Секретная тюрьма в Кремле: кого в ней держали
Московский Кремль строился как государева резиденция и одновременно как центральная крепость русской столицы. Как и во многих других средневековых замках, в Кремле имелась собственная внутренняя тюрьма для важных государственных преступников. Правда, в различные периоды истории кремлёвские застенки выглядели по-разному.
Государева неволя
Первые места лишения свободы появились в Кремле ещё в великокняжескую эпоху. По данным исследователя Юрия Супруненко, одно время тюрьмой служила Беклемишевская (Москворецкая) башня, построенная архитектором Марком Фрязином (Руффо) в 1488 году. Башня получила название в честь боярина Ивана Берсень-Беклемишева, который своим «высокоумием» не угодил великому князю Василию III. Беклемишев содержался в башне, ближайшей к его собственному внутрикремлёвскому двору. Казнили боярина в 1525 году. После его смерти тоннели под башней продолжали использоваться для заточения преступников, здесь же их пытали. В 1537 году правительница Елена Глинская заключила в Беклемишевскую башню жену мятежного князя Андрея Старицкого, её сына Владимира, а также группу приближенных к Старицкому бояр.
Ещё одна тюрьма в XVI веке находилась в тайнике Благовещенской башни. По версии историка Ивана Забелина, при Иване Грозном в качестве камер использовались и палаты под Троицкой башней – очень маленькие помещения, где человек мог находиться, лишь скрючившись в неудобной позе.
В XVII веке тюрьма переместилась в Константино-Еленинскую башню, наследие итальянского зодчего XV века Петра Фрязина (Пьетро Антонио Солари). В народе её прозвали попросту «пытошной». В башне размещался Разбойный (Сыскной) приказ. В её «каменные мешки» сажали не только убийц и грабителей, но и торговцев, незаконно продававших вино и табак. Поговаривали, что в толстостенных подвальных казематах за один день можно было сойти с ума.
«В Константино-Еленинской башне, по стене Московского Кремля к ней идущей, существует крытый коридор с узенькими окошечками, где содержались приговоренные к пытке с заклепанными устами, которые расклепывались для ответа и принятия скудной пищи, и прикованные к стене, в которой были железные пробои и кольца», – описывается это место в книге Михаила Пыляева «Старая Москва».
Камерами заточения могли служить и другие подвальные помещения Кремля. Отметим, что в слишком большой внутренней тюрьме надобности не было, так как крупный тюремный двор находился в непосредственной близости от стен Кремля – в Китай-городе. В так называемых Холопьей, Разбойной, Опальной и других «избах» находилось до тысячи заключённых.
Тюрьма в Красном Кремле
Древнерусскую практику содержания узников в Кремле возобновили большевики, которые перенесли столицу в Москву весной 1918 года. Об этом рассказывается в книге писателя Николая Коняева «Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября». Ссылаясь на «заслуживающие доверия свидетельства», автор утверждает, что тюрьма для особо опасных преступников размещалась в одном из Кавалерских корпусов Кремля. Эти корпуса были возведены в начале XIX века.
Сюда сажали лиц, «опасных» не для общества, а в первую очередь для «диктатуры пролетариата». Большевики предпочитали держать арестованных политических противников «на расстоянии вытянутой руки». Здесь же, в Кавалерских корпусах, размещались резиденции Ленина и других руководителей советского государства.
После покушения на Ленина в кремлёвскую тюрьму доставили эсерку Фанни Каплан. Тут же, во дворе, ее и казнили. После выстрела в затылок Фанни кремлёвский комендант Павел Мальков сжёг труп Каплан в железной бочке, а её прах закопали в неизвестном месте. В одно время с Каплан, по словам Николая Коняева, в тюрьме содержались английский разведчик Роберт Гамильтон Брюс Локкарт и генерал Алексей Брусилов.
Ещё одна известная узница – вождь левых эсеров Мария Спиридонова. Её письма из кремлёвской тюрьмы в 1992 году были изданы в книге «Кремль за решёткой (Подпольная Россия)». Место своего заточения Спиридонова описывала как «узенький закуток при караульном помещении». От караульной казармы на 100-150 красноармейцев её отделяла всего одна комната. Революционерка жаловалась на грязь, шум, свист и нечаянную стрельбу.
«Мой закуток делится досчатой, не доходящей до потолка щелистой перегородкой на 2 каморочки, очень узкие (шага два с половиной – три), – писала Спиридонова. – В моей – окно, в соседней – темно. Гулкий каменный свод, каменные, чуть не трёхсотлетние стены и каменный сырой пол».
В камере, по словам узницы, царила «студь», влажные углы стен ей приходилось вытирать тряпкой. Стерегли Спиридонову двое красноармейцев с винтовками. Кроме часовых, сквозь окошечко или щели на неё глядели разные «добавочные посетители», что доставляло женщине огромный дискомфорт. Она писала, что не может нормально мыться, читать, есть и даже думать, будучи «объектом глядения».
Часовые оправдывались тем, что им «приказано глазеть» на узницу. Часовой водил Спиридонову и в уборную. Ни свидания, ни прогулки ей не полагались. Вдобавок, заточённая эсерка плохо переносила угар от печи и дым махорки, которую курили солдаты.
В тюрьму Спиридонова попала 14 февраля 1919 года и сразу же почувствовала недомогание от холода и сырости. Узница «крепилась» почти месяц, но 4-5 марта у неё началось обильное кровохарканье. Спиридонову перевели в кремлёвскую больницу, а после выздоровления посадили уже в другую камеру. В апреле оппозиционерка сбежала из Кремля с помощью одного из охранников, чем повергла в изумление ВЧК.
Увидеть помещения бывшей тюрьмы в Кавалерских корпусах сейчас, по-видимому, невозможно, так как два из трёх корпусов, а также казармы были снесены в конце 1950-х годов при постройке Дворца съездов (ныне Государственный Кремлёвский дворец).