Долгие годы любимым "внутренним паролем" Кенжеева было латинское amo ergo sum
2 августа исполнилось бы 74 года поэту Бахыту Кенжееву. Эта дата почти совпала с 40 днями с его ухода. Все это время рядом со мной книга Бахыта, подаренная им четверть века назад. А составил ее наш общий с Бахытом друг - Павел Крючков. В эти дни мы не раз говорили с Павлом по телефону о Кенжееве. Я-то видел Бахыта всего лишь раз, а Павел дружил с ним почти целую жизнь. И вот Павел так рассказывал мне о Бахыте, что в какой-то момент я остановил его - мне стало горько от того, что такой рассказ через секунду растворится в воздухе без следа. "Лучше напиши мне обо всем этом письмо", - попросил я.
"Дорогой друг, пишу тебе по невыносимо печальному поводу. В конце июня этого лета от нас ушел чудесный русский поэт Бахыт Кенжеев. Для меня - в частной, так сказать, жизни - он, конечно же, Бахытик, Кенжей, Бхыт. Наши семьи несколько лет подряд делили в подмосковном Переделкине кров, снимая в складчину старый дом. На втором этаже обитали со своей мамой его милые дочки, мои крестницы Ксюша и Саша, а внизу - мы с женой и наш маленький сын. Дети росли вместе. Вечерами мы нередко сиживали с ним на завалинке, захватив с собою "хлебного вина", две стопки и тарелку сыра, а утром - дремали в электричке, летящей в Москву.
Мне довелось, представь, составлять к двум кенжеевским юбилеям сборники его избранного, соорудить видеофильм о нем и записать пластинку с его авторским чтением.
В одно из печальных стихотворений Бахыта я даже попал как персонаж, под своим именем и фамилией...
А еще на протяжении почти четверти века, работая в "Новом мире", я готовил его публикации, сооружая из музыкальнейших стихов Кенжеева композиции и придумывая названия подборкам. Он относился к этому благосклонно.
...Когда в 2000-м вышло избранное "Из семи книг", послесловие к которому написал Сергей Аверинцев, - художественный критик Алеша Мокроусов написал, что после этой книги всем должно быть понятно: Кенжеев - классический поэт. Я задрал нос и долго носился со своей "сопричастностью", если бы Бахыт однажды не обронил, хмыкая: "...Слишком уж хорошо это все собрано". Что имелось в виду за этим "слишком", я понял позже: любой намек на то или иное "забронзовение" был для него мучением, несмотря на неизбежное и в его случае весьма трогательное тщеславие.
Текучесть живой жизни с ее озарениями и провалами была дорога Кенжееву, как свобода. Эта жизнь отражалась и преображалась в стихах, которые шли к нему постоянно, иногда по несколько произведений в неделю. Поэтические перерывы его тяготили, и тогда он отвлекался на статьи или прозу. Случалось, что передавал слово придуманному им диковатому персонажу - Ремонту Приборову, который уморительно откликался на что угодно. Этот родственник капитана Лебядкина играл, кажется, роль отдушины.
Долгие годы любимым "внутренним паролем" Бахыта было латинское amo ergo sum: "люблю - значит существую". Его последнее избранное (2019) я так и назвал.
В литературном мире Бахытика обожали. Обаятельный, компанейский, застольный и уличный разом. И вместе с тем - невероятно щедрый и кроткий. Помню, как однажды его попытались вовлечь в публичный разговор о неблаговидном поведении одного общего знакомого. "Мне нечего сказать, - серьезно произнес Кенжеев. - Считайте, что я заплакал о нем".
Наши семьи делили кров, снимая в складчину старый дом
Писать тебе обо всем этом - немножко неловко. Может, потому что это - вроде как частное... Но и честное. Утешаюсь тем, что я всегда понимал, с поэтом какого масштаба и таланта мне довелось соприкоснуться. Поверь, я всегда отделял одно от другого.
Знаю, что острое чувство потери переживают тысячи читателей. Его уход сильно всколыхнул наш литературный окоем. И еще - очень важное. Бахыт - в крещении раб Божий Борис - честно отслужил своему дару, за который не уставал благодарить...
Шлю тебе стихи из его первой книги, выпущенной в 1984 году за океаном, и одно - из последней, изданной в России шесть лет тому назад.
Твой Павел Крючков"
Избранное
На берегу реки в четыречаса утра - приди, присядь.Кусты прозрачныезастыли,непроницаемая гладь.Еще деревья смотрят косо,весну в бессоннице виня,и пахнет сумракомбелёсымвода в ладонях у меня...
1972
* * *
одни друзья умираютдругие дети родятсяна смену волне и яблокуприходят грустные сныи даже я постепенностановлюсь для кого-тотеньютающей в синем прошломбудто облако в жаркий день
1978
* * *
повторяется старый взлётповторяется жар и лёдперехлестнуто горло тугопереулочки, куполапоказалось, что жизнь ушлаа она - по второму кругуа она - в другие зрачкина тепло любимой рукина скамейкупод мокрым клёноми пускай себе плачет сади бульвары душой кривятхорошо под дождемвлюблённымдаже в сердце та же иглатолько музыка умерла
1978
* * *
Тлеет время золотое(скоро-скоро догорит).Ты ведь этого достоин! -щит рекламный говорит.
Петь и хныкать,но без страха.Обнищать. Из липких сотвыесть мёд. А горсткупрахав чистом поле разнесётветер пушкинскиймогучий,богатырское дитя.Он гоняется за тучей,подвывая и свистя,и прощения не просит -только с лёгкою тоскойв море синее уноситпёстрый мусор городской.
18 сентября 2016
