученый. — Скорее люди стали больше заниматься урегулированием после таких убийств, даже непреднамеренных, например после аварий. Раньше в некоторых регионах Северного Кавказа такого не было, но сейчас это стало происходить чаще».

Как замечает Ярлыкапов, возможно, это связано с реисламизацией региона. Парадоксальным образом вместе с исламом возвращаются и некоторые обычаи, которые не являются исламскими, однако связаны с адатом.

Комиссии по примирению

Уже в начале XX века советские власти поняли, что с этим явлением надо бороться. Первые официальные примирительные комиссии, связанные с кровной местью, появились на Северном Кавказе в 1920-х годах. Комиссии работали при окружных или районных исполнительных комитетах, в их состав входили представители партийных органов. К работе привлекали наиболее уважаемых и влиятельных местных жителей.

Для убеждения кровников в необходимости примирения использовался как административный ресурс, так и Уголовный кодекс РСФСР, где с 1960 года действовала статья «Уклонение от примирения». Для жаждущих мести любой ценой было предусмотрено наказание до двух лет лишения свободы.

Кроме регламентированных комиссий, практически во всех селах и городах на Кавказе всегда были так называемые неофициальные медиаторы, которые практически всю жизнь занимались вопросами урегулирования конфликтов. И всякая семья была вольна выбрать переговорщиков, которым доверяла.

Ислам призывает к прощению и отказу от мести, но в некоторых сообществах на Кавказе вера сталкивалась с традиционными представлениями о чести и достоинстве. В таких обществах мирное урегулирование конфликта часто рассматривалось как слабость и позор.

Поэтому работа примирительных комиссий часто была очень кропотливой, ювелирной. Переговоры с семьями могли длиться годами. Иногда примирение происходило по инициативе старейшин рода, которые стремились избежать кровопролития, даже если остальные члены семьи не согласны с этим решением.

«Цена крови» — денежное выражение компенсации, которую семья может получить в качестве возмещения ущерба. В Ингушетии, например, эта сумма составляет один миллион рублей. Такое решение было принято на конференции мусульман по предложению Абдурахмана Мартазанова, на тот момент — кадия (главного шариатского судьи) республики.

Сейчас муфтият в Ингушетии официально закрыт, поэтому рекомендуемая сумма «за кровь» с 2010 года не пересматривалась. Как подчеркивают эксперты, в зависимости от обстоятельств стороны могут договариваться об объеме и форме компенсации.

Последние мстители

В 2011 году глава Чечни Рамзан Кадыров объявил о полном прекращении практики кровной мести в республике и роспуске специальных примирительных комиссий.

И действительно, столкновений на почве вендетты на Кавказе стало значительно меньше.

«Их как таковых больше нет или они встречаются крайне редко, — подтверждает этнограф, кавказовед Ахмет Ярлыкапов. — В большинстве случаев стороны предпочитают договариваться, поскольку обычай кровной мести очень суров. Пострадавшая сторона имеет право убивать мужчин со стороны обидчика. Поэтому урегулирование и договоренности играют важную роль».

Историк Макка Албогачиева рассказала о трагическом случае, произошедшем два месяца назад в Москве. Авария унесла жизнь сына ее подруги. В машине тогда находились четыре человека разных национальностей: водитель был чеченцем, сын подруги — ингуш, а также два пассажира — азербайджанец и узбек. Все они ехали на работу.

Кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН Заид Абдулагатов также говорит, что по крайней мере в Дагестане кровная месть как институт решения проблем уже не работает. Возможно, единичные случаи встречаются, но это скорее исключение, чем правило. «Честно говоря, я почти не помню таких случаев в своем ближайшем окружении. Часто люди обращаются в суды и получают судебное решение», — утверждает он.

По мнению Абдулагатова, в светском государстве XXI века никакой речи о возобновлении обычаев кровной мести быть не может. В противном случае это приведет к отходу от цивилизованных методов разрешения конфликтов, «возврату в 1937 год», когда за поступки одного человека наказывали всю его семью и родственников. А главное, этот процесс может стать стихийным, и государство просто не сможет на него влиять.

«Последний теракт [в Дагестане] вызывает много вопросов, и люди ищут объяснение, — отмечает Заид Абдулагатов. — Некоторые говорят о внешнем влиянии. Я считаю, что внутренние причины являются главными. Они связаны как с религиозным воспитанием, так и с установками государства, которые не соответствуют нашим задачам и целям».

По его мнению, причина помимо прочего в том, что школу лишили воспитательных функций, переложив их на семью.

«Однако, как мы видим на примере Дагестана, семья не всегда может справиться с этой задачей. Активно занимаются воспитанием религиозные структуры: мечетские школы, исламские университеты, — заключает ученый. — А обычная средняя школа не может эффективно заниматься воспитанием, поскольку не имеет четких указаний о том, кого и как воспитывать в соответствии с лучшими традициями народа. В Дагестане есть представители различных религиозных течений, включая ваххабизм, а также атеисты и последователи суфизма. Когда в одном классе собираются дети разных вероисповеданий, перед учителем встает задача провести воспитательную работу. Но как он может это сделать?»

Этнограф Ахмет Ярлыкапов отмечает, что вряд ли на Кавказе существует единое мнение по поводу кровной мести.

«Есть те, кто одобряют, и те, кто считают, что юридическое право должно быть на первом месте, — поясняет он. — Я бы не сказал, что есть однозначное мнение по этому вопросу. Никто не измерял, поэтому может сложиться впечатление, что все одобряют, но реальная картина может быть совсем другой».