«На концертах были и козы, и кролики, и куры». Известный продюсер — о безумном художнике и настоящем рок-н-ролле

Русский рок 1970-1980-х — это легенда о свободе самовыражения. Именно тогда появились музыканты и группы, без которых историю музыки в России не представить. Медиапродюсер и писатель Александр Кушнир, чья лекция об этой эпохе пройдетв Москве 9 июля, рассказал «Мосленте», каким был рок тогда, как появлялись безумные идеи для концертов, кто был самым сумасшедшим художником, зачем надо было выпускать на сцену куриц и почему ничего подобного нет сейчас и многом другом. Ниже — его монолог.

Каким был русский рок во времена жесткого железного занавеса — © Мослента

Про рок русский, а язык английский

В то время и в Москве, и в Питере существовала какая-то хаотичная подборка рок-групп. Причем, в 1970-х практически все они пели на английском. Никому даже в голову не приходило, что рок может быть с русскими текстами.

Были исключения, например, «Машина времени» в Москве. Также выделялись за счет русских текстов пластиночки «Цветов».

Первыми, кто вообще решился петь на русском, был «Санкт-Петербург». Эта группа имела ошеломительный успех. Потом был «Большой железный колокол», позже появились очаровательные «Россияне» и «Пикник», который к нынешнему «Пикнику» практически никакого отношения не имел.

Про настоящий квест

Все концерты проходили, как правило, на загородных танцевальных площадках, на квартирах или в каких-то подвалах. Аппаратура была ужасная, звук — говно.

Попасть на концерт — это был целый квест. Народ, например, в Москве собирался где-нибудь на станции метро «Площадь Ногина» (сегодня это «Китай-город), и все ждали, когда откуда-то появится человек и махнет рукой, куда идти. Потом все шли куда-нибудь на Площадь трех вокзалов, к электричкам, в какой-нибудь ДК, где все происходило.

Про человека, который сам по себе

Сергей Курехин появился в Ленинграде именно в то время, но оно будто бы его особо не затрагивало. Вообще он был необыкновенным крымским мальчиком, который, с одной стороны, уже в 14-15 лет гонял во всяких ансамблях твист и все такое, а с другой, был настоящим уличным бойцом. На улице с ним действительно лучше было не связываться.

Он был сыном военного моряка, вместе с мамой коллекционировал кактусы и читал редкие книги из семейной библиотеки. Он был элитным парнем, продвинутым музыкантом. Еще будучи совсем салагой, уже очень быстро шпарил по клавиатуре.

В Питер он переехал лет в 16-17 и сразу оказался в кафе «Сайгон» на углу Невского и Владимирского проспектов, где тусили диссиденты, поэты, разночинцы и будущие новые художники. Там же были и музыканты из группы «Санкт-Петербург», и молодой Борис Гребенщиков (признан иностранным агентом — прим. «Мосленты»). В общем, там были все.

А семья Курехина, говоря интеллигентно, переехала в жопу мира — сейчас это район метро «Проспект Ветеранов». И вот по утрам он выходил из дома и двигался в сторону «Сайгона» мимо двадцатиметровых портретов Брежнева и членов ЦК КПСС, огромных очередей — от толпы, ждущей автобус, до толпы, выстроившейся за колбасой, и прочего. Но сам он был изолирован от всего этого, потому что уже тогда начал играть в куче групп.

Про эпоху, когда надо было поймать волну

Это было время жесткого железного занавеса. Тогда любую актуальную информацию доставали тремя способами.

Во-первых, пробиваясь через помехи, люди ловили на транзисторах «Голос Америки» (американская международная радиостанция — прим. «Мосленты»). Кто-то еще слушал немецкую волну BBC по вечерам. Например, сам Курехин рассказывал мне, как в десять вечера слушал рок, не пропуская ни одной передачи. Правда, иногда включал радио раньше, а там был джаз. Можно сказать, что эта музыка вошла в его жизнь совершенно случайно. Но Курехин подсел.

В тусовке Гребенщикова люди пытались как-то что-то записывать на старые пыльные магнитофончики, а Сергей просто слушал и абсолютно все запоминал.

Еще Курехин в то время, как бы смешно это ни было, переписывался с коллекционерами кактусов со всех концов страны. Они с мамой, Зинаидой Леонтьевной даже какие-то региональные конкурсы коллекционеров выигрывали.

Третьим пересечением с той эпохой для него стали его друзья и родственники, у кого в то время была возможность ездить в загранкомандировки. Они привозили импортные запечатанные пластинки, которые в нашей стране достать было совершенно невозможно.

Про «жучков»

Помимо записи на магнитофоны по ночам, новую музыку можно было раздобыть у «жучков». Так называли спекулянтов. Например, на Ленинском проспекте в Москве был магазин пластинок, и там у входа постоянно крутились два-три «жучка». За пазухой у них были огромные накладные карманы, где всегда было какое-то количество пластинок.

Люди заходили в подворотни, и им из этих карманов открывалась вся красота мира, лежащего по ту сторону железного занавеса, — Deep Purple, Uriah Heep, Black Sabbath, Led Zeppelin и всё что угодно. Про Beatles и Rolling Stones я даже не говорю.

Про три места силы

В Ленинграде тогда было три места силы — ДК Ленсовета, где играли и джазмены, и рокеры, «Сайгон» и здание «Ленинградского межсоюзного дома самодеятельного творчества», где весной 1981 года образовался Ленинградский рок-клуб. Именно здесь была та самая центровая тусовка с высоким жизненным тонусом. И она была очень модной, потому что там люди постоянно доставали актуальную новую музыку и, например, пересказывали друг другу мифы про Энди Уорхола.

Все варились в одном котле. Как только Комитет безопасности на Литейном ослабил тиски в 1985 году, количество людей на концертах курехинской «Поп-механики» стало превышать все разумные пределы. Он тогда уже во всю творил. И это было полное безумие.

Про гордость москвичей, кур и коз

До того, как стать «Поп-механикой», все это условно называлось Crazy Music Orchestra. Но первые концерты уже с названием, которое в истории и останется, прошли не в Ленинграде, а в Москве. В 1984 году «Поп-механика» впервые вышла на сцену ДК «Москворечье».

Как будет выстроена драматургия и музыкальная структура этого концерта планировалось обсудить в поезде Ленинград-Москва. Но все бухали, так что обсуждение не состоялось.

Витя Сологуб из «Странных игр», а потом и Сергей Летов (саксофонист, импровизатор, брат Егора Летова — прим. «Мосленты») рассказывали, что на первых концертах Курехин просто брал какой-то гитарный рифф или фортепьянную мелодию, и вокруг нее начиналась импровизация. Все решалось прямо на ходу. Это было минное поле, где правила минирования менялись каждые десять минут.

А уже потом, в Ленинграде во время курехинских концертов на сцене стали появляться художники, которые прямо под музыку оформляли задник, актеры, с которыми постоянно происходило что-то странное, а еще — животные. На концертах были и козы, и кролики, и куры, и много еще что.

Вся эта история с животными вызывала протест у музыкантов «Аквариума», с которыми тогда Курехин дружил. Сева Гаккель, виолончелист, даже угрожал судом, если хоть одно перышко упадет с несчастной курицы.

Про неожиданного британского гостя

Но все это вообще, конечно, происходило по правилу — чем больше хаоса, тем лучше. Мне повезло делать глубокое и развернутое интервью с Курехиным, и он прямо захлебывался от смеха, рассказывая одну историю.

Однажды к нему прорвались знакомые и рассказали, что по Питеру ходит какой-то западный музыкант. Потом выяснилось, что он не просто западный, а прямо английский и не кто-нибудь, а басист мегапопулярной тогда группы Ultravox. Они тогда рвали все хит-парады. А он приехал в Ленинград как обыкновенный турист.

Его нашли, нарядили в какую-то зимнюю шапку-ушанку и привели в рок-клуб со всеми знакомиться.

Группа Ultravox, Париж, 1982 год

Буквально на следующий день был концерт. Невероятная веселуха! Там был Саша Титов, находящийся тогда в зените славы. Ну, а как? «Аквариум» — с одной стороны, «Кино» — с другой. Это был наиболее модный и прогрессивно мыслящий басист Петербурга. И вот к нему подводят какого-то парня в ушанке и говорят: «Знакомься, Саня! Это Крис Кросс!» У Саши челюсть вывалилась и на пол упала.

А Сергей Курехин в тот раз специально построил сценографию и драматургию таким образом, чтобы в один момент два басиста устроили, говоря современным языком, батл. Можно представить, какой это был момент для того времени — бас-гитарист группы, возглавлявшей британский национальный хит-парад, играет с нашим Титовым на сцене забитого КГБэшниками Рубинштейна, 13. Фантастика!

Про первый российский синтезатор

Был еще один важный момент. Джоанна (Джоанна Стингрей, американка, долгое время жившая в Петербурге и помогавшая советским рокерам — прим. «Мосленты») притащила контрабандой чуть ли не из Финляндии синтезатор. Сергей Курехин мне хвастался, что таких на всю страну было два. Один — у него, другой — у Эдуарда Артемьева в Москве.

Когда Курехин понял, что с помощью этого инструмента он может записывать любые звуки, будь то оркестр или народный хор, он осознал, что способен на все. Это был год 1985-й.

А потом два безумных курехинских друга Ваня Сотников и Тимур Новиков где-то раздобыли антикварный столик и привесили к нему на медных проволоках совершенно убитые утюги. Всю эту конструкцию они назвали «утюгоном». И потом Курехин взахлеб рассказывал по телевизору, что это первый советский синтезатор. Он выходил с ним на сцену. Это была гениальная мифология. И все верили!

Про запрещенку на сцене

Наверное, с 1984 по 1989 года вся эта рок-история была территорией свободы и хаоса, в котором было возможно все. Так, собственно, стал возможен и сам Курехин с его «Поп-механикой». Причем это было название даже не группы, а концертной программы.

И иногда было страшно, без дураков страшно. В 1984 году на сцене оказался загримированный Гребенщиков (признан в России иноагентом — прим. «Мосленты»). Тогда он был персоной нон-грата. И вот они лабали какой-то безумный фри-джаз с джазменами из Архангельска, с Сашей Липнинцким (он тогда уже играл в «Звуках Му»), с музыкантами «Аквариума». И там еще на сцене стоял дозвездный Цой, который только записал «Начальника Камчатки».

И вот, в какой-то момент никем еще не узнанный музыкант в гриме, с бородой, в темных очках и берете начинает все это с себя сдирать. Это кульминация концерта. И все видят, как посередь сцены оказывается запретный Гребенщиков.

Это 1984 год. Это не просто провокация для того времени. Это подвиг.

Про настоящие концерты

В то время не было лидеров мнений, к которым мы привыкли сегодня. Я не хочу казаться старпером, который говорит, что и солнце раньше было ярче, и трава зеленее. Но тогда музыканты каждый концерт играли, как последний в жизни.

Например, я мог пойти в 1988-1989 году в какой-нибудь ДК мелиораторов, а там Свинья (Андрей Панов, панк, лидер группы «Автоматические удовлетворители» — прим. «Мосленты») играл концерт памяти Махно. И вот я шел и понимал сразу: будут винтить. Без вариантов.

На середине концерта выходил человек в погонах на сцену, музыка обрывалась, и в этот момент у Свиньи будто бы случайно падали штаны. И там — без трусов.

Вообще считалось, что концерт, который прошел целиком и без эксцессов, — это не рок, а говно какое-то.

Про сакральный символ

В Москве сегодняшние подростки тридцатилетнего возраста практически не знают Курехина и всего того, что происходило тогда. Это моя боль. Объяснений можно придумать множество, но ни одно из них не будет по-настоящему рациональным.

Когда «Поп-механика» стала таким высокохудожественным проектом, она не сыграла ни одного концерта в Москве. Каждый раз что-то срывалось. Это было очень сложно технически. Например, как тех же зверей из Питера тащить? А как собрать и привезти в столицу всех безумных друзей, которые в этом участвовали?

Но в Ленинграде, а потом в Петербурге Курехин был сакральным символом и по щелчку пальцев открывал любые двери. Там сохраняются заложенные им традиции. Например, регулярно проходит фестиваль памяти Курехина.

Но молодые люди при этом могут купить билет на такой фестиваль, а потом спросить у бабушек-билетерш: «А сам Курехин будет сегодня выступать?» И это, к сожалению, не шутка.